Евангелие от Луки, Глава 23, стих 18. Толкования стиха

Пилат, видя упорство первосвященников, предлагает по крайней мере даровать Иисусу свободу, как обыкновенно дается она в пасху какому-нибудь злодею. Таким образом могло и определение Синедриона остаться в своей силе, и обвиненный – остаться в живых. А чтобы сколько-нибудь удовлетворить их ненависти к Иисусу, Пилат положил бичевать Его. Но народ кричал по наставлению первосвященников: отпусти не Иисуса, а Варавву.

Когда Пилат недоумевал, как ему поступить в этом случае, присылает к нему жена (Прокла во святых у греков, 27 октября, но с этим именем нет у нас). Она только сейчас видела сон, по которому принимает сильное участие в Праведнике. Просит, не именуя Праведника, чтобы Он не был осужден, что видно за Пилатом водилось (Мф. 27:19).

Пилат еще сильнее стал расположен дать свободу Иисусу. Мысль – осудить на смерть какого-нибудь Бога могла тревожить и язычника.

Но сильнее стали наступать и первосвященники. Они начали прямо обвинять Иисуса в возмущениях. Он развращает народ, говорили они, запрещает Кесарю дань давать. Т. е. они начали выводить следствия из первого своего обвинения (Лк. 23:2). Настаивая на это обвинение, они упомянули, что Иисус пришел с таким учением из Галилеи.

+++Горский А. В. прот. История Евангельская и Церкви Апостольской. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 223-224++

Но Пилат все-таки надеялся устроить дело так, чтобы обе стороны остались им довольны. Собравшаяся толпа народа напомнила ему про установившийся обычай освобождать перед пасхой от присужденного наказания одного из содержащихся под стражей и отпускать его на свободу; и хотя он знал, что народ намерен просить его отпустить Варавву, осужденного за возмущение в городе и убийство, однако думал, что если предложит отпустить вместо Вараввы Иисуса Христа, то народ воспользуется таким удобным случаем для освобождения своего Галилейского Пророка. Поэтому он обратился к народу с вопросом: кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом? .

Между тем, пока Пилат был занят разговором со служителем, передававшим ему просьбу жены, первосвященники и прочие члены синедриона не дремали: они вмешались в толпу народа и стали возбуждать его против Иисуса; тут-то они дали волю своим злым языкам; на клеветы и клятвы не поскупились и, конечно, по-прежнему уверяли народ, что Иисус безбожник, грешник, заодно с диаволом, именем которого и творил чудеса. Толпа состояла преимущественно из иерусалимлян, преданных фарисеям и не любивших галилеян. Поэтому в такой толпе успех проискам синедриона почти был обеспечен. И возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить. Из этих слов Евангелиста (а Иисуса погубить) видно, что первосвященники со своими сподвижниками подстрекали народ не только просить об освобождении Вараввы, но еще требовать смерти Иисуса. Возбудив таким образом народ против Иисуса, приобретя себе в этой толпе сильного союзника, первосвященники и прочие члены синедриона с торжествующими лицами вновь подошли к Лифостротону.

Тогда Пилат вторично спросил толпу: кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам? — в один голос толпа закричала: Варавву

Теперь Лука следует рассказу Евангелия от Марка (Мк. 15:6- 15). Видимо, в те годы римская администрация в Иудее ради праздника объявляла амнистию. Это было уступкой иудейскому обычаю в праздничный день отпускать какого-нибудь арестанта. Поэтому о Пилате Евангелие от Марка сообщает: «На всякий же праздник отпускал он им одного узника, о котором просили» (Мк. 15:6). Итак, Пилат сказал народу: «ничего не найдено в Нем достойного смерти; итак, наказав Его, отпущу». Но толпа требовала смерти Иисуса и стала кричать (буквально): «Долой этого! а отпусти нам Варавву!». 

Весь народ стал кричать (возопиша вси народи) и пр. Народ кричал, потому что был возбужден к тому хитростию, настойчивостию и наглостью своих начальников. Народ кричал: распни, распни Его (ст. 21)! Один из толкователей Евангелия (Зигабен) замечает при этом: «не кричат: да будет убит, но да будет распят, дабы и самый род смерти показывал в Нем злодея.» У еванг. Матфея, также и у Марка, прямо сказано, что первосвященники и старейшины возбудили народ просить Варавву, а Иисуса погубить (Мф. 27:20). Но – является вопрос: как же мог послушаться народ врагов Христовых, когда он так любил и почитал Иисуса, и еще так недавно самым торжественным образом встречал Его, шествовавшего в Иерусалим? По ошибочному понятию евреев, Христос должен был сделаться их царем и возвеличить и обогатить их самих. Когда же они увидели, что Господь не сделал этого, да еще, кроме того, Сам подпал суду, то начальникам легко было возбудить народ против Него. По всей вероятности, враги Господа выставляли Варавву, как ревнителя их отечественной свободы и чести, а Его, как такого человека, который только возбудил такие ожидания, но не мог дать их, и Сам теперь на суде, как преступник. (Богосл.) В предпочтении Господу И. Христу Вараввы иудеями св. отцы и учители церкви видели некоторое предзнаменование того, что и пред кончиною мира неверные иудеи вместо Христа изберут антихриста. (Амвр. Мед. и др.)

+++Кузнецова В. Н. Евангелие от Луки. Комментарий. М.: 2004. С. 513-514++

Предложение Пилата угрожало разстроить весь замысл иудейских вождей, и если вовремя не оказать ему противодействия, то могло склонить на свою сторону быстро изменяющийся в своем настроении народ. Поэтому Каиафа с своей партией немедленно позаботились о том, чтобы отвратить этот удар, и стали уговаривать народ просить освобождения Вараввы, а но галилейскаго Учителя. Ведь Варавва—доказывали они—несет свое наказание за то, что он, как патриот, возставал против нечестиваго ига римлян, тяготеющаго таким ужасным бременем на иудеях, следовательно стоял за народ, а если и совершил какое-нибудь убийство, то все это с избытком покрывается его патриотическими подвигами. Как зилот, он вместе с тем ревновал о храме и законе, а этот Галилеянин ниспровергал закон, нарушал священные обряды и обычаи, поносил ревностнейших хранителей отеческих преданий—фарисеев и книжников, одним словом, подрывал веру отцов и вполне достоин примерного наказания. Подготовив таким образом почву, старейшины выкрикнули имя Вараввы и стали повторять эти крики с такой силою и настойчивостью, что они подхвачены были и окружающей толпой, которая также начала требовать, чтобы ей отпустили не Христа, а Варавву. Голос народа, когда он служит непосредственным выражением его внутренней совести, бывает какбы голосом Самого Бога (vox populi vox Dei). Но тот же самый голос народа, когда он выходит из ложнаго увлечения, происходящаго от буйства страстей, становится какбы голосом самого сатаны, который именно и пользуется часто для достижения самых тем- пых своих целей тем, что делает своим орудием этот именно народный голос, выступающий часто под почтенной личиной так-называемаго общественного мнения. Так было и в этом случае, и Пилат, прислушиваясь к этому разъяренному гулу голосов, сразу мог убедиться, что задуманный им план не удался. Волна народных криков, поддерживаемых обыкновенно на востоке самыми отчаянными жестами и телодвижениями, маханием рук и топотом ног, поднималась все выше и выше, и дело угрожало дойти до народнаго мятежа! Пилат уже знаком был с подобными сценами. Когда несколько лет тому назад он вздумал было внести в Иерусалим римския знамена с их языческими символами и значками, то отправленная к нему по этому поводу в Кесарию депутация поддерживаемая народной толпой, подняла такие мятежные крики, которых нельзя было прекратить даже угрозой смерти, и прокуратор должен был уступить Jos. Antiq. 18:3, 1 . Такой же оборот дело угрожало принять и теперь. Пилат начал колебаться, и свойственное ему, как римлянину, чувство законности в отношении к невинности и собственнаго достоинства в защите раз произнесеннаго приговора начало уступать место желанию как-нибудь поскорее покончить с этим столь неприятным делом,—и, конечно, интерес собственнаго положения стоял у него на первом плане. Лучше уступить этим презренным иудеям, которых не даром знаменитейший римский философ Сенека назвал «самым злодейским и проклятым народом» “Sceleratissima gens”. Прив. у бл. Августина в De Civ. Dei, 6:11 . Но в то же время он не мог не знать знаменитаго положения законов Двенадцати таблиц, которое гласило: «не должно слушать пустых криков народа, когда они требуют оправдания ли виновнаго, или осуждения невиннаго» Lex 12, De poenis, прив. у Маккавейского, стр. 169. . Положение прокуратора было по-истине тяжелое. А тут случилось еще одно обстоятельство, которое еще более повергло его в недоумение. Когда он, дав выясниться народному голосу, быть может хотел уже опять сесть на свое курульное кресло, чтобы произнесть окончательный приговор согласно требованием сборища, из глубины дворца явился слуга с поручением от его жены Клавдии Прокуды. По римским законам, собственно женам не полагалось сопровождать своих мужей при назначении их на службу в провинции; но это суровое постановление времен республики было отменено при Августе, и хотя находило еще горячих защитников, в роде Цецины Севера, который говорил, что «этот пол, если дать ему волю, жесток и любит интригу, жаден до власти» Тац. Лет. 3:33 » но время взяло свое, и сенат согласился с мнением Валерия Мессалина, который красноречиво доказывал, что не хорошо из-за одного или двух слабоумных мужей у других отнимать подруг в счастии и несчастий” Там же, 3:34 , И это последнее заявление вполне оправдалось, повидимому, на прокураторе Иудеи, жена котораго, очевидно, не относилась равнодушно к делам своего мужа, а старалась помогать ему в случае каких-либо особенно важных затруднений. По преданию, она была прозелиткой иудейства, и как благочестивая римлянка, свободная от мелочной фарисейской обрядности и казуистики, была вполне доступна высшим религиозным влияниям п потому, как можно предполагать, с большим интересом следила за учением и делами галилейскаго Пророка, и теперь, узнав об угрожавшей Ему печальной участи, глубоко скорбела о Нем и даже видела страшный сон, причинивший ей много страданий. Она велела сказать своему мужу: «не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него» Мф. 27:19. О Прокуле см. в Еван. Никодима, гл. 2; у Маккавейскаго, стр. 146. .

Положение правителя-судьи таким образом все более усложнялось. Конечно, сны бывают и обманчивы, но иногда их прямо «внушает Аполлон», и не было ни одного такого римлянина, даже среди философски образованных классов, который, скептически относясь ко всему, даже к самой истице, не прислушивался бы с суеверным страхом к тому, что говорят сны. И Пилат терялся, не зная, как ему быть. Но нужно во всяком случае поддержать римское достоинство. Уступить крикам черни, значит отпустить на свободу опаснаго для общественнаго спокойствия и римской власти мятежника-зилота, который в это возбужденное время мог наделать массу хлопот, между тем, как освобождение этого безвредного «мечтателя» было бы делом совершенно законным, торжеством правды и милости над завистью и кровожадностью этих ненавистных ему, до мозга костей проникнутых злобой и лицемерием вождей иудейства. Прислушиваясь к разъяренному гвалту толпы, среди которой в неясно смешанном гуле раздавались выкрики: «не Его, а Варавву!»— Пилат порешил еще сделать попытку обращения к здравому смыслу народа. «Кого же собственно из двух, спросил он, хотите, чтоб я отпустил вам?» Но все было напрасно. «Варавву, Варавву»!—опять с неистовством загалдела толпа, подстрекаемая первосвященниками и старейшинами, которые не упускали ни одного момента, чтобы ковать железо, пока оно было горячо. «Смерть Ему, а отпусти нам Варавву!»—на все лады выкрикивали из толпы остервенелые голоса.

Во время зверского бичевания Христа воинами Пилат получил от жены своей просьбу пощадить Праведника Иисуса, о Котором она видела этой ночью страшный сон и много за Него выстрадала, очевидно из сочувствия к Нему. Это обстоятельство еще более укрепило Пилата в намерении освободить Иисуса. Но этим же временем воспользовались и члены Синедриона, чтобы настроить народную толпу настойчиво требовать освобождения Вараввы, которого они, наверное, изображали народным героем, ратующим за освобождение родного народа от римского владычества.

Бар-Абба́ значит по-арамейски "сын отца", это не имя, а прозвище. Он был из числа повстанцев, ведших партизанскую войну против Рима, и люди видели в нем героя.   

Поскольку и Ирод Антипа не нашел в Обвиняемом ничего, достойного смерти, Пилат хотел отпустить Его, но первосвященники продолжали настаивать на казни Иисуса. Тогда Пилат обратился к простому народу, думая там найти поддержку. Напомнив об обычае отпускать одного узника из темницы ради праздника Пасхи (ближайшая цель освобождения – участие в пасхальной вечере), прокуратор сказал: «Кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом?» (Мф. 27:17). Варавва же был посажен в темницу за произведенное им в городе возмущение и убийство. Но Пилат ошибся в расчетах. Толпа, вдохновляемая начальниками, требовала отпустить разбойника Варавву, а Иисуса распять: «Распни, распни Его!» (Лк. 23:21). «Какое же зло сделал Он?» (Мф. 27:23) – удивленно спрашивал Пилат у разъяренного народа. Правитель решил, что телесным наказанием можно избежать смертного приговора, поэтому, отчасти идя навстречу Синедриону и неистовству толпы, он отдал Христа воинам для бичевания.