Евангелие от Иоанна, Глава 8, стих 9. Толкования стиха

Сражённые голосом правды словно стрелой, они вопрошают себя, нахо-дят себя виновными и, один за другим, уходят.

***

Это был, несомненно, голос справедливости: благодаря этой справедливости те, словно пораженные дротиком, заглянув в самих себя и узрев себя виновными, все стали уходить один за другим

***

Но когда мы им это говорим, они не только не хотят смягчить сурвость, но гневаются на истину и говорят в ответ: «Но мы мужи! Разве достоинство нашего пола стерпит такую несправедливость, чтобы, если мы что-то попускаем себе с другими женщинами, кроме наших жен, чтобы мы наравне с женщинами платили пени?». Как будто не потому они должны мужественно обуздывать недозволенные похоти, что они — мужи; как будто не потому они должны являть своим женам пример добродетели, что они — мужи; как будто не потому они должны тем менее поддаваться похоти, что они — мужи; как будто не потому они должны тем менее потакать плотской распущенности, что они — мужи.

И однако они негодуют, если они слышат, что мужи-прелюбодеи пла-тили пени, подобно женщинам, хотя их следовало бы наказать настолько суровее, насколько более им пристало побеждать грех добродетелью и своим примером направлять женщин на правый путь.

Конечно, я говорю с христианами, которые с верою внимают словам: Глава жене муж (1 Кор. 11:3), — и поскольку мужи себя признают вождями, женщины должны следовать за ними. И тем более надо им остерегаться в жизни той дороги, если существует опасность, что по ней последует и жена, подражая мужу. Но те, кому не нравится, чтобы муж и жена хранили один и тот же образ целомудрия, и кто скорее избирает, более всего по этой причине, подчинение законам мира, а не Христа, поскольку право площадей с очевидностью связывает мужей не теми же узами целомудрия, как женщин, — пусть они прочитают, что император Антоний, хотя и не христианин, постановил относительно этого, что муж не может обвинять жену в прелюбодеянии, если своим поведением не представил ей примера целомудрия, и что оба должны быть наказаны, если обнаружится, что оба равно погрешают против целомудрия.

Несмотря на то, на другой день Господь опять пришел в храм и там в одном из притворов, снова желая обратить к Себе все внимание народа после разрешения вопроса о жене грешнице, приведенной к Нему, возгласил вслух народу: Я свет миру. Кто идет ко Мне, тот не будет ходить во тьме. Это было как бы ободрением для всякого стесняемого определением Синедриона оставить это мрачное соборище, не опасаясь подвергнуться погибели. Свет языков, каким был доселе Израиль, помрачился: всходит новое солнце и для сидящих во тьме и сени смертной сынов Израиля и для язычников.

+++Горский А. В. прот. История Евангельская и Церкви Апостольской. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1902. С. 170++

По обычаю первым кидал камень старейщий из обвинителей. Центр внимания, таким образом, перемещается на старейшин, когда Иисус предлагает им: «Кто из вас без греха, первый брось в нее камень». Каждый из обвинителей уходит, как только становится старшим после ухода предыдущего старейшины. Среди разнообразных предположений относительно того, что Иисус писал на земле, нет убедительных.

Ночь после последняго дня праздника Кущей И. Христос провел на горе Елеонской. А на другой день утром Он опять пришел в храм. Весь народ, который еще не успел после праздника разойтись по домам, спешил собраться около Него. И. Христос сел и стал удить. В это время книжники-законоведы и фарисеи, строгие ревнители законной праведности, привели к Нему женщину (или замужнюю, или невесту, Лев. 20:10. Втор. 22:23—24), взятую в прелюбодеянии, и, искушая Его, спрашивали: .Моисей в законе таких заповедал побивать камнями; Ты что скажешь?» Закон такой по отношению к прелюбодеям и прелюбодейцам действительно дан был Моисеем (см. выше). Но во времена И. Христа он не применялся, потому что в это время иудеи не имели самостоятельнаго управления, а зависели от римлян, уголовные законы которых не полагали смерти за грех прелюбодеяния. Поэтому, если бы И. Христос утвердительно отвечал на их вопрос, то Он высказался бы против римскаго правительства; а если бы Он ответил отрицательно, то отверг бы закон Моисеев. И. Христос сначала ничего не отвечал спрашивающим Его. Наклонившись низко, Он писал перстом на земле, как бы не обращая на них внимания. Но потом, когда продолжали Его спрашивать, Он, восклонившись, сказал им: «кто из вас без греха (т.-е. против седьмой заповеди), первый брось на нее камень", Сказав это, И. Христос опять наклонился я стал писать на земле. Но каждый из обвинителей сознавал за собою грех против седьмой заповеди я притом опасайся другого, который может обличить его пред общественным мнением в этом грехе, если он вздумает показать себя безгрешным и бросить первый камень на жену грешницу. А потому все они и стали удаляться один за другим от Иисуса и обвиняемой. Осталась около Него только одна опозоренная женщина, с мучительным чувством стыда и страха, раскаяния и молитвы о помиловании. Обратившись к ней, Иисус говорит ей: .никто не осудил тебя?" Никто, Господи, отвечала она. И Господь говорит ей: .и Я не осуждаю тебя. Иди и впредь не греши".-.

Господь заставляет обвинителей вникнуть каждого в собственную совесть и – или отказаться от применения закона к обвиненной, или же заявить о своей безгрешности. На это последнее, как видим, ни один из обвинителей не решился, даже при всей злобе их. Господь переносит закон из сферы буквы в сферу нравственную и указует, что между людьми нет никого без греха, все нуждаются в милосердии: грешнику же Господь указует, что и ему есть дверь спасения в великой любви Господней.

Обвинители, обличаемые совестью – этим стражем «образа и подобия Божия» в человеке – начинают уходить «наченше от старец». Люди молодые, не убеленные опытом жизни, еще не сомневающиеся в себе, не так скоро поняли как старцы Явно, что здесь говорится не о старшинах по положению, а о старцах по летам; поэтому и употреблено слово πρὲσβυς в основном смысле т. е. senex. величие и глубину слов Господа. Кто же как не старцы могли понять скорее всех, что в долгой борьбе человека с грехом и искушением, человек во все продолжение своей жизни не может ни на одну минуту вперед быть уверен в победе своей над грехом. Одно слово Господа вызвало в уме старцев всю прошедшую жизнь их, и напомнило им что ни в одном из периодов жизни от молодости до старости включительно человек не мог (и не может) указать самого краткого периода времени, в который он был бы свободен от греха и уверен в своей твердости пред искушением.

«И осталась одна женщина, стоящая посреди» пред Господом.

Нет сомнения, что ушли только обвинители, а народ, не принимавший участия в обвинении, остался, и прославлял Господа вместе с учениками, сопровождавшими Господа.

Что чертил Господь на земле – есть вопрос совершенно праздный Еп. Михаил. Иоан. стр. 265 (in loco).. Это было действие, заменяющее ответ, и имевшее, как мы выше говорили, целию спасти жизнь женщины.

И люди, «будучи обличаемы совестью», как поясняет позднейшая вставка, расходятся. В Евангелии не говорится, почему эти люди уходят один за другим, но комментатор добавляет, что они были обличаемы совестью. Между тем слово «совесть» (по-гречески συνείδησις, а на латыни conscientia) вообще отсутствует и в Ветхом, и в Новом Завете.

Мы понимаем, что такое совесть, исходя из опыта – личного, святоотеческого, из опыта европейской культуры. Это тот внутренний голос, который обличает нас, который из глубин нашего «я» говорит нам, чего нельзя или что предосудительно делать. В том значении, в каком мы употребляем слово «совесть», в Ветхом Завете употребляется слово «сердце». О людях, которые привели грешницу к Иисусу, можно сказать, что в них сердце заговорило. Иисус обратился к их сердцам – и сердца проснулись. Есть суд человеческий, но есть и Судья. Что скажет Судья? И вправе ли судить мы? Ведь все мы грешны. Вот почему эти люди уходят.

Слова Иисуса произвели потрясающее впечатление на всех. Как стрелою, они пробили заскорузлую совесть книжников и фарисеев и заставили их вспомнить свои грехи; они стояли в безмолвии, руки их опустились, взоры потупились; они, быть может, впервые почувствовали стыд и, обличаемые совестью, стали тихо один за другим, расходиться и скрылись все. По-видимому, и народ последовал за ними, так как, по сказанию Евангелиста, остался один Иисус и женщина, стоящая посреди.

Книжники и фарисеи, приведшие грешницу в храм к Иисусу, не имели права судить ее и приговаривать к установленному в римских законах наказанию, так как не были судьями, не составляли суда как государственного установления. Они привели грешницу в храм с намерением уличить Иисуса в нарушении закона — или римского, или Моисеева; к самой же грешнице отнеслись с глубоким презрением и обнаружили свое жестокосердие: они выставили ее на позорище, злословили, осуждали ее, забыв свои грехи и противопоставляя ее нравственному падению свою мнимую праведность; они, вероятно, произносили при этом, хотя и не во всеуслышание, свою обычную молитву: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики и прелюбодеи (Лк. 18:11—12).

Вот почему Иисус, вместо прямого ответа на их вопрос, заставил их совесть заговорить и сказать им: может ли человек упрекать ближнего своего в грехе, когда и сам грешен? Может ли осуждать другого человек, сам достойный осуждения? Кто из вас без греха, сказал Христос, первый брось на нее камень! Никто не бросил камня в грешницу; все, как горделивые книжники и фарисеи, так и бесхитростный народ, все вынуждены были признать себя грешными, все со стыдом удалились.

Слова Господа книжникам и фарисеям: кто из вас без греха, первый брось в нее, грешницу, камень (ст. 7) так поразили совесть их, что они пришли в совершенное смущение, ничего не могли ответить, и обличаемые совестию, один за другим стали уходить, т. е. совесть их не чистая, не свободная от упреков в том же грехе, не позволила им продолжать разговора, и они с посрамлением удалились от Христа и жены. От старших (старец) до последних.— по возрасту и по общественному положению.

Христос, избегая законнических разсуждений касательно преступной женщины, привлек самих обвинителей на суд их собственной совести. И они не выдержали этого суда. Пробужденная совесть открыла пред ними их собственную преступность, которая лишала их всякаго права осуждать ближняго. И вот они, смущенные и устыженные, один за другим молча удалились из храма, оставя женщину наедине с Христом.