Деяния апостолов, Глава 9, стих 2. Толкования стиха

Распространением христианства в Самарии и обращением ко Христу прозелита-евнуха эфиопской царицы положено было начало перенесения евангельской проповеди за пределы чистого иудейства. Скоро после того, по плану Божия домостроительства, предстояло апостолам еще далее расширить область евангельской проповеди перенесением ее в мир языческий. И вот Господь избирает Себе сосуд, чтобы возвещать имя Свое в этом мире. Этот благопотребный для Евангелия сосуд Господь усмотрел в Своем жесточайшем враге — Савле. Савл, тот самый, который принимал такое деятельное участие в убийстве первомученика Стефана и начавшемся после того гонении на христиан в Иерусалиме (Деян. 7:58; Деян. 8:1, 3), не довольствуясь этим, решился перенести свои злобные преследования учеников Господних и за пределы Иерусалима. А чтобы ему, частному человеку, иметь законное на это право, он выправил у первосвященника письмо в Дамаск к синагогам, которые, в силу этих писем, должны были оказывать Савлу всякое содействие в преследовании евреев, последовавших учению Христову. В Дамаск же, а не в другой какой-либо город, направил он свой путь, вероятно, потому, что до него и до синедриона дошли слухи о большом числе христиан среди евреев именно в этом городе.

Ваша этика, говорили критики христианства, исходит из позиции слабости. Вы во всем уступаете, в вас нет силы, ваше смирение – уступчивость злу. Когда христиане им отвечали, что они – язычники, – рассуждая так, не понимают силу Божию, критики утверждали, что христиане просто‑напросто увиливают, ищут убежище в абстракции, чтобы оправдать свою слабость, и для этого лицемерно прикрываются именем Божиим.

Такая аргументация возникла в самом начале, еще в первом веке, и именно эту позицию иудеев, римских и эллинских язычников имел в виду апостол Павел, когда писал в Коринф: …мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев – соблазн, а для Еллинов – безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, – Христа, Божию силу и Божию Премудрость (1 Кор. 1:23–24). Но эти слова апостола Павла не убедили противников христианства, и приведенная выше аргументация не изжила себя и по сей день. Ею сейчас широко пользуются атеисты. Для них парадокс апостола Павла неприемлем в принципе. С их точки зрения, христианская этика – замирение, в то время как сами они проповедуют классовую борьбу и мировую революцию с позиции силы, в целях установления социальной справедливости, идеальной жизни на земле.

Это учение, возникшее в такой форме лишь в девятнадцатом веке и превратившееся в общественную силу только в наше время, в веке двадцатом, на самом деле не ново. На этом принципе, правда в других его формах, строилась, например, Римская империя и ее Pax Romana – идеальное объединение человечества на базе всеобщего мира людей, скрепленного силой римского оружия. На том же принципе, но против Рима, основывалась идеология иудейского мессианства – силой завоеванное царство мессии, под владычеством которого все человечество тоже должно было объединиться. За отрицание этой идеологии силы и был распят иудеями Иисус как ложный Христос. Таким Он представлялся и апостолу Павлу, когда тот был еще фарисеем Савлом, юношей из Тарса, гонителем христиан в Иерусалиме. Он нес в себе этот образ вместе с письмами первосвященников, чтобы гнать и уничтожать христиан. Но не таким вдруг предстал перед ним Иисус, Он спросил: Савл, Савл, что ты гонишь Меня? (Деян. 9:4). В этот момент в его душе произошел переворот, который связан именно с осознанием этого парадокса: сила Божия в немощи свершается (2 Кор. 8:9, см. ост. толкование там).

На то, что Савл не был простым исполнителем чьей- то воли, указывает и следующее упоминание о нем в Деяниях: «Савл же, еще дыша угрозами и убийством на учеников Господа, пришел к первосвященнику и выпросил у него письма в Дамаск к синагогам, чтобы, кого найдет последующих сему учению, и мужчин и женщин, связав, приводить в Иерусалим» (Деян. 9:1-2). Здесь Савл предстает как инициатор гонений на Церковь: он не просто заручился письмами первосвященника, он выпросил (ήτήσατο) их у него, одновременно получив от него право связывать уверовавших во Христа иудеев диаспоры и приводить их на суд синедриона. Выражение «дыша угрозами и убийством» указывает на глубокую эмоциональную вовлеченность Савла в преследования христиан.

Кто был первосвященником на тот момент? По имеющимся данным, им по-прежнему оставался Каиафа, осудивший на смерть Иисуса Христа Keener С. S. Acts. Vol. II. Р. 1621.. Хотя в Деяниях упоминаются «Анна первосвященник, и Каиафа, и Иоанн, и Александр, и прочие из рода первосвященнического» (Деян. 4:6), известно, что Каиафа, тесть Анны, был действующим первосвященником до 36 или 37 года по Р. X., а рассматриваемые нами события происходили до этого времени. Очевидно, упоминание об Анне как первосвященнике указывает на роль, которую он как тесть Каиа- фы продолжал играть в синедрионе. Об этой роли свидетельствует и Евангелие от Иоанна (Ин. 18:13, 19-24). Но на письмах, которыми заручился Савл, должна была стоять подпись Каиафы.

Зачем Савл отправился в Дамаск? Специально для того, чтобы заняться выявлением и истреблением христиан, или с какой-то иной целью? Этого мы точно не знаем. В Дамаске проживало большое количество иудеев (не менее 30-40 тысяч il Hengel A-/.. Schwemer А. М. Paul Between Damascus and Antioch. P. 348.), было несколько синагог, тогда как христианская община вряд ли была многочисленной Там же. P. 43.50-54,58-61..

Рассказ Деяний заставляет полагать, что именно борьба против Церкви была главной целью путешествия. Предположения о том, что могли быть какие-то иные цели, не основываются на источниках.

 ήτήσατο παρ’ αυτου έπιστολάς έις Δαμασκόν πρός τάς συναγωγής... άγάγη εις Ιερουσαλήμ (попросил у него писем в Дамаск к синагогам... привел бы в Иерусалим) — из этого текста может, в принципе, еледовать, что первосвященник обладал правом экстрадиции, поскольку Дамаск не входил в территорию Иудеи. У нас нет других примеров, подтверждающих наличие такого права, которые относились бы к этому периоду. Единственная параллель принадлежит существенно более раннему времени. В 1 Макк. 15:16-21 приводится письмо, написанное консулом Луцием царю Птолемею, в котором, в частности, он просит, чтобы «зловредных людей», убежавших из Иудеи, выдавали иудейскому первосвященнику Симону. Письмо относится, по-видимому, к 139 г. до Р. X. Такие же письма были разосланы, согласно 1 Макк. 15:22-23, во множество мест. Иосиф Флавий не упоминает о письме, зато цитирует декрет, принятый римским сенатом по предложению претора (или, возможно, консула) Луция Валерия, сына Луция (Иуд. древн., 14.145-148). Скорее всего, речь идет об одном и том же документе. Однако в декрете о праве экстрадиции не упоминается. Им, согласно Иосифу Флавию (Иуд. война, 1.474), обладал Ирод Великий, который единственный из правителей получил от Рима право возвращать беглецов из городов, находящихся вне пределов его юрисдикции (ούδενΐ γάρ βασιλέων Καΐσαρ τοσαύτην έδωκεν έξουσίαν, ώστε τόν άπ״ αύτοΰ φυγόντα και μή προσηκούσης πόλεως έξαγαγεΐν). Фраза Иосифа Флавия дает возможность для двух пониманий: 1) Ирод обладал правом, которым не обладал ни один из правителей подвластных Риму территорий, 2) из всех еврейских царей право экстрадиции было гарантировано римлянами только Ироду. Но в случае с Павлом ситуация осложняется еще и тем, что у нас есть основания полагать, что в описываемое время Дамаск не контролировался Римом (подробнее см. следующий комм.), что делает самое возможность доставлять в Иерусалим граждан другого государства по требованию первосвященника еще более проблематичной. Однако помимо официального права существовали неофициальные контакты. И если у дамасских синагог были хорошие отношения с первосвященником и Синедрионом, то вполне возможно, что требования первосвященника, выходившие за пределы его юрисдикции, de facto выполнялись; ср.: Schurer, Vermes,

Millar, Black, 2, 197 f. О существовании в Дамаске нескольких синагог мы знаем только из данного стиха. Это сообщение Луки является вполне правдоподобным, учитывая многочисленность евреев в городе (см. еледующий комм.).

εις Δαμασκόν (в Дамаск) — Дамаск расположен примерно в 250 км к северо-западу от Иерусалима. Город является чрезвычайно древним. Первое надежное упоминание о нем относится к XV в. до Р. X. (он назван в начертанном на стенах храма Амона в Карнаке списке городов, цари которых были взяты в плен египетским фараоном Тутмосом III ок. 1482 г. доР.Х.).

Дамаск многократно упоминается в Библии. При царе Давиде он находился под контролем израильтян, но в царствование Соломона из-под этого контроля вышел (1 Цар. 11:23-25) и стал столицей государства, называемого в ВЗ Арам. В VIII в. до Р. X. Арам, выступавший в коалиции с Израилем, был разгромлен и аннексирован Ассирией. Дамаск становится столицей Дамасской области. В 604 г. попал под власть Вавилона. При персидском владычестве Дамаск по-прежнему оставался столицей области, Страбон описывает его как самый знаменитый город в этой части мира (География, 16.2.20 756).

При эллинистической династии Селевкидов Дамаск начинает терять свое первенствующее значение в регионе, уступив его новопостроенной столице Антиохии на Оронте. Город подпадал под контроль то Птолемеев, то Селевкидов, а с 85 г. до Р. X. — Набатейского царства. В 69 г. он становится независимым, но уже в 66 г. завоеван римлянами и в 64 г. одновременно с Сирией инкорпорирован Помпеем в Римскую империю. Антоний отдает его Клеопатре, но после смерти обоих власть над городом переходит к Риму. Отсутствие в Дамаске монет местной чеканки с изображениями императоров Гая и Клавдия с 34 до 62 г. дало основание некоторым исследователям высказать предположить, что Дамаск в это время опять оказался под набатейским правлением (именно это предположение попало, например, в новую энциклопедию «Der Neue Pauly», 3. Sttutgart; Weimar, 1997. S. 295: «С молчаливого согласия Рима в 37-54 гг. Дамаск опять оказался под набатейским правлением»). Однако длительные лакуны в чеканке монет имеют парраллели в других сирийских городах, поскольку монеты иногда чеканились впрок, см.: Hengel М. Paul in Arabia // Bulletin for Biblical Research. 12.1. 2002. P. 52 f.

Дамаск входил в так называемое Десятиградие (Декаполис) {Плиний. Естественная история, 5.74; Птолемей. География, 5.14-22, ср., однако: Иосиф Флавий. Иуд. война, 1. 422, который прямо говорит о том, что Дамаск не входил в территорию царства Ирода Великого и соответственно в Десятиградие), т. е. в группу десяти эллинистических городов на территории Палестины к востоку от реки Иордан и Тивериадского озера. Еврейское население города было значительным. Согласно Иосифу Флавию, во время первого иудейского восстания жители Дамаска убили 10 500 евреев (Иуд. война, 2.561), или даже 18 000 (Иуд. война, 7.368).

Возможно, часть еврейской общины в Дамаске была связана с Кумрайской общиной. Если в Дамасском документе (CD) «Дамаск» является точным географическим обозначением (как полагают некоторые исследователи рукописей Мертвого моря), а не метафорой — символическим обозначением Вавилона или Кумрана (мнение, которого теперь придерживается большинство исследователей, см.: Encyclopedia of the Dead Sea Scrolls. 1 // Eds. L. H. Schiffman, J. C. VanderKam. New York: Oxford Uni- versity Press, 2000: s.v. «Damascus» (J. Murphy-0'Connor), «Geography in the Documents» (R Kyle McCarter)), то тогда ессейское движение зародилось в Дамаске.

Эпиграфических свидетельств о еврейской общине Дамаска практически не имеется: известны три амулета с текстами на греческом языке, которые несут следы влияния иудаизма, и самаритянский амулет с библейскими текстами (CIJ, 849, 850, 851; IJudO, III, Syr 42).

της όδου δντας (принадлежащим Пути) — «Путь» в абсолютном употреблении как обозначение христиан используется Лукой также в Деян. 19:9, 23; 22:4; 24:14, 22. Лука— единственный из новозаветных авторов, кто использует слово «Путь» для обозначения нового религиозного движения. В Деян. 18:25 христианское учение названо «Путем Господа» (όδόν του κυρίου), а в Деян. 18:26 «Путем Бога» (δδόν του θεού); в 2 Пет. 2:2 христианство именуется «Путь истины» (ή όδός της άληθείας); в апокрифическом «Апокалипсисе Петра» 7.22; 13.28 — «Путь справедливости» (ή όδός της δικαιοσύνης); Дидахе 1.1 говорит о двух путях: ΌδοΙ δύο εισί, μία της ζωής καί μία του θανάτου («Существуют два пути: один путь жизни, другой путь смерти»). Ближайшая (и единственная) параллель абсолютного употребления встречается в кумранских текстах (1QS 9.17-18: «те, которые выбрали Путь»; 1QS 10.21; CD 1.13; CD 2.6 и др.). В понимании кумранитов Путь (דרך) — это строгое соблюдение иудейского закона. Источник абсолютного словоупотребления и в Кумране, и у христианских общин, с точки зрения Фитцмайера, был одним и тем же: Ис. 40:3 («в пустыне приготовьте путь Господу»). Фитцмайер не исключает того, что христиане заимствовали термин у ессеев (Fitzmyer, 423 слл.). Хотя понимание Пути у кумранитов и христиан различно, основополагающий смысл одинаков в обоих случаях: принадлежать Пути — значит следовать Божьей воле; см.: Pathrapankal J. Christianity as a «Way» according to the Acts of the Apostles / Ed. J. Kremer (и др.) // Les Actes des 

Apotres. Tradition ridaction, thiologie. Louvain, 1979 (Bibliotheca epheme- ridum theologicarum Lovaniensium, XLVIII). P. 533-539; McCaslandS. V. The Way // JBL. 77. 1958. P. 222-230.

Самый ход распространения Евангелия уже показывал, что проповедь его не должна была ограничиться иудейским народом, хотя бы и считая сюда всех сынов рассеяния, отщепенцев в роде самарян и прозелитов обоего рода. Кроме их был еще необъятный мир народов языческих, которые совершенно не соприкасались с иудейским народом, не зна­ли ветхозаветного закона и в своей жизни руководились естественным разумом. На эти народы иудеи смотрели с высокомерным презрением как на обреченных на погибель; но и они были сыны Адамовы, и так как вина первородного греха тяготела на них так же, как и на иудеях, и даже в большей степе­ни, потому что они предоставлены были своим собственным силам и не имели благодетельного руководительства свыше, то те­перь и дело искупления должно было распространиться и на них, и даже в большей степени, соответственно их большей духовной нужде. Но для распространения между ними Евангелия требовался особый проповедник, какого еще не оказывалось между апостола­ми, именно человек одинаково знакомый с иудейским и языческим миром и в высшей степени постигший тайну христианства как религии новой и всемерной. Такой проповедник и явился в лице апостола Павла, история которого представляет поразитель­ный пример того, как Промысл Божий при всякой духовной потребности выдвигает великих деятелей, призывая их иног­да из самой среды ожесточенных врагов истины.

Во время страшной мученической кончины св. Стефана, му­чители, побивавшие его камнями, складывали свои одежды «у ног юноши, именем Савла». Это и был великий избранник Божий. Хотя сам он видимо и не принимал участия в побиении первомученика камнями, но был настолько ожесточен на великого проповедника христианства, «что одобрял убиение его» (Деян. 8:1), да и после этого кровожадного дела не успокоил­ся, а «терзал церковь, входя в домы и, влача мужчин и женщин, отдавал в темницу». Этот яростный гонитель христианства был иудей, родом из Тарса, в Киликии. Он таким образом принадлежал к иудеям рассеяния, но происходил из семейства, которое гордилось чистотою своей иудейской кро­ви, помнило свое происхождение от Вениаминова колена и самое имя своему сыну дало в честь царя из этого колена – Саула. Будучи таким образом «евреем из евреев» (Флп. 3:5), Савл вместе с тем обладал весьма важным гражданским правом, именно правом свободного римского гражданина, обеспечивавшим неприкосновенность его личности на всем громадном пространстве Римской империи. Право это вероятно было приобретено его отцом за какую-нибудь услугу римлянам во время гражданских войн и от него перешло к сыну. Тарс, расположенный на берегах Кидна в узкой плодородной равнине между Средиземным морем и снеговыми высотами Тавра, был большим торгово-промышленным городом, в котором было складочное место товаров, составлявших предмет торговли меж­ду восточной и Малой Азией. Но особым промыслом жителей было приготовление шерстяных материй, ковров и палаток из козьей шерсти, которая славилась по всему востоку, и Савл был подготовляем своими родителями к этому ремеслу, имен­но в качестве делателя палаток. Это не значит, что родите­ли его были бедны и не имели возможности готовить своего сы­на к какому-либо более высокому общественному положению. Это просто был общий у иудеев обычай – приучать своих детей к какому-либо ремеслу, чтобы дать им возможность зарабатывать хлеб при всех превратностях жизни, и Савлу действительно пришлось не раз с благодарностью вспомнить своих родителей, когда именно ему приходилось прибегать к своему ремеслу для пропитания. Научив своего сына ремеслу, родители дали ему затем и хорошее общее образование. Так как греческий язык был ходячим в таком большом городе как Тарс, то Савл знал его в совершенстве и настолько знакомь был с греческой литературой, что свободно приводил цитаты из греческих поэтов (Деян. 18:28; Тит. 1:2) и даже глубоко понимал са­мый дух эллинизма. Это высокое образование делало его осо­бенно пригодным орудием для той цели, к которой подготовлял его Промысл, именно быть «апостолом народов». Но это была лишь одна сторона в его образовании. Дав своему сыну общее классическое образование, родители вместе с тем поза­ботились особенно дать ему высшее образование иудейское. С этою целью Савл был отправлен в Иерусалим, где процветали различные высшие школы, и там он «воспитан был при ногах Гамалиила», знаменитейшего законника свое­го времени, отличавшегося не только глубиною и обширностью своей учености, но и замечательным духом терпимости к мнениям несогласных с установившимися воззрениями людей. В школе этого то великого учителя Савл был «тщательно наставлен в отеческом законе» и был ревнителем по Боге (Деян. 22:3). Все это обширное образование, соединенное с высокими природными дарованиями, сделало Савла весьма вид­ною личностью, и уже в Иерусалиме, среди фарисеев, он пользовался большою известностью не только за свою ученость, но и потому, что он «жил фарисеем по строжайшему в иудейском вероисповедании учению» (Деян. 26:5).

По окончании образования Савл наверно возвратился в Тарс; но город этот был теперь уже тесен для высокоученого и пылкого юноши, душа его просилась на более широкое поприще, и он вскоре опять появляется в Иерусалиме. И тут-то ему пришлось впервые столкнуться с новыми проповедниками, которые с успехом проповедывали какое-то новое, неизвестное ему учение. Высокоученый фарисей из Тарса не преминул прислушаться к этим новым проповедникам, и к ужасу и негодованию узнал, что они проповедывали отмену Моисеева закона и на место его преподавали учение какого-то темного Галилея­нина, Иисуса из Назарета, который за свою мятежность и богохульство был осужден на смерть и распят между двумя злодеями. Ему как пылкому ревнителю закона и вместе высоко­образованному знатоку его все это могло представляться лишь вопиющим безумием, на которое не стоило бы обращать ни малейшего внимания, если бы проповедниками этого нового учения выступали одни безграмотные поселяне, в роде тех, что толпой ходили за самым Основателем учения, а не такие образованные эллинисты, как Стефан. Ясно, что это учение пустило уже глубокие корни и его нельзя было оставлять без внимания. Нужно было опровергнуть и поразить этих проповедников, и Савл действительно выступил против Стефана и несомненно был одним из тех «некоторых из Киликии, кто вступил в спор с Стефаном» (Деян. 6:9). Спор между такими противниками мог быть только самый горячий, и Савл к ужасу своему увидел, что при всей своей учености он «не мог противостоять муд­рости и духу, которым говорил» его противник. И тогда-то ревность его приняла кровожадный характер. Позор своего поражения он мог смыть лишь кровью Стефана, и одобрял его убиение. Сопровождавшие это страшное мученичество обстоятельства не могли бесследно пройти для такого пылкого человека как Савл, и в душе у него шевельнулось страшное чувство сожаления и раскаяния, что он в своей ревности зашел так далеко, а вместе затеплилась и искра сомнения в своей собственной правоте. Но это было тяжелое чувство; нужно было подавить его, а достигнуть этого можно было только новою и усиленною ревностью в защите Моисеева закона и в гонении на врагов его. Если погублен такой высокообразованный и геройский проповедник его как Стефан, то масса его последователей уже не заслуживает!» ника­кого сожаления; ее нужно уничтожить, и тогда ненавистное уче­ние будет вырвано с корнем. С такими мыслями и чувствами Савл, вопреки наставлениям своего великого учителя Гамалиила, положительно стал «терзать церковь» и гнал ее членов «до смерти» (Деян. 8:3; Деян. 22:4). И это гонение навело ужас на христиан. Пред лицем грозного гонителя они рассеялись и исчезли. Иерусалим по-видимому был совершенно очищен от них. Там уже не было больше проповедания или чудес у притвора Соломонова, толпы уже не собирались на улицах в ожидании прохождения тени апп. Петра и Иоанна; в доме Марии, матери Марка, уже не было больше многолюдных собраний. Если христиане и собирались, то собирались только с боязли­востью и тайком, в малом числе, и трапезы любви, если только они вообще совершались, происходили вероятно так, как в первые дни по воскресении, с запертыми дверями – ради страха иудейского. Некоторые из христиан понесли жестокое мучение за свою веру; менее преданные члены церкви несомненно отпали от нее; большинство сразу же бежало еще до наступления бури гонения. Такой успех дела должен был чрезвычайно обрадо­вать первосвященников и старейшин иудейских, которые наконец могли надеяться на полное истребление секты, так много делавшей им хлопот. Они даже были бы довольны и тем, что сделано; но Савл хотел довести до конца, и «в чрезмерной против них ярости, преследовал даже и в чужих городах» (Деян. 26:11). Особенно много христиан, слышал он, было в Дамаске, где они свили себе гнездо под властью аравийского князя Ареты. И вот, чтобы разорить и это гнездо, Савл обратился к первосвященнику, чтобы он даль ему полномочные письма в Дамаск, с которыми бы он мог устроить там судилище и в цепях приводить оттуда в Иерусалим всех, кого только найдет из христиан, как мужчин, так и женщин, с целью производства над ними высшего суда, примером правды и милости которого могла служить для них участь св. Стефана. И вот он, получив письма, отправился в путь, «дыша угрозами и убийствами на учеников Господа», – но по неисповедимым намерениям Промысла Божия путь этот привел его к совершенно неожиданному для него исходу, и он вышел из Дамаска не грозным гонителем, с целою партией закованных в цепи и трепещущих за свою участь христиан, а смиренным и разбитым назарянином, последователем того самого Иисуса Назарянина, самое имя которого дотоле звучало для него презрением и возбуждало в нем неистребимую ненависть.

– Выпросил у него письма в Дамаск к синагогам и пр.: Дамаск, древний главный город Сирии, верст около 200 к северо-востоку от Иерусалима; со времен Селевкидов в нем жило очень много евреев, так что Нерон мог умертвить их там до 10000 (Флавий Bell. Judaic. 1, 2. 25. 2, 20. 2), что совершенно согласно с рассматриваемым местом, где упоминается о синагогах, а не одной синагоге. Почему Савл устремился именно в Дамаск, можно только догадываться, так как дееписатель не говорит о сем: вероятно до иерусалимского синедриона и Савла дошли определенные слухи, что в Дамаске, между тамошними евреями, довольно христиан, или они и сами догадывались о сем по многочисленности живших там евреев; может быть у Савла были там личные связи, при помощи которых он там надеялся успешнее, чем где-либо в другом месте, действовать против христиан. Условная форма речи: если кого найдет последующих сему учению – ясно указывает на ожидание, даже на уверенность, что таковые там найдутся. Дееписатель не говорит, каким образом и кем принесена была и распространена проповедь евангельская в Дамаске: может быть путешественниками, ходившими на праздники в Иерусалим, принесена она была туда первоначально, а распространена и утверждена была рассеявшимися после смерти Стефана учениками Господа (Деян. 8:4), которые прошли до Финикии и Кипра и Антиохии (Деян. 11:19) и значит могли быть и в Дамаске, лежавшем ближе к Иерусалиму, чем, наприм., Антиохия или Кипр.

– Для достижения своей цели Савл выпросил у первосвященника письмо к дамасским синагогам, следовательно хотел явиться туда и действовать там как официальный уполномоченный от иерусалимского синедриона, с официальными бумагами от главного представителя синедриона – первосвященника. Письма были к синагогам; предполагается, что христиане, обращенные из иудеев, не отделялись еще от синагог, участвовали в синагогальных собраниях, как и сами апостолы и иерусалимские верующие не отделялись еще от храма, до времени участвовали в храмовых богослужебных собраниях (ср. Деян. 3:1 и парал.). Письмо было, как видно, не одно – ко всем синагогам, но особое к каждой, может быть для усиления и несомненности полномочий Савла.

– Последующих сему учению: собственно – сему пути (ср. Мф. 22:16 и прим.); путь – известный род жизни и деятельности, сообразный с известным учением; здесь – путь христианской жизни, соответственно вере во Христа и учению Христову.

– Связав, приводить в Иерусалим: синедрион иерусалимский считал всех евреев во всех странах мира подлежащими его судебной власти в делах веры, и все чужеземные евреи добровольно признавали над собою эту власть и авторитет первосвященника иерусалимского, как главного представителя этой власти. Письма этого представителя власти должны были иметь для дамасских иудеев полный авторитет и они должны были повиноваться им беспрекословно, т.е. Савл, вооруженный ими, мог вязать обращенных в христианство иудеев и приводить в Иерусалим, чтобы предавать их суду синедриона как вероотступников, как нечестивцев, как богохульников. Со стороны гражданской власти в Дамаске не ожидалось, как видно, никаких препятствий к подобному обращению с христианами: римская гражданская власть, под которой стоял тогда Дамаск, отняв у синедриона право смертной казни, остальное в делах религии предоставляла синедриону.

Савл был гонителем, по-видимому, недолго, так как он, будучи очень живым и, так сказать, воспламененным в своей ревности, очевидно, поспешил разыскивать новые жертвы, не находя их в Иерусалиме, откуда христиане рассеялись. Город Дамаск был главный город Антиохии, весьма населенный. Савлу известно было, что там было много иудеев рассеяния (при Нероне там было убито 10 000 евреев). Поэтому естественно было подумать, что могли явиться там среди прозелитов и христиане, ибо Дамаск находился не более чем в 200 верстах от Иерусалима. И рассеянные христиане, проходя Антиохию, могли зайти туда (см. Деян. 11:19). И вот Савл испрашивает у первосвященника Каиафы или у сыновей его тестя, Ионафана и Феофила, бывших первосвященниками в те тревожные годы (36-37 гг.), чтобы было издано повеление и вручено ему для передачи синагогам, чтобы они разыскивали христиан (из иудеев) и препровождали их на церковный суд в Иерусалим, связав их как преступников против веры. Желание Савла было слишком дерзновенное, ибо им попирались всякие права личности. Однако первосвященник не усомнился выдать ему таковое предписание, и притом не одно, а многие, хотя, быть может, и не вполне строго официальные, а только письма (έπιστολάς), которые, однако, могли иметь больше значения в глазах представителей синагог. По объяснению блаженного Феофилакта, «Савл увлекся нечистой ревностью. В нем исполнилось сказанное Христом: наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу (Ин. 16:2). Но он делал это не так, как (другие) иудеи. Они только об одном и заботились, т.е. только бы пользоваться честью. Савл же идет в Дамаск потому, что это был великий и царствующий город, и он боялся, чтобы (этот город) не увлекся (христианской) проповедью». Обращая затем внимание на то, что Савл не хотел перед первосвященником назвать христиан, но выражается о них как о людях сего учения, видит в этом выражении и его презрение к христианам как людям, сбившимся с пути, беспутным. «Со стороны гражданской власти в Дамаске не ожидалось, как видно, никаких препятствий к подобному обращению с христианами (из иудеев). Римская гражданская власть, под которой стоял тогда Дамаск, отняв у синедриона право смертной казни, остальное в делах веры предоставила синедриону».

последующих сему учению. Другой перевод: "стоящих на этом пути". Выражение, равнозначное следующим наименованиям: "христиане" (оно встречается только в Деян. 11:26; Деян. 26:28; 1 Пет. 4,16), "ученики" (ст. Деян. 9:10, 19), "святые" (ст. Деян. 9:13), "все, призывающие имя Твое" (ст. Деян. 9:14) и "братья" (ст. Деян. 9:17, 30). Слово "путь" указывает, что христианское движение состоит из последователей Иисуса, Который Сам есть Путь (Ин. 14:6). Оно неоднократно встречается в Книге Деяний (Деян. 13:10; Деян. 16:17; Деян. 18:25; Деян. 19:9, 23). Петр (2 Пет. 2:2) употребляет выражение "путь истины" (ср. Пс. 118:30) как определение христианской веры, в отличие от "пути, ведущего в погибель" (Мф. 7:13).

Воздвигнутое в Иерусалиме первое гонение на христиан отняло у них из важнейших и сильнейших распространителей проповеди. Но промысел Божий приготовил себе из самых гонителей избранный сосуд для проповеди Евангелия. Это был Савл, чудесно обращенный ко Христу явлением Самого Господа. После смерти Стефана он долго свирепствовал против последователей нового учения в Иерусалиме и, наконец, испросив себе у первосвященника право преследовать верующих в Дамаске, отправился туда со многими спутниками.

Савл испрашивает у первосвященника письма для преследования христиан в Дамаске. Хотя Дамаск был вне Палестины, но находящиеся там иудеи в религиозном отношении считали себя в зависимости от Иерусалима.