Деяния апостолов, Глава 25, стих 27. Толкования стиха

Царь Ирод Агриппа Ирод Агриппа 2-й, сын Ирода Агриппы 1-го (Деян. гл. 12), владевший с титулом царя тетрархиями Филиппа и Лисания (Лк. 3:1), последний царь из фамилии Иродов, с которым прекратился этот царственный род., находясь в вассальных отношениях к Риму, счел своим долгом поздравить Феста с новым его назначением и для этого вскоре по вступлении последнего на должность прокуратора Иудеи прибыл в Кесарию. Желая оказать любезность своему гостю, Фест предложил выслушать дело Павлово Ироду, как исповедующему тоже еврейскую веру, который поэтому более способен понять это дело, нежели он, римский прокуратор, ибо, как заметил Фест, обвинители Павла спорили с ним по некоторым вопросам своего богопочтения (ст. 13–27).

 άλογον γάρ μοι δοκεΐ (ибо мне кажется неразумным) — если отчет Феста о деле (то, что нам известно из «Дигест» как litterae dimis- soriae) действительно являлся обязательным, то эта реплика звучит несколько странно: из нее следует, что он сам принимает решение о необходимости сопроводительной документации. Витерингтон видит в еловах Феста иронию (Witherington, 734), Хенхен считает (Haenchen, 678 f.), опираясь на мнение Луази (Loisy А. Les Actes des Apotres. Paris, 1920. P. 888), что у Луки было ошибочное представление о сопроводительной документации, поскольку все, что нужно было сообщить императору: письмо Лисия, результаты предварительных слушаний, включающие обвинения и ответ на них Павла, — было у него под рукой. Считал ли Фест Павла виновным или нет, уже не имело значения, поскольку дело перешло в другую инстанцию. Таким образом, Фест не нуждался в мнении Агриппы относительно виновности Павла. Если считать, что автор Деян не иронизирует и не ошибается, то слова Феста становятся осмысленными только в том случае, если наличие или отсутствие документации, включавшей позицию предыдущего судьи (т. е. наместника), зависело от решения этого судьи. В конце концов, поскольку процесс перед императором начинался с самого начала (что подразумевало выступление как обвининяющей стороны, так и обвиняемой), император узнал бы о сути дела из прений сторон. Разумеется, любой разумный администратор в подобной ситуации озаботился бы тем, чтобы продемонстрировать свою компетентность в деле и облегчить императору знакомство с ним. 

– Не имею ничего верного написать о нем: правитель не находил в Павле ничего достойного смерти, но, как видно, не ясно понимал сущность дела, что и понятно в нем как иностранце, недавно только прибывшем в эту область и незнакомом с ее постановлениями, характером и обычаями. Из представленных обвинений Павла он вынес одно убеждение, что по римским законам он не подлежит смертной казни, но составить верное суждение о деле не мог и потому хотел слышать мнение присутствующих, и, особенно, Агриппы, как знакомого с местными учреждениями и обычаями страны, чтобы согласно с этим мнением, и что окажется на рассмотрении, написать государю, т.е. римскому императору Нерону.

Недоумение Феста о том, что должен писать императору в обвинение Павла, можно признать искренним. И в этом случае Агриппа как хороший царедворец мог помочь Фесту, в особенности познакомившись поближе с обвиняемым.

Святой Иоанн Златоуст усматривает в этом новое оправдание Павла. «Смотри, как тех (иудеев) он обвиняет, а его оправдывает. Какое обилие оправданий. После многократного исследования правитель не находит, в чем обвинить его, а те говорили, что он достоин смерти... И это служит доказательством невинности Павла, что судье нечего сказать о нем. Смотри, в какое великое затруднение ставили иудеи своих правителей». А этими правителями были люди не такие, чтобы многим затрудняться. «Фест — римлянин времен (Нерона) упадка Рима, человек, не верующий ни в какую религию, готовый называть глупостью всякую серьезную и положительную мысль о душе и смерти. Агриппа — человек, обращающий некоторое внимание на истину и отчасти знакомый с нею, но не заботящийся об усвоении ее сердцем и не решающийся изменить свою жизнь по требованию истины» (см. «Воскресное чтение». 1873. Т. 2).