Деяния апостолов, Глава 22, стих 2. Толкования стиха

При входе в крепость на лестнице апостол Павел испросил у тысяченачальника позволение говорить к народу и сказал к нему речь, в которой, в оправдание себя, передал историю чудесного обращения его ко Христу (см. толкования на гл. 9)

 Έβραΐδι διαλέκτω (на еврейском языке) — см.: комм, к Деян. 21:40.

– Еще более утихли: вероятно, из собравшегося народа многие, даже весьма многие, совсем не знали лично Павла и когда от незнакомца услышали родную речь, то внимание их еще более приковалось к этому незнакомцу и шум совершенно утих.

Речь апостола Павла в Иерусалиме с крепостной лестницы к возмутившимся против него в храме иудеям полна мудрости, всепрощения и полнейшей любви к своим врагам. Он называет ее оправдательной. И потому начинает с выяснения своей личности, причем с особенной силой указывает на то, что он человек, не чуждый Иерусалиму и всему тому, что здесь особенно чтится, а именно что он ревнитель по Боге, тщательно воспитанный в этом направлении у наилучшего учителя того времени, Гамалиила. Ревнителями по Боге он называет и слушателей, не обольщая их, но отмечая их действительное свойство, которое только получило превратное направление от злоумышленников, первых обвинителей апостола. Что именно по неразумной ревности действовали тогда многие, это явствует и из того, что они слушали речь апостола на родном языке с особенным вниманием. «Смотри, — говорит святой Иоанн Златоуст, — с какою кротостью беседует он... И это также величайшее доказательство его невинности, что он так готов оправдывать себя и решается словом противостоять толпе иудеев. Посмотри на благоразумие этого мужа. Весьма благоприятствовало ему и место, так как он говорил с высоты, и то, что он был связан. Что может сравниться с этим зрелищем, когда Павел говорил, связанный двумя цепями? Как он не смутился, как он не смешался, когда столько восстало против него народа и предстоял начальник? Но он сначала дал утихнуть их ярости и потом начал говорить; и смотри, как мудро. Прежде всего, он располагает их к себе родным языком, потом кротостью. И смотри, как слова его чужды лести. Не сказал: господа или владыки, но: братия, что в особенности могло нравиться им; как бы так он сказал: я не чужой вам и не против вас. И не сказал: услышите поучение или речь, но: оправдание; представляет себя в виде подсудимого. Сказав же многое о себе, он потом прибавляет: как и все вы ныне. Этим показывает, что они действовали не по человеческому рассуждению, но по Божественной ревности. Говорит так для того, чтобы приобрести их расположение, предуготовить их ум и удержать на том, в чем не было еще вреда».