Деяния апостолов, Глава 14, стих 12. Толкования стиха

Это явление привлекло еще большую толпу народа. Легковерный народ принял их за богов, явившихся в человеческом образе для сообщения людям своих благодеяний (подобное верование, вытекающее из глубины человеческого сердца, из не отрицаемого ощущения союза рода человеческого с Божеством, издревле было распространенным между язычниками). Так как в этом городе особенно был чтим Юпитер, которого почитали зиждителем городов, начальником, правителем и хранителем гражданского устройства (Ζεύς πολιεύς, πολιούχος), и поэтому посвящен был ему храм пред вступлением в город; то народ думал, что сам Юпитер, покровитель города, низшел на землю. Так как Павел обыкновенно первенствовал в слове пред Варнавой, то его признали за Меркурия, а Варнаву, который, может быть, был старее Павла и имел что-нибудь особенно важное в наружности, – за Юпитера. Суеверные жители сообщили свои догадки друг другу на своем наречии, а Павел и Варнава не знали, какая честь приготовляется им. Народ немедленно сообщил весть о явлении богов в храм и жрец пришел к вратам города с водами на жертву Юпитеру и с венками для жертвенных животных.

Пребывание апостолов в Листре ознаменовалось, между прочим, исцелением хромого от рождения. Но это великое дело Божие, совершенное апостолом Павлом во имя Иисуса Христа, породило печальное недоразумение в жителях города, язычниках, – породило в них мысль, что чудотворцы суть боги, явившиеся в образе человеческом, и они хотели принести жертвы Павлу и Варнаве, так что последним едва удалось убедить неразумных ревнителей в их заблуждении. После того апостолы беспрепятственно некоторое время проповедовали здесь слово Божие. Но пришедшие из Антиохии (Писидийской) иудеи и здесь успели возбудить население против апостолов. Возмущение это было так сильно, что Павла побили камнями и вытащили за город, почитая его умершим. Поэтому на другой день он должен был оставить этот город и отправиться в Дервию.

Народ, увидев чудо, «возвысил свой голос, говоря по-ликаонски: боги в образе человеческом сошли к нам». Варнаву приняли за Зевса, а Павла за Гермеса, «потому что он начальствовал в слове». 

Почему Варнаву отождествили с Зевсом, а Павла с Гермесом? Очевидно, Варнава все еще главенствовал в этой паре, хотя прежде всего проповедником был Павел и чудо совершил именно он. На сохранившихся рельефах из Листры Зевс изображается пожилым бородатым мужчиной, которого сопровождает юноша-помощник. Возможно, Варнава был (или выглядел) значительно старше Павла или был выше ростом, и его приняли за главного по аналогии с подобного рода изображениями. Это, впрочем, лишь одно из предположений.

Другое предположение — его придерживается большинство исследователей — связано с античным мифом о Филемоне и Бавкиде — пожилой супружеской паре, проживавшей во фригийском городе Тиана. Согласно этому мифу, Зевс в сопровождении Гермеса однажды решил посетить Фригию. Они обошли сотни домов, но их никуда не пускали: везде дверь была заперта. Лишь скромная хижина Филемона и Бавкиды, крыша которой была покрыта тростником и соломой, распахнула перед ними свои двери, а гостеприимные хозяева приготовили сытное угощение, зарезав своего единственного гуся. В наказание за негостеприимство остальных горожан, боги затопили всю Фригию: остался лишь домик двух стариков, превратившийся в величественный храм.

Вся эта трогательная история описана Овидием в «Метаморфозах». 

8—17. Здесь повествуется о том, как жители Листры, видевшие чудо исцеления хромого, сочли Варнаву и Павла за богов и хотели принести им жертву. Убеждая жителей Листры не делать этого, т. е. не считать их богами, апостолы этим не запрещают нам чтить их память: Ис. 11:6; Сир. 44:13; также не запрещают они нам прославлять подвиги их и просить себе у них молитвы пред Господом: 1 Пет. 3:12.

11—13. Если здесь апостолы отвергли готовившееся им божеское поклонение, то этим они вовсе не отрицают необходимости всякому воздавать должное: „кому честь, честь“: Рим. 13:7; Мф. 19:28; 1 Кор. 6:2; напротив, Писание нам свидетельствует, что за непочтительное отношение к святым людям Бог строго наказывал: 4 Цар. 1:10-12; 2, 23—24.

έκάλουν τε τόν Βαρναβαν Αία, τόν δέ Παύλον Έρμήν (называли Варнаву Зевсом, а Павла Гермесом) — Зевс был главным богом греческого пантеона, Гермес, вестник богов, был его сыном от Майи. Согласно Ямвлиху (О египетских мистериях, 1.1), Гермес был θεός ό των λόγων ήγεμών — «бог, владыка слов».

Зевс часто ассоциировался с другими божествами, и совместные посвящения Зевсу и Гермесу встречаются в разных частях Малой Азии, однако именно в районе Листры они особенно часты (см. подробнее: Левинская. Комментарий, 1-8. С. 45 и прим. 53). Особый интерес для нас представляет посвящение Зевсу статуи Гермеса и солнечного диска, которое сделано людьми, носящими ликаонские имена (Deissmann, LAE, 280 f., note 6). В Гал. 4:14 Павел говорит о себе, что он был принят как вестник Бога, что, вполне возможно, является намеком на историю, рассказанную в Деян. То, что ликаонцы приняли Варнаву и Павла за Зевса и Гермеса, находит параллель в истории Филемона и Бавкиды, которые принимали у себя Зевса и Гермеса, явившихся в образе людей. Знакомые с этим преданием ликаонцы (оно локализуется в соседней с Ликаонией Фригии — «на фригийских холмах», согласно Овидию, который подробно излагает его в «Метаморфозах» (8.611-724), естественно, должны были принять миссионеров-чудотворцев за богов, уже однажды посетивших их края. Согласно Овидию, после того как все местные жители отказались дать приют путникам, их приютили бедные старики, проявившие замечательное гостеприимство. Зевс и Гермес открылись старикам и предложили им следовать за ними:

Следом за нами теперь отправляйтесь. На горные кручи

Вместе идите». Они повинуются, с помощью палок

Силятся оба ступать, подымаясь по длинному склону.

Были они от вершины горы в расстоянье полета

Пущенной с лука стрелы, назад обернулись и видят:

Все затопила вода, один выдается их домик.

И, меж тем как дивятся они и скорбят о соседях,

Ветхая хижина их, для двоих тесноватая даже,

Вдруг превращается в храм; на месте подпорок — колонны,

Золотом крыша блестит, земля одевается в мрамор,

Двери резные висят, золоченым становится зданье.

Ласковой речью тогда говорит им потомок Сатурна:

«Праведный, молви, старик и достойная мужа супруга,

Молви, чего вы желали б?» — и так, перемолвясь с Бавкидой,

Общее их пожеланье открыл Филемон Всемогущим:

«Вашими быть мы жрецами хотим, при святилищах ваших

Службу нести...

(пер. С. Шервинского)

Местные статуи Зевса изображают его на рельефах как пожилого человека, а Гермеса как молодого. Это дало основание для гипотезы о том, что внешне Варнава и Павел напоминали эти изображения. Так, например, Д. С. Поттер полагал, что «этот пассаж имеет существенное значение как свидетельство о внешности Павла на этом этапе его карьеры» (Potter D. S. Lystra // ABD. 4. Р. 427). Это предположение маловероятно. Являвшиеся в образе людей боги могли принимать любые обличья: Зевс и Гермес в «Метаморфозах» не были опознаны ни отказавшими им в помощи фригийцами, ни гостеприимными Филемоном и Бавкидой.

– Называли Варнаву Зевсом (Юпитером), а Павла Эрмием: почему именно этих богов видел народ в Варнаве и Павле, объясняется частью местной фригийской сказкой о явлении именно этих богов в человеческом виде (у Овидия Metamorph. VIII), частью местным языческим культом, так как близ города был храм или идол Зевса, а обязанностью Эрмия, как красноречивого истолкователя богов, было сопровождать Зевса, когда он благоволит с Олимпа сходить к смертным. Почему народ именно Варнаву назвал Зевсом, а Павла Эрмием, это поясняет отчасти сам дееписатель, замечая о Павле, что он начальствовал в слове, а Эрмий считался истолкователем речей богов. Если же, по мнению народа, Павел был Эрмий, то другой его спутник должен был быть, по вышесказанному, сам Зевс. Впрочем, может быть и сам внешний вид и характер апостолов подал народу мысль, что Павел – Эрмий, а Варнава – Зевс: Павел был почти юноша (см. Деян. 7:58 и прим.) и живее характером, что, конечно, выражалось и в речах его и в действиях, а Эрмия представляли нежным, живым, благообразным юношей; старший возраст, спокойный и важный характер Варнавы соответствовал более Зевсу («мне кажется, что Варнава имел и вид достопочтенный» – Злат.).

Народное отношение к чудесному исцелению хромого в Листре было самое восторженное. Они уразумели, что это было Божественное действие, и потому, имея понятие о богах как существах человекоподобных, решили, что совершившие это перед глазами их и есть сами боги, которых они знали: Зевс (Варнава) и Меркурий (Павел), ибо первый был более представителен, а другой был молод (см. Деян. 7:58) и красноречив, что считалось обычными качествами Меркурия. А жрец даже поспешил с жертвоприношением для мнимых богов. Все это весьма важно для определения характера величайшего воздействия апостолов на листрян, а вместе и того, сколь грубо и непосредственно было народное верование в городе Листре, а равно и в других местах, где также безраздельно царствовало идолопоклонство. Из этого понятно, что рассеяние евреев по важнейшим городам сослужило великую службу в деле предуготовления язычников к восприятию евангельской проповеди. Но сердцеведец Бог там, где не совершилось раньше этого предуготовления, сразу совершал такие знамения и чудеса, которые и одни, сами по себе могли совершить величайший переворот в душах непредубежденных — только нужно было сделать должное направление естественным влечениям к Богу как единому Виновнику всех благ и всех совершеннейших даров, какие только бывают в мире сем. Этим и занялись апостолы, оставшись в Листре. По поводу идолослужения листрян блаженный Феофилакт замечает: «Видишь, как у эллинов было в обычае делать богами людей... Запомни происхождение идолослужения. Таким же точно образом эллины из людей делали богами и апостолов. И дьявол вначале подобным же образом старался ввести в мир это нечестие, говоря: будете, как боги (Быт. 3:5). И так как тогда ему это не удалось, то с тех пор он домогается этого и до сего дня, всюду стараясь вводить многобожие». «Языческие народы вообще соединяли совсем другой смысл с чудесами, чем иудеи; для этих чудеса были теологическим доказательством бытия Божия, а для тех — непосредственным откровением, обнаружением Божества. Поэтому нет ничего удивительного, что листряне приняли Павла и Варнаву за богов. Сам дееписатель лично был свидетелем, как позднее апостола Павла на острове Мальта туземцы сочли за бога (см. Деян. 28:6). Рассказ дееписателя, несомненно, историчен, а не есть воспроизведение по Посланию апостола Павла к Галатам (Гал. 4:14-15). Два эпизода, о которых идет речь в Послании к Галатам и в Деяниях, совершенно различны. Историческую подкладку для происшествия в Листре нужно искать не в Послании к Галатам, а в веровании язычников, что боги сходят с неба, принимают человеческий образ и вращаются среди людей. Жизнь Аполлония Тианского (из Ликаонии) считали путешествием Бога по земле». Общее же отношение Деяний к Посланиям апостола Павла, скорее, следовало бы формулировать так: один писатель умалчивает о многом, что известно через другого, один рассказывает подробно, о чем другой только намекает. Кратко: оба священные писатели совершенно независимы друг от друга. «В чудесном действии чужеземца (Павла) ликаонцы увидели что-то знакомое, что-то соответствующее их смутным понятиям о Боге и Его отношении к человечеству. Таившаяся в них идея Божественного, как остаток чистого библейского предания о Боге, представляла их умственному взору Божество как нечто высшее внешней природы и человеческих сил, как существо, действия которого направляются ко благу человека. Все это было налицо. Оставалось сказать только: “с нами Бог”. Но язычники слишком долго ходили своими путями. Опустившись в помышлениях своих, они изменили славу нетленного Бога в образ, подобный человеку (см. Рим. 1:22-23); они поклоняются твари вместо Творца. Мысль их сходит с сути истины и вступает в область заблуждения. Листряне признают апостолов — только вестников живого единого Бога — за богов, сошедших к ним в образе человеческом. Но могут ли боги сходить к таким ничтожным людям, как они, ликаонцы? И это нашло себе разрешение в рассказе о путешествии Зевса и Гермеса по земле. Фригийский миф повествует, что означенные боги нашли себе приют не в славных чертогах, а в бедной хижине Филимона и Бавкиды. Зевсу был посвящен храм в Листре. Поэтому одного из богов листряне весьма естественно могли принять за Зевса. Сопровождать же Зевса было обязанностью Гермеса. Он являлся как бы посредником между Зевсом и людьми. Но как таковой он обладал отменным красноречием и был богом добра и отвратителем от зла. Всем этим атрибутам соответствовал именно тот, который своим мощным словом исцелил хромого. Что касается Варнавы, то, вероятно, в наименовании его Зевсом имел значение его внушительный вид».