Числа, Глава 12, стих 2. Толкования стиха

...тогда в близких к нему возбуждает зависть, – этот недуг, сродный природе человеческой; так что и Аарон, почтенный саном священства, и сестра его Мариам, какою то свойственною женщинам ревностью подвигнутая к той чести, какой удостоен от Бога Моисей, высказывают нечто такое, чем раздражено Божество, и потому наказало прегрешения.
*** После сего порождается зависть к нему братии: зависть – это начало зловредных страстей, отец смерти, первая дверь греху, корень порока, порождение печали, матерь бедствий, повод к непокорности, начало стыда. Зависть изгнала нас из рая, став змием пред Евою; зависть преградила доступ к древу жизни, и совлекши с нас священные одежды, по причине стыда привела к ветвям смоковницы. Зависть вооружила Каина на естество, и произвела «семижды» отмщаемую смерть (Быт. 4:15). Зависть соделала Иосифа рабом. Зависть – смертоносное жало, скрытое оружие, болезнь естества, желчный яд, добровольное истощение, жестоко язвящая стрела, гвоздь для души, огонь под сердцем, пламень сжигающий внутренности. Для зависти неудача – не собственное свое зло, но чужое добро; и на оборот также для нее удача, – не свое хорошее, но худое у ближнего. Зависть мучится благоуспешностию людей, и посмеивается их бедствиям. Сказывают, что питающиеся мертвыми телами грифы мрут от мира; потому что естеству их сродно зловонное и испортившееся. И одержимый этою болезнью, при благоденствии друзей, как бы от прикосновения какого-то мира, гибнет. Если же следствием бедствия усматривает какое либо страдание, прилетает к страждущему, налагает искривленный свой клюв, извлекая им сокровенные причины безуспешности.

«Если бы одного Моисея избрал Бог истолкователем таин, то не глаголал бы к нам».

Но приведем близкое к сему и родственное злословие из образа, пременяя смысл сказанного на истину. Не одному, возражали они, «одному ли Моисею говорил Господь? не говорил ли Он и нам?». Это — слова, происшедшие от гордости, и речи, исходящие от пустой надменности. Право мудрствуя, они совсем не должны бы были стремиться стать на одинаковую степень высоты с тем, который по праву слышал слова: «ты приобрел благоволение в очах Моих» (Исх. 33:17); скорее должны были бы воссылать благодарность Богу за те дары, какими они сами были почтены от Него, не преступая чина, свыше для них определенного, и не присвояя себе чести, еще не данной им, что по справедливости может быть почитаемо признаком крайней надменности. Но с другой стороны, обрати теперь мысль свою к Господу нашему Иисусу Христу, Который открыто выставляет иудеям предопределенную Ему, и по естеству только Ему одному, от Бога и Отца цель, и говорит: «Ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 12:49). И еще: «Слова, которые говорю Я вам, не суть мои, но пославшего Меня» (Ин. 14:10, 24). Затем обрати внимание сверх того еще и на беззаконных книжников и фарисеев, исполненных дерзости, неумеренно похваляющихся тем, что с отцами их говорил Бог, и по этой причине решившихся не верить Ему. Ибо они говорят: «Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог; Сего же не знаем, откуда Он» (Ин. 9:29). Видишь ли, как, говоря: «Мы знаем, что с Моисеем говорил Бог», они как бы повторяют те древние слова, да и в выражениях еще более грубых: разве одному Христу говорил Бог и Отец? Не говорил ли Он и отцам нашим? то есть на Синае. Глафиры на Числа

одному ли Моисею говорил Господь? Истинная причина бунта выражена этим вопросом. По всей видимости, инициатором возмущения была Мариам, которая в самом факте наличия у Моисея жены могла усматривать посягательство на свое положение старшей над женской частью народа Израилева.

Если внимательно присмотреться, сказанное в этом месте не согласуется с событиями. Разве относится к делу, когда негодующие по поводу эфиоплянки говорят: Одному ли Моисею говорил Бог? Не говорил ли Он и нам? Если бы дело было именно в этом, им бы следовало сказать: «Не следовало тебе, Моисей, брать жену эфиоплянку и из семени Хама, но нужно было брать из рода твоего и из дома Левия». Однако они ничего такого не говорят, а спрашивают: Одному ли Моисею говорил Бог? Не говорил ли Он и нам? Но, как мне представляется, говоря это, они понимали поступок Моисея, скорее, таинственно. Они видели, что Моисей - то есть духовный Закон¹ - сочетался браком и союзом с Церковью, собранной из язычников. Очевидно, что по этой причине Мариам (которая была образом оставленной синагоги) и Аарон (священство по плоти), видя, что их царство отнимается от них и отдается народу, приносящему плоды², говорят: Одному ли Моисею говорил Бог? Не говорил ли Он и нам?

Очевидно, что «эфиоплянка» послужила лишь поводом для Аарона и Мариами выразить Моисею чувства их оскорбленного честолюбия: последнее не могло мириться с исключительным положением в народе их брата. Требовалось особое подтверждение богоизбранности Моисея.