2-я книга Царств, Глава 12, стих 4. Толкования стиха

В сей притче, однако же, означено было только прелюбодеяние отъятием овцы бедного соседа; об умерщвлении же мужа или о том, что бедняк, имевший одну овцу, был убит, умолчано, чтобы Давид определил себе наказание за одно только прелюбодеяние. Отселе для проницательных видно, как умеренно сей Царь пользовался многими женами, когда и за одну согласился наказать сам себя. Плотское вожделение в Давиде было не господствующим, а случайным; почему и обличитель – Пророк – назвал непозволенную страсть гостем; не сказал, что овца бедного употреблена была для стола Царю, но гостю.
*** То, с какой кротостью и сдержанностью те мужи обращались со своими женами, ясно проявляется здесь в истории царя Давида. Этот царь был увлечен жаром страсти и ослеплен временным своим процветанием, и поэтому вступил в беззаконное обладание женщиной, мужа которой он повелел предать смерти. И царь был обличен в сем преступлении пророком, который, когда пришел обличить царя, прибег к притче о бедняке и богаче. У бедного из всего имущества не было ничего, кроме одной овечки, а у его богатого соседа было очень много мелкого и крупного скота. И когда странник пришел к богатому человеку, то тот пожалел взять одну из своих овец или волов, но, чтобы приготовить обед для странника, который пришел к нему, взял овечку бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему. И когда сильно разгневался Давид на этого богатого человека и потребовал смерти для него, и сказал, что за овечку тот должен заплатить вчетверо (См. 2 Цар. 12:1-6), тогда он тем самым непреднамеренно осудил своё преступление, которое сам совершил преднамеренно в случае с Вирсавией. И когда ему было предъявлено это обвинение и было объявлено наказание Господне за содеянное, Давид смыл свой грех глубоким покаянием. Но в притче пророка повествовалось лишь о грехе прелюбодеяния. И ничего в ней не было сказано об убийстве мужа Вирсавии Урии - об убийстве бедняка в притче ничего не сказано. Следовательно, обвинение высказано касательно одного только прелюбодеяния. И отсюда нам следует судить о том, с каким терпением он обращался со своими женами, когда был принужден казнить себя за совершенное им преступление по отношению к одной из них. Но в этом случае невоздержанность страсти постигла его как заезжий странник, но не нашла в доме его пристанища. И именно поэтому даже обличающий царя пророк назвал незаконное вожделение «странником» в доме богатого человека. И ведь не сказал, что овечку соседнего бедняка взяли, чтобы приготовить обед для царя, а сказал: чтобы приготовить обед для странника, который пришел к нему. Истинно, однако, и то, что в доме сына Давида, царя Соломона, сия плотская похоть бывала не как странница и случайная гостья, но как царица. И Священное Писание об этом не умалчивает, но прямо ставит ему в вину его увлечение чужестранными женщинами (См. 3 Цар. 11:1-8). Ибо в начале царства своего Соломон сгорал страстью к истине; но когда достиг её в любви духовной, то потерял её через любовь плотскую.

Но пришел к богатому один гость, и он пожалел своего, и взял овцу бедного и заколол ее. Видишь, как Нафан здесь сплетает рассказ, скрывая нож (обличения) под губкою (притчи)?
*** Пришел однажды гость к богачу. Какой гость? Страсть. Чтобы засвидетельствовать чистоту его, Он искусно назвал страсть гостем. Действительно, никогда прежде Давида не нарушал чужого брака и не глядел нечистыми очами. Но тут, пораженный (страстью), он погубил чистоту из-за этой женщины и, поддавшись мгновенной слабости, нарушил долг. Пришел гость, пришла к нему эта не­обузданная, звероподобная страсть. Гость пришел к этому богачу, и не захотел он взять из своих стад овец и волов; но послал и взял ту овечку, спавшую на груди бедняка и евшую с его стола.
*** Что же? «Пришел, – рассказывал он, – к богатому гость». Какой гость? Страстное пожелание, ввергающее нас в наказание. «Пришел к богатому гость, а тот, жалея своих овец, послал взять овечку бедняка и заколол ее для своего гостя».
*** Искра страсти воспламенила огонь прелюбодеяния, а прелюбодеяние породило убийство. Объятый порочной любовью, погубив овцу, убил и пастуха ее. Две страсти произвели два убийства. Похоть и гнев, вооружившись, — первая принесла жену, как овцу, в жертву, а второй убил ее мужа. Да, он пожрал жену как, овцу, так как прелюбодеяние есть смерть для целомудрия. А Писание потому и назвало ее овцою, что она сохраняла себя для мужа незапятнанной и неоскверненной. Пророк Нафан говорил в притче: «и пришел к богатому человеку странник, и тот пожалел взять из своих овец или волов, чтобы приготовить обед для странника, который пришел к нему, а взял овечку бедняка и приготовил ее для человека, который пришел к нему», называя жену агницей ради непорочности ложа. «Брак у всех да будет честен и ложе непорочно» (Евр. 13:4). Закланием называет прелюбодеяние, так как для целомудренной бесчестие есть тоже, что убийство и заклание.

Божественное наказание Давида за его падение с Вирсавией. Окончание войны с аммонитянами «Пророк Нафан сначала переносит обвинение на прилично выдуманное для сего лицо, потому что иначе смотрим мы на грех других и иначе на собственные худые дела; почему неодинаково и судим о себе и о других. Над другими произносим праведный приговор, - сами же, прегрешая, или совершенно исторгаем из мысли сознание его, или, усматривая грех, находим для него извинение» (Блаж. Феодорит, толк. на 2 Цар., вопр. 24).

А в следующих словах примешивает и несколько оправдания, потому что злое вожделение наименовал путником, так как оно посещает то одного, то другого. Еще же назвал оное и странником, как необычайное для Давида и незнакомое ему дотоле. А это вело Давида к тому, чтобы мог приобрести себе прощение. Не в порочных навыках воспитан был он и понес удар по причине не всегдашнего, но случайного направления воли; грех был следствием беспечности, а не злонравия. Но в следующих за тем словах пророк усилил обвинение. Надлежало заколоть одну из собственных своих овец, а не чужую единственную агницу.