1-ое послание к Фессалоникийцам ап. Павла, Глава 5, стих 7. Толкования стиха

Для христиан же, которых апостол Павел называет «сынами света», чтобы встретить Христа, нужна духовная трезвость; они должны быть подобны воину, стоящему на посту в ночное время: «Итак, не будем спать, как прочие, но будем бодрствовать и трезвиться. Ибо спящие спят ночью и упивающиеся упиваются ночью; но мы, будучи сынами дня, будем трезвиться, облекшись в броню веры и любви и в шлем надежды спасения»

Вера фессалоникийцев — главный предмет попечений Павла, но её необходимо ещё восполнять (1.8, 3.2, 5-7, 10, 5.8).

Неожиданность пришествия Христова подчёркивается также тем, что, согласно евангельскому преданию, оно произойдёт ночью (Мф. 25:6). Поэтому апостол напоминает, что ночь предназначена не для увеселений и разврата, а для бодрствования и молитвы (1 Фес. 5:8, 10).

Выше ночь разумеется нравственная.

Указание 5 гл. позволяет разделить первый и наиболее значительный отрывок 4:1 – 5 на три главные части. Призыв к телесной чистоте (4:3–8) есть поддержание слабых. Языческое прошлое читателей доказывало его необходимость. Это то же предостережение против блуда, которое нашло место в апостольском декрете (ср. Деян. 15:20, 29). Напоминание о необходимости жить собственным трудом (4:9–12) есть вразумление бесчинных. Но наибольшее внимание ап. Павел уделяет утешению малодушных (4:13–5:11) тех, которые смущаются эсхатологическими проблемами. Речь идет, во-первых, о судьбе тех христиан, которых постигает смерть до пришествия Христова (4:13–18). Ап. Павел утешает Фессалоникийцев (ср. ст. 18) тем, что судьба умерших не будет отличаться от судьбы тех, которых Христос в Своем пришествии застанет живыми. Второй вопрос есть вопрос о сроках. Те образы, которые ап. Павел употребляет, когда говорит о сроках пришествия Христова, должны показать его неожиданность и в то же время его неотвратимость. Из ответа на вопрос о сроках с неизбежностью вытекает призыв к бодрствованию (5:1–11). Преимущественное внимание к вопросам эсхатологии отвечает той напряженности эсхатологического ожидания, которая уже была отмечена, как одна из особенностей первого христианского поколения. Учение 2 Фесс. также сосредоточено на эсхатологии, да и в первом послании эсхатологическое учение не ограничивается отрывком 4:13–5(ср. еще, напр. 1:9в-10; 2:19; 3:13). Пришествие Христово ап. Павел обозначает здесь термином парусия, который и закрепился в богословии, как технический термин.

Темже убо да не спим якоже и прочии, но да бодрствуем … сынове суще дне, да трезвимся, оболкшеся в броню веры и любве, и шлем упования спасения (1 Фес. 5:6–8). По Св. Златоусту, «и тот, кто бодрствует, если не будет творить добро, может спать». Итак, словом «да не спим яко же и прочии», Апостол внушает, чтобы мы не предавались, подобно не ведущим Христа язычникам, нравственной беспечности и не забывали о грядущем дне суда, а словами «да трезвимся» приглашает к деятельному бодрствованию, т. е. к делам благочестия. Но еще не довольно только бодрствовать и трезвиться, надобно и вооруженным быть, подобно осторожному и внимательному воину, бодрствующему на страже. «Ибо, – говорит Св. Златоуст, – если кто не имеет оружия, то хотя бы он был бодр и трезв, его могут тотчас умертвить разбойники». Это оружие в нравственной жизни составляют: вера, любовь и упование.

Призывая к бодрственности, Апостол заповедует быть трезвыми, не спать и облечься в христианские оружия: в броню веры и любви и в шлем надежды спасения, напоминая сим, что брань христиан не с внешними врагами, а с духовными прельщениями, с сердечною изменою основным христианским добродетелям, лишаясь которых, христианин теряет все; будучи же облечен в них, бывает силен к самозащите и защите других во всякое время и при всех обстоятельствах, сколь бы ни тяжки были эти времена и сколь бы ни опасны были испытания христиан. При этом пребывание христиан во свете или в сыновстве свету и противоположность их людям тьмы, спящим, упивающимся, Апостол опять выставляет, как нечто благоприятное для торжества добра, могущего удобно являться при свете, как злое во тьме. Сам Спаситель заповедал нам бодрствовать, говоря: бдите на всяко время молящеся, да сподобитеся убежати всех сих, хотящих быти, и стати пред Сыном Человеческим (Лк. 21:3–33). То же внушали и Апостолы (1 Пет. 5:8. 1 Кор. 16:13).

По изъяснению св. И. Златоуста, «здесь Апостол показывает, что от нас зависит пребывание дневного света. В обыкновенном дне и ночи это не зависит от нас; напротив, с тою ночью и тем сном бывает не так, но можно непрестанно бодрствовать, можно постоянно пребывать среди дня. Смежать духовные очи и предаваться греховному усыплению есть дело не природы, а произвола. Ибо и тот, кто бодрствует, если не будет творить добро, может спать; поэтому и присовокупил: да трезвимся. Трезвенность есть усиление бодрствования». Трезвение, – говорит преосв. Феофан, – есть отрешение сердца от привязанностей и пристрастий; бодренность же есть напряжение деятельных сил». Напоминание о бдении и внимании привело на мысль стражу военную, а стража – вооружение. Вера с любовию весь состав души ограждает, не допуская неправых мыслей и движений сердца, а упование бережет главу жизни – энергию, которая тотчас падает, как скоро в душу закрадывается отчаяние. Вера, любовь и упование, главные отправления христианской жизни, суть вместе и самые оружия к отражению вражеских нападений (ср. 1 Кор. 13:13. 2 Кор. 10:4. Рим. 6:13. Еф. 6:11).

 Потому, что небодрствование – спанье и нетрезвление – упивание, бывает обыкновенно ночью, а не днем, а вы, говорит святой Павел, сыны светя и дня, вы и не должны спать, быть беспечными, ослепленными и упиваться пристрастиями, чувственностью, страстями, и упившись теми, терять христианское сознание.

И они должны заботливо сохранять такое хорошее положение, должны держать себя как сыны света, не поддаваясь духовному сну, который также недостоин христианина, как неприлично вообще человеку проводить день во сне. Христиане должны бодрствовать и трезвиться, т. е. не позволять себе отуманивать свой ум опьяняющими удовольствиями мира, чему обыкновенно предаются язычники, грешники, живущие в тьме духовной ночи. Мало того, мы как бодрствующие стражи должны быть одеты в броню и шлем духовные т. е. украшены добродетелями веры, надежды и любви, о которыя бы разбивались все нападения мира и зла

Апостол призывает верующих, как сынов света и дня, бодрствовать и трезвиться, облекшись в духовное оружие: «броню веры и любви и шлем надежды спасения», а не спать или упиваться вином (1 Фес. 5:7–8), т. е. не проводить время в беспечности.

Обязал к бодренности и трезвению. Теперь говорит, что иначе им и нельзя действовать. Ибо небодрствование — спание и нетрезвение; упивание бывает ночью, а не днем, а вы — сыны света и дня; к вам и не должно заходить спание и упивание. Но как бодрствование и трезвение он разумеет нравственное, так в нравственном же значении должно разуметься спание с упиванием. Тут разумеются спящие беспечностию, нечувствием и ослеплением, и упивающиеся пристрастиями, чувственностию, страстями, которые от упоения всем этим теряют свое христианское сознание. Поясняет свою мысль примерами из обыденной жизни. Спят и пьют обычно ночью, днем же работают и дела свои исправляют. Подразумевается: и нам, сынам света, не следует спать и бесчинствовать нравственно, но жить, как велит долг христианский, не беспечно, не без заботы о спасении души, не допуская, чтоб земные заботы поглощали все время и чувственные удовольствия держали нас, как в опьянении: и то, и другое выбивает из памяти вечную, ожидающую вас участь.

Спание и упивание древние толковники так разумеют: «Спящими называет здесь Апостол во зле пребывающих, как неподвижных на добродетель и погруженных в мечтательные прелести» (Феофилакт); «тех, кои не имеют энергичного усердия к деланию добрых дел и пребывают во грехе. Он как бы сказал: грешные живут во тьме греховной; решившимся же совершать дела правды не должно нерадеть о добродетели — спать, — не должно никогда переставать делать добрые дела. Отличительная их черта — пребывание не в нощи греха, а во свете доброделания и праводействования» (Экумений). «Но почему взывает он грех сном? — Потому, во-первых, что грешник не имеет силы, нужной для совершения добрых дел; далее потому, что он непрестанно увлекается воображением и ничего не видит в истинном свете, напротив, исполнен грез и часто безрассудных мечтаний, а если б и видел что хорошее, то не извлекает отсюда ничего твердого и неизменного. Спящий не видит того, что есть и действительно существует, а о том, чего вовсе нет, грезит, как о существующем. Таков грех и такова греховная жизнь! Она не, видит существующего, то есть духовного, небесного, неизменного, а видит только то, что течет, улетает и скоро нас оставляет» (святой Златоуст). «Под упиванием разумеет здесь Апостол не опьянение вином, а отуманение и омрачение ума грехами» (Экумений), — не то, которое бывает от вина, но то, которое от страстей, так как они омрачают и выводят из своего чина владычественное (души, то есть ум). «Вам не следует быть таковыми, ибо вы не сыны ночи и тьмы, а сыны дня чрез крещение и восприятие ига заповедей Божиих» (Феофилакт). «Опьянение души составляют и любостяжание, и пристрастие к деньгам, и плотская любовь, и все, о чем бы ты ни упомянул в этом роде, есть опьянение души» (святой Златоуст).