Псалтирь, Глава 54, стих 9. Толкования стиха

 Там море, там буря: тебе ничего не остается, как воскликнуть: Господи, я погибаю.  (Мф. 14:30) Да протянет руку Тот, Кто бесстрашно ступает волнам, пусть Он облегчит ваш страх, пусть Он утвердит в Себе вашу безопасность, пусть Он проговорит к вам внутри и скажет вам: внимайте Мне, что Я родил: злой брат, быть может, страдаешь, или враг без искусства страдаешь; чего из этого я не пострадал? Там ревели без евреев, внутри ученик предавал. Итак, свирепствует буря, но Он спасает людей от слабости ума и бури. Быть может, твой корабль встревожен, потому что Он в тебе спит. Море бушевало, кора, на которой плыли ученики, бросалась в воду; но Христос спал: наконец они увидели, что среди них спит Владыка и Творец ветров; они приблизились и пробудили Христа; (Мф. 8:24-25) Он повелел ветрам, и наступил великий штиль. Недаром же, может быть, смущается сердце твое, потому что ты забыл Того, в Кого уверовал: невыносимо страдаешь ты, потому что не приходило тебе в голову, что ради тебя Христос родил. Если же на ум твой не приходит Христос, Он спит: пробудись Христос, вспомни веру. Ибо тогда в тебе спит Христос, если ты забыл страдания Христовы: тогда в тебе бодрствует Христос, если ты вспомнил страдания Христовы. Но когда вы всем сердцем поразмыслите над тем, что Он претерпел, неужели и вы не претерпите с невозмутимостью? И, быть может, радуясь, что ты нашелся в некотором подобии страданий твоего Царя. Итак, когда, думая о сем, вы начали утешаться и радоваться, Он воскрес, Он повелел ветрам; поэтому наступает великое затишье. Я искал Того, Кто должен спасти меня от слабости духа и бури.

Водворение в пустыне — результат непоколебимой надежды на Господа: Чаях Бога, спасающаго мя от малодушия и от бури (9). Жаждал Бога, спасающего меня от малодушия и от бури.

Мы называем себя малодушными, когда силы нашей души умаляются, она не способна устоять в испытаниях. Без помощи Божией не избавиться от жизненной бури.

Непримиримая неприязнь врагов и страшная опасность от них внушили псалмопевцу желание удалиться в добровольное изгнание. И он сказал: „о, еслибы кто дал мне крылья, как у голубя! я улетел бы и успокоился бы“, именно — крылья голубя, т. е. кроткаго, мирнаго, а не злого и хищнаго, как ястреб и орел; иначе — я желал бы кротко и мирно удалиться в пустыню, только избегая опасности, а не с тем, чтобы, избегнув ея, самому сделаться врагом — хищником или элым мстителем, подобно Саулу. — „Вот я удалился бы, спасаясь бегством, и водворился бы — надолго остался быв пустыне", говорит гонимый. И так действительно поступал Давид, спасаясь от Саула бегством и подолгу пребывая в пустынях и пещерах Иудейских. Он решил поступить так потому, что чаял — ожидал, что Бог, по миновании некотораго времени, спасет его от малодушия — от потери мудрости и мужества, вследствие страха, и от бури-от сильнейшаго царскаго гнева, который все сокрушает, подобно бури.

Псалом сей, Давиду Духом Святым вдохновенный к написанию, Асафу же, начальнику певцев его, дан бяше, да воспевает его разумно всем, яко сила псалма того содержится в конец, во Христа, наипаче о пречистых страстех Его. Есть же и моление Церкве Святыя в гонении (Феодорит, Златоуст).

Весь мир во тьме лежит, всяк человек ложь, и пришел Господь спасти Адама первозданного.

Будем умолять Бога, чтобы дал Он нам криле голубине Святого Духа, да полетим к Нему и да почием, и да прекратит у нас лукавый ветр — самый грех, живущий в членах души и тела... Он соделывает неисповедимое это спасение тем, которые всегда желают и надеются, и непрестанно ищут Его,

«Се удалихся бегая, и водворихся в пустыни. Чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури», – воспевает Псалмопевец. (Пс. 54:8-9).
Се и аз «удалихся» от града, хотя «не бегая» от него, впрочем, охотно уклоняясь от шума и молвы его, хотя не для того, «чтобы водвориться в пустыни», по крайней мере, чтобы соутешиться на время общением «с водворившимися в ней, чающими Бога спасающаго». Приветствую вас, «бегающие» от мира, или паче от зла, в котором «лежит... мир» (1 Ин. 5:19), от господствующей в нем похоти плоти, похоти очес и гордости житейской, «удалившиеся» от градов и селений, или паче от соблазнов, умножающихся в многолюдстве их, «водворившиеся в пустыни» телом, паче же и духом возлюбившие уединение от всякой твари, для беспрепятственного беседования с Богом. Благословенно бегство и удаление ваше, если не озираетесь вспять помыслами пристрастия и желания мирских вещей, «поминая жену Лотову» (Лк. 17:32), и ее с пути спасения, на погибельный град, погибельное обратно воззрение. Благословенно и водворение ваше, если вы ищете в обители пустынной не упокоения телесного, но спасения душевного, не от человеков утешения, но Богу благоугождения; если и находящим искушениям не попускаете увлечь вас из сего пристанища, но как на крепком якоре держитесь на уповании на Бога «спасающаго» вас, и от волнования вашего собственного «малодушия», и «от бури» противными силами воздвигаемой.
Если для подкрепления упования нужно видеть опыты Божия о нас попечения: вы можете видеть оные над собою, как вообще в том, что сия обитель, в продолжении немалого числа лет, избыточествует ищущими в ней спасения, и не предается скудости в потребном, так и в настоящем случае, когда Бог, чрез подвигнутое Им усердие и споспешествование Боголюбивых, и святыню сего места вновь освященным храмом умножает, и дарует вам новое удобство к благочестивому призрению и упокоению немощи и старости между вами.
Благословение плодоносящим и добродеющим во святой обители сей! Благодарение Богу, верховному благодетелю и облагодетельствованных! Да утверждается сердце наше в Господе! «Да чаем выну Бога спасающаго».
Надежда есть одна из трех добродетелей, в которых Св. Ап. Павел полагает все духовное совершенство христианина в жизни настоящей, и основание блаженства его в будущей! «Ныне..., – говорит, – пребывают вера, надежда, любы, три сия». И хотя он присовокупляет: «больши же сих любы» (1 Кор. 13:13); хотя, следственно, «надежда» не есть высшая из сих добродетелей, но посему не можно ее пренебрегать; пoелику неудобно, мимо первой и второй степени, воспрянуть на третию, и особенно сие неудобно в ходе духовном, – ибо как существо вещей духовных, так и порядок их постояннее, нежели вещей телесных. Итак, если ты хочешь восходить на небо: то надобно тебе и учиться, как бы вступить на сию степень духовного восхождения, которую называют «надеждою», и подвизаться, чтобы действительно вступить на оную.
Можно сказать, что если бы кто имел неосторожность вынуть сию степень из лествицы духовной, то уронил бы и остальные, и сделал бы невозможным восхождение.
Что могущественнее веры, о которой с таким сильным уверением глаголет Господь: «аминь... глаголю вам, яко иже аще речет горе сей: двигнися, и верзися в море: и не размыслит в сердце своем, но веру имеет, яко еже глаголет, бывает: будет ему, еже аще речет» (Мк. 11:23)? Но из сего самого изречения можно усмотреть, что сие чудесное могущество веры не иначе может произвесть свое действие, как с помощию надежды. Ибо слова: «аще речет ...и не размыслит в сердце своем», что иное значат, как не то, что слово веры должно быть укреплено в сердце «силою... надежды» (Рим. 15:13)? Если верующий, но не вступивший на степень совершенной надежды, хощет изрещи слово, и совершить дело веры, хотя не гору двигнуть, но какое-нибудь препятствие, на пути спасения затрудняющее, удалить, помыслы сердца его разделяются и представляют ему, что желаемое им трудно, что Бог не всякому являет особенную Свою помощь, что времена чудодейственной веры прошли, и от таковых безнадежных помыслов, дух веры рассыпается, слово его изнемогает, и дело ее не совершается. Так не подвизающийся вступить на степень совершенной надежды и со степени веры упадает.
Что касается до «любви», хотя то правда, что ей предназначено некоторым образом пережить надежду и чрез то не только ничего не потерять, но и восторжествовать совершенно, что должно последовать за открытием славного Царствия Божия, когда спасенным не останется чего надеяться, потому что будущее соединится с настоящим, и они во веки будут обладать тем, чего прежде только надеялись; впрочем, также справедливо и то, что прежде сего последнего совершения, во дни приготовления к оному, любовь не может ни жить, ни возрастать без веры и надежды. Вера её рождает, а надежда, вместе с верою, воспитывает; «веровати... подобает приходящему к Богу, – говорит Апостол, – яко есть, и взыскающим Его мздовоздатель бывает» (Евр. 11:6). Мысль о мздовоздаянии взыскующим Бога принадлежит к степени «надежды». Знаю, что есть случаи, в которых крепкие подвижники любви к Богу и ближнему приносят ей, некоторым образом, в жертву свою надежду. Так Моисей просит изглажден быть из книги Божией; так Павел желал бы отлучен быть сам от Христа, ради спасения избранного Богом народа. Но, кроме того, что случаи чрезвычайные не опровергают обыкновенного, напротив того, самою редкостию своею показывают необходимость обыкновенного; любовь Моисея и Павла и в чрезвычайных восторгах своих, не отвергала надежды, а только возвышала ее вместе с собою; забыв надежду собственного мздовоздаяния, она питалась в сие время высшею, собственно Божественною надеждою, – надеждою славы Божией, долженствующей открыться в спасении избранного Богом народа.
Возмем еще изречение о достоинстве надежды у того же Апостола Павла, который так охотно жертвовал ею любви. «Хвалимся, – говорит он, – упованием славы Божия. Не точию же, но и хвалимся в скорбех, ведяще, яко скорбь терпение соделовает: терпение же искусство, искусство же упование: упование же не посрамит» (Римл. 5:2-5). Как благотворно упование, когда оно так обильно исполняет душу чувством внутренняго благополучия, что Св. Апостол, при всей свойственной ему скромности и смирении, не может онаго скрыть, но обнаруживает оное, «хваляся упованием»! Как могущественно упование, когда Апостол решительно уверяет, что оно «не посрамит», т. е. никогда не обманет человека в его благочестивом ожидании! Как победоносно упование, когда оно дает возможность не только без ропота переносить «скорби", но даже «хвалиться ими». Сколь велико сокровище должно быть заключено в уповании, когда Апостол не поколебался объявить столь великую цену, которою оно должно быть приобретено, а именно, "опытностию.., терпением, скорбями».
Будем довольно благоразумны, чтобы употребить внимание и попечение для приобретения толикого сокровища. Дорого! скажет недальновидная самоугодливость; его надобно купить скорбями! Подумай и разочти: если не хочешь терпеть скорби для душевного приобретения; будешь же терпеть их без пользы, или даже со вредом душевным. Ибо с тех пор, как грех породил скорбь, кто живет без скорбей? А потому не лучше ли стараться принимать оные так, чтобы чрез них приобресть терпение, чрез терпение опытность, чрез опытность упование, которое самые скорби превратит в радость и славу? Дабы облегчить себе приобретение упования на Бога, да помышляем, братия, со вниманием о Его могуществе, премудрости, благости, о верности обетования Его, наипаче о неизреченном Его милосердии в Иисусе Христе, которого Апостол знаменательно Самого именует «упованием нашим. (1 Тим. 1:1) Еда не может рука Моя спасти» (Ис. 59:1), взывает Сам Господь, укрепляя нашу на Него надежду. Каких затруднений не разрешит многоразличная премудрость Его? Какого греха не победит благость Его? «Живу Аз, глаголет ...Господь, не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего, и живу быти ему» (Иезек. 33:11). Божественною жизнию Своею клянется Он в сем спасительном обещании: что же может быть вернее сего обещания? Наипаче же, «аще Бог Своего Сына» единороднаго «не пощаде, но за нас всех предал есть Его: как убо не и с Ним вся нам дарствует» (Рим. 8:32).
Наконец, одно еще не должно быть забыто и в самом кратком учении о надежде – то, что Бог даровал надежду кающимся и желающим своего исправления грешникам, а не беспечным презрителям закона Его. Кающийся и надеющийся прославляет бесконечное милосердие Божие, – надеющийся и некающийся хулит Бога, представляя Его покровителем зла.
Господи! Даруй всем слышащим сие надежду покаяния и спасения в жизнь вечную, да будет слава Тебе, Христе Боже, упование наше, во веки. Аминь.

Третия черта благонадежнаго пустынножителя есть упование на Бога. «Чаях Бога спасающаго мя от малодушия и от бури».
Образ духовнаго пустынничества был бы довольно страшен, если бы столь суровая черта его, какою представляется совершенное отречение от мирa, не умягчалась и не покрывалась приятною и светлою чертою совершеннаго упования на Бога.
Не случается ли даже, что удалившиеся от мира с намерением избежать трудностей и опасностей для души, сверх ожидания встречают для нея новыя трудности, и самыя опасности в отшельническом и пустынном уединении или общежительстве? И не должно сему дивиться. Израильтяне в пустыне сколько перенесли трудностей, сколько видели опасностей! Едва ли не более, нежели в самом Египте. Сам Начальник нашего спасения, и совершеннейший для нас образ онаго, где испытал сильнейшую брань против врага душ, как не в пустыне? Где более перенес духовных страданий, как не в уединении вертограда Гефсиманскаго?
Но если так: то для чего же, скажут, и удаляться от мира в пустыню, от трудностей к трудностям, от опасностей к опасностям?#151;Ответствую: для того же, для чего Израильтяне вышли из Египта в пустыню: ибо в пустыне испытали они трудности и опасности, но очистились, научились и спаслись, вместо того, что в Египте погибли бы в мерзостях язычества; и если бы они не вышли в пустыню, то не пришли бы в землю, текущую медом и млеком. Для того же, говорю, для чего и Спаситель Духом Святым возведен был в пустыню, и для чего удалялся Он в уединение Гефсиманское: ибо в пустыне победил Он, непобежденнаго дотоле, врага душ наших, а в Гефсимании принес Он за преслушание человеков духовную жертву послушания воле Бога Отца Своего, и крепкую о нашем спасении молитву, в которой и «услышан от благоговеинства» (Евр. 5:7). Так и для нас, если и трудна и не безопасна пустыня: то все же полезно и спасительно бежать в нее от мира погибельнаго.
А дабы и трудности преодолеть, и опасности пройти невредимо, для сего не более требуется, как только не быть нетерпеливу, не унывать, не отчаяваться, но, каково бы ни было наше положение, непрестанно «чаять Бога спасающаго нас от малодушия и от бури». Если произвольным нашим непостоянством, или нетерпеливостию не прервем сего чаяния: «упование не посрамит» (Рим. 5:5), и помощь свыше приидет непременно тогда, и в такой мере, как сие нужно для искренно желающих спасения, как прилично славе Спасителя.