Высказав пред Богом свои недоумения или жалобы по поводу господства язычников над избранным народом Божиим (
Авв. 1:12–17), пророк желает от самого же Бога «пророческими очами узреть решение изыскуемого» (блаженный Феодорит, с. 27). «Он говорит: на страже своею я стану, т. е. в восхищении Духом пророческим, и буду смотреть, что последует затем после плена народа и после падения города и храма... нужно заметить и то, что пророческое видение и слово Божие было пророку не внешним, а внутренним способом и было обращено к внутреннему человеку. Посему и пророк Захария говорил:
И Ангел, который говорил во мне (
Зах. 1:9), и в Псалмах говорится:
Я услышу, что скажет во мне Господь (
Пс. 84:9)» (блаженный Иероним, 154–155). Понятия «
стража» (евр. мишмерет) и «
укрепление» (евр. мацор) в данном случае имеют не буквальное значение, а переносное, именно представляют символическое обозначение (как в
Ис. 21:8) отправления пророческого служения; таким образом, первая половина ст. 1 может быть перифразирована так: «Пророк говорит: пребуду в том чине, в который возведен, и не оставлю твердыни» (блаженный Феодорит).
Пророки вообще были стражами дома Израилева (
Иез. 3:17;
Иер. 6:17;
Ис. 52:8,
Ис. 56:10), которых Бог Иегова, верховный Пастырь и Страж Израиля (
Пс. 79:2,
Пс. 120:4), воздвигал для охранения целости и святости завета и теократии среди народа Божия – ввиду частых его уклонений от этих начал. (См. P. Laur. Die Prophetennamen des Alten Testamentes. Freiburg. 1903. s. s. 103–107). «Возвышаясь всегда и во всех отношениях над своими современниками, постоянно изрекая им наставления, обличения, угрозы, угнетения и для сего просвещаясь от Духа Божия, испытующего самые глубины Божий, – эти люди, в случаях особенно важных и сомнительных, особенно усиливали свой подвиг стояния на вверенной им духовной страже стен Иерусалимских (
Ис. 62:6) и сами молитвенно вопрошали Бога о воле Его, дабы возвестить ее народу. Сия молитва вообще признавалась одною из особенных обязанностей пророков (
Иер. 32:16, 26;
Дан. 9:3, 20), иногда же прямо заповедывалось им Богом» (проф. Голубев, с. 863). Так и пророк Аввакум, желая получить новый Божественный по высказанным им недоумениям, по жалобе (евр. токахат) его (гл. I), собирает все свое внимание, восходит на некоторый «
камень, т. е. на некоторую возвышенную и безопасную твердыню мыслей» (св. Кирилл Александрийский) и ожидает откровения Божия для передачи его людям. Таким образом, «настоящее место весьма важно в психологическом отношении – для суждения о состоянии лиц, сподоблявшихся пророческого дара. Из начальных слов места открывается, что он не был постоянно присущ душе пророков, требовал предварительно некоторого особенного к получению его настроения души, что пророки постоянно нуждались в божественном озарении и получали его только по временами по частям, как учащиеся, получив сведение о началах учения, нуждаются еще в научении о каждом из них в частности (
Ис. 50:4). Из слов последних, что этот дар не был самомечтанием, пророчеством от сердца своего (
Иер. 23:16, 26;
Иез. 13:2–3), но словом, исходящим из уст Божиих (
Ис. 55:11), даром подлинно божественным» (проф. Голубев, с. 866).
Независимо от этих особенностей, речь пророка в ст. I имеет для себя параллели у
Мих. 7:7 и в псалмах:
Пс. 85:9,
Пс. 120:1,
Пс. 122:1.