«Господь дал, Господь и взял, как угодно было Господу, так и сделалось». Прекрасно сказал – «угодно»: уступает достоинству, не любопытствует напрасно относительно управления; не сказал, как мы говорим: почему молодые умирают, а старики остаются? Какое это управление? Старик сильно желает смерти, имея расслабленную плоть и терпя недостаток в деньгах и во всяком ином утешении; но не получает исполнения желания; а отрок, обладающий милой красотой, вожделенный для своих родителей, похищается безвременно? Научись не расследовать таковое, научись говорить: «Судьбы Твои – бездна великая» (Пс. 35:7); научись говорить: «Праведен Ты, Господи, и справедливы суды Твои» (Пс. 118:137); научись говорить: «Как угодно было Господу, так и сделалось», познай достоинство Божие, чтобы познать благочестие. Но так как слово вторглось в славу Святого Духа, то скажем что-либо из догматов для нашей безопасности и утверждения. Подобно тому как Иов, сказав: «как Господу угодно», показал достоинство и господство, – так и апостолы, показывая Господнее достоинство Святого Духа, говорят: «Ибо угодно Святому Духу и нам не возлагать на вас... ничего, кроме сего необходимого» (Деян. 15:28).

Источник

(Dubia) Весьма полезное слово о вере, и о законе природы, и о Святом Духе

* * * И пад на землю поклонися Господеви (τφ Κυρίφ) ¹ и рече: сам наг изыдох от чрева матере моея, наг и отъиду тамо. Этот Иов ослепил глаза диавола, терпя удары, а не нанося их; он истощил весь его колчан, постоянно служа предметом его стрел, перенесши все виды искушения и каждый в отдельности с полным успехом. К тому, что в жизни кажется печальным и бывает таким, принадлежать особенно; бедности, болезнь, потеря детей, восстание врагов, нечестность друзей, голод, непрерывные телесные болезни, но ношение, клевета и худая молва. Все это обрушилось на одно тело, разразилось над одной душой и, что особенно тяжко, постигло того, кто не был приготовлен к этому. Говоря это, разумею следующее. Кто родился от бедных родителей и воспитан в таком доме, тот, как приученный опытом жизни, легко может переносить тяжесть бедности; а кто живет в обилии и пользуется таким богатством, а затем неожиданно впадает в противоположное состояние, не легко может переносить такую перемену. Как внезапно происшедшая, она для неприготовленного оказывается слишком тяжелою. Опять, человек незнатный, родившийся от незнатных родителей, живший в постоянном презрении, не очень будет возмущаться, подвергаясь поношениям и оскорблениям. А если тот, кто пользовался такой славой, всеми был высоко почитаем, кто был на устах у всех, имя которого всюду гремело, впадал в бесславие и низкое состояние, то он должен был выстрадать то же самое, что — богач, внезапно сделавшийся нищим. Опять, для лишившегося детей не в одно и то же время, хотя бы он всех лишился, остающиеся служат утешением в постигшей его утрате; когда скорбь о смерти первого ослабеет, бывающая через некоторое время смерть второго причиняет не столь сильное горе, потому что он получает не новую рану, и уже закрывшуюся и изгладившуюся, что немало ослабляет скорбь. А он увидел весь свой сонм похищенным в один момент, при том самым тяжелым родом смерти, потому что смерть была насильственная и преждевременная; и время, и место не мало усиливали скорбь, потому что это произошло во время пиршества, в доме, который открыт был странникам; этот дом сделался для них гробом. И то весьма удивительно, что все это произошло вместе, что удвояет и утрояет несчастие; когда борющийся не имеет отдыха при помощи остановки, то от непрерывности нападения увеличивается страх и происходит большее смятение. Это было с ним (Иовом), потому что за гибелью и сожжением овец следовало похищение волов, за этим — отнятие ослов, за последним — пленение верблюдов и избиение рабов, а затем — потеря детей, этот страшный и новый вид, этот ужасный гроб, он же вместе и смерть, и гроб; и стол, покрытый прежде яствами, сделался местом для пораженных тел; чащи и сосуды с вином наполнились кровью и разбитыми членами. представь огромность несчастия, это новое кораблекрушение, странную и необычайную трагедию. Иной потерял, может быть, одного сына, или второго, или третьего, а он — стольких сыновей и стольких дочерей, и из многочадного внезапно стал бесчадным. И не но немногу взяты у него дети, а вдруг сорван был весь плод, и не но общему закону природы, не по достижении старости, а преждевременною и насильственною смертью, все вместе, в его отсутствие, когда он не сидел около них, чтобы, хотя услышав их последние слова, иметь некоторое утешение и такой горькой смерти. Вопреки всякому ожиданию, когда он ничего не знал о случившемся, они вдруг все были задавлены и дом сделался для них гробом и западней. И не только преждевременная смерть, но и многие другие были здесь печальные обстоятельства, состоявшие в том, что все были в цветущем возрасте, все добродетельны, дружны, все были вместе, того и другого пола, что ни одного не осталось, что (умерли) не по обычному закону природы, что после такой потери он подвергся такому страданию не зная ни за собой, ни за ними худого. Каждое из этих обстоятельств, само по себе, достаточно для того, чтобы привести в смущение; а когда они встречаются вместе, представь себе вышину волн и необычайность бури и, не смотря на это, он не сказал ничего такого, что обыкновенно говорят некоторые из более слабых; для этого разве я воспитывал детей и с полным старанием наставлял? Разве открывал дом свой для мимоидущих для того, чтобы получить такую награду после тех многих хлопот о нуждающихся, не имеющих одежды и бедных? Вместо этого, услышав о несчастии с детьми, он произнес то, что лучше всякой жертвы, что покрывает эту святую голову лучше чем тысячи венцев, что прославляет более множества труб. Он именно сказал: сам наг изыдох от чрева матере моея, наг и отъиду. Не мое это было; немного спустя я должен этого лишиться; ничто же бо внесохом в мир сей, яве, яко ниже изнести что можем (1 Тим. 6:7). И прежде, чем произнес эти слова, пав на землю, покланяется. Хотя подвергся таким страданиям, он не утратил благочестия в отношении к Богу, но, пав ниц, опроверг сказавшего; аще не в лице Тя благословит². Он показал свойство своей природы, но показал и благоговение; мудро выразив сострадание к детям, он твердостью предваряет страдание: он не проливает слез, а произносит эти божественные слова; наг, говорит, изыдох из чрева матере моея, наг и отъиду тамо. О каком упоминает он чреве? Не называет ли он чревом первого творения, творения прородителя, при котором создам из земли человек голый, свободный от всякого зла? При этом получается такой смысл: голый создан я из земли, по божественной благодати, не имея ни чего излишнего и как бы чуждый вещественности, поэтому наг и отъиду тамо. Где? Ясно, что разумеется место, свободное от печали. Если будешь находить здесь смысл, который дается как будто на первый взгляд, и признаешь, что вышедший из матерней утробы, опять возвратится в нее, то не сохранятся ни сообразности смысла, ни гармонии слова. Кто из здравомыслящих захочет таким пониманием сделать насилие природе, возвращая в утробу матери вышедшего из нее, губя каждого друг через друга, одним баснословным толкованием совершая двойное убийство? И Никодим, слыша о воде возрождения; аще кто не родится свыше (Ин. 3:3), ответил чувственно и низменно; он, вращаясь мыслями на земле и не думая ни о чем высоком, полагал, что слышит о телесном рождении. Господь даде, Господь отъятъ: яко Господеви изволися, тако бысть: буди имя Господне благословено. Иов скорбел так, как свойственно чадолюбивому отцу, весьма заботившемуся и об умерших. Он не сказал, подобно многим; лучше было не делать опыта и не носить имени отца, чем лишиться после испытанного удовольствия. Но и за то, что получил, он благодарил, и за то, чего не сохранил до конца, прославлял. Не сказал, что было бы лучше для меня не получать этого, что это не разумно; но и за то он благодарил, говоря; Господь даде, — и за это благословлял словами: Господь отъят, буди имя Господне благословено. Так он обуздал и свою жену, препираясь с ней и произнесши эти чудные слова: аще благая прияхом от руки Господней, злых ли не стерпим (Иов. 2:10)? Всякий другой человек, зная за собой много худого, видит причину постигающих его бедствий, что служит не малым успокоением. А он не мог думать и того, что несет наказание за грехи, что особенно смущало его разум. Когда он смотрел на свою жизнь, на совесть, которая была светлее солнца, на множество подвигов, то видел, что достоин венцев, наград и бесчисленных трофеев. А когда обращался к тому, что произошло, то видя, что он терпит более тяжкие страдания, чем сделавшие великие злодеяния, не находил причины, по которой он так страдает. Поэтому, не находя причины постигшаго несчастия, он прибегает к сокровенному промышлению Божию и, относя к Его соизволению происшедшее, сказал: яко Господеви изволися, тако бысть. Не думаю, что нужно исследовать божественное намерение. Буди имя Господне благословено. Не произнесу о Боге ничего Не соответствующего; считаю достойным хвалы, как за то, что дал тогда в начале, так и за то, что теперь решил отнять. Такими словами праведник поразил диавола. Достойно же удивления то, что, приписывая Богу свои лишения, он благодарить и не ослабевает. Так поступай и ты и представляй в своем уме, что взял (у тебя) не человек, а Бог, особенно пекущийся о тебе, знающий, что (тебе) полезно, не враг, не злоумышляющий. Оказывай помощь умершим, совершая о них память, потому что если детей Иова очищала жертва отца, то что сомневаешься в том, что и наши молитвы за умерших приносят им некоторое утешение? Бог обыкновенно оказывает милость одним за других. Будем помогать по возможности, потому что вся тварь следует Творцу. Поэтому, сообразно, с тем, что полезно, Он каждому дает и отнимает, упражняя нас вместе в благодарности и терпении. А благодарность за полученное служит причиной второго благодеяния.

Примечания

Иов. 1:11

*** И говорит великий светильник благочестия: «Господь дал, Господь и взял; как угодно было Господу, так и сделалось, да будет имя Господне благословенно». О, благородная душа! Сами слова его явились стрелой для диавола; из его уст полетели стрелы против лукавых духов; одно восклицание привело в смятение ряды противников. «Наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь». Это – апостольский голос, мужественно раздающийся задолго до апостольских времен: «наг я вышел из чрева матери моей, наг и возвращусь», как говорит апостол: «мы ничего не принесли в мир; явно, что ничего не можем и вынести из него» (1 Тим. 6:7). «Господь дал, Господь и взял».

Источник

О праведном и блаженном Иове, 3

*** См. также комм. к 1 Фес. 3:3 *** Сколько огорчений встречается каждый день! Какова же должна быть душа, чтобы не роптать и не унывать, но благодарить, прославлять и почитать поклонением Того, Кто попускает такия искушения? Сколько неожиданностей, сколько стеснительных обстоятельств! Между тем надобно подавлять лукавые помыслы и не позволять языку произносить что-нибудь неуместное, как и блаженный Иов, претерпевая безчисленныя скорби, не переставал благодарить Бога. А есть такие, которые, если потерпят в чем-нибудь неудачу или услышат злословие от кого-либо, или подвергнутся болезни, напр. ног или головы, или какой-нибудь другой, тотчас начинают богохульствовать, и таким образом тяжесть болезни несут, а пользы от ней лишаются. Что делаешь ты, человек, произнося хулу на своего Благодетеля, Спасителя, Заступника и Промыслителя? Или не чувствуешь, что ты несешься к пропасти и ввергаешь себя в бездну крайней погибели? Неужели ты облегчишь свое страдание, если будешь богохульствовать? Нет, ты только увеличиваешь его и делаешь свое мучение более тяжким. Для того диавол и наводит безчисленныя бедствия, чтобы низринуть тебя в эту бездну; и если видит, что ты богохульствуешь, то немедленно умножает и усиливает горести, чтобы мучимый ими, ты опять возроптал; а если видит, что ты переносишь мужественно, и чем более усиливается страдание, тем более благодаришь Бога, то он тотчас отступает, как уже нападающий тщетно и напрасно. Как пес, стоя у стола и видя, что человек, вкушающий пищу, часто бросает ему что-нибудь из лежащаго на столе, остается тут безотлучно; если же, постоявши раз и два раза, не получит ничего, то отходит прочь, как пристававший тщетно и напрасно; так и диавол постоянно стоит пред нами с открытою пастью; если бросишь ему, как псу, богохульное слово, то он, схватив его, опять приступит; если же всегда будешь благодарить Бога, то уморишь его голодом и скоро отгонишь и заставишь отбежать. Но ты не можешь молчать, страдая от горести? И я не запрещаю тебе говорить, но вместо хулы – благодарение, вместо ропота – благословение. Исповедуйся, Господу, громко восклицай – молясь, громко восклицай – прославляя Бога; от этого у тебя и страдание облегчится, так как диавол отбежит вследствие благодарения, а помощь Божия приблизится. Если ты будешь богохульствовать, то и помощь Божию отстранишь и диавола усилишь против тебя, и себя подвергнешь большим страданиям; если же будешь благодарить, то и козни лукаваго демона отразишь и привлечешь к себе помощь Бога-промыслителя. Часто язык по привычке порывается произнести худое слово. Но когда он будет порываться, то, прежде нежели он произнесет такое слово, прикуси его крепко зубами. Лучше ему теперь истечь кровию, нежели тогда, почувствовав нужду в капле воды, не получить этого утешения; лучше ему потерпеть временную боль, нежели тогда подвергнуться наказанию вечным мучением, подобно как и язык того богача, опаляемый огнем, не получил никакой прохлады. Бог заповедал тебе любить твоих врагов, а ты отвращаешься и от любящаго тебя Бога? Заповедал превозносить поносящих, благословлять клянущих, а ты злословишь Благодетеля и Покровителя, не потерпев ничего худого? Разве Он не мог отвратить искушения? Но он попустил для того, чтобы ты сделался опытнее. Но вот, говоришь ты, я падаю и гибну. – Не от свойства искушения, а от собственной твоей безпечности. Что легче, скажи мне, хула или благодарение? Та не делает ли слышащих ее врагами тебе и неприятелями, не ввергает ли в уныние и не причиняет ли потом великой скорби? А это не доставляет ли тебе безчисленных венцов за любомудрие, безчисленных знаков удивления от всех и великих наград от Бога? Почему же ты, оставляя полезное, удобное и приятное, вместо этого гонишься за тем, что вредит, печалит и мучит? Кроме того, если бы причиною богохульства была тяжесть искушения и бедности, то всем бедным надлежало бы богохульствовать; а между тем многие из живущих в крайней бедности, постоянно благодарят Бога; а другие, наслаждаясь богатством и весельем, не перестают богохульствовать. Таким образом не существо вещей, а наше произволение бывает виною того и другого. Для того я и прочитал эту притчу, чтобы ты знал, что безпечному не поможет и богатство, а внимательному и бедность не может повредить. Что я говорю, бедность? Если совокупятся даже все бедствия человеческия, то и они не возмутят души боголюбиваго и любомудраго, и не принудят оставить добродетель (свидетель этому Лазарь); равно как нерадивому и изнеженному никогда не могут принести пользы ни богатство, ни здоровье, ни постоянное благоденствие, ни что-либо другое. Итак, не будем говорить, что бедность, и болезнь, и нападения опасностей принуждают богохульствовать. Не бедность, а безумие; не болезнь, а небрежность; не нападения опасностей, а скудость благочестия доводит невнимательных и до богохульства и до всякаго зла. Но почему, скажешь, одни наказываются здесь, другие там, а не все здесь? Почему? Потому что, если бы так было, мы все погибли бы; так как все мы подлежим наказанию. С другой стороны, если бы никто не наказывался здесь, очень многие сделались бы еще небрежнее, а многие сказали бы, что нет и Провидения; ибо, если и теперь так многие богохульствуют, хотя и видят, что многие из порочных наказываются, то чего они не сказали бы, если бы и этого не было? До какого зла не дошли бы тогда? Посему Бог одних здесь наказывает, а других не наказывает; наказывает некоторых, отсекая их грехи и облегчая для них тамошнее наказание, или и совершенно освобождая их от него, и наказанием их вразумляя живущих в нечестии; а других напротив не наказывает, чтобы они, если будут внимательны к самим себе, покаявшись и устыдившись долготерпения Божия, избавились и от здешняго наказания и от тамошняго мучения; а если пребудут в нечестии, не вразумляясь долготерпением Божиим, то подверглись бы большему наказанию за свою крайнюю небрежность. Если же кто из считающих себя сведущими станет говорить, что наказываемые терпят несправедливость (потому что они могли бы покаяться), то мы скажем, что, если бы Бог предвидел их раскаяние, то и не наказал бы их. Если Он терпит тех, о которых знает, что они останутся неисправимыми, то тем более тех, о которых бы знал, что они употребят во благо Его долготерпение, пощадил бы в настоящей жизни, чтобы они отсрочкою времени воспользовались для покаяния. Между тем, поражая их ранее, Он и для них облегчает тамошнее наказание, и других вразумляет их наказаниями. А для чего Он это делает не со всеми грешниками? Для того, чтобы остающиеся (в живых) вразумились страхом и наказаниями других, и, восхвалив долготерпение Божие и устыдившись Его снисхождения, оставили нечестие. Но они, скажешь, ничего такого не делают? В этом уже виновен не Бог, а безпечность тех, которые не захотели воспользоваться такими пособиями к своему спасению. А чтобы тебе увериться, что для этого Он так поступает, послушай. Смешал некогда Пилат кровь галилеян с кровию жертв, о чем некоторые, пришедши, возвестили Христу; Он же сказал: «мните ли, яко Галилеяне сии грешнейши бяху; ни, глаголю вам: но аще не покаетеся, вси такожде погибнете» (Лк. 13:2–3). Еще другие восемнадцать погибли под развалинами некоторой башни; и о них Он сказал то же (Лк. 13:4–5). Словами: «мните ли, яко сии грешнейши бяху; ни, глаголю вам», Он выразил, что и оставшиеся в живых подлежали тому же; а словами: «аще не покаетеся, вси такожде погибнете», показал, что и тем Бог попустил пострадать для того, чтобы оставшиеся в живых, устрашившись случившагося с другими и покаявшись, соделались наследниками царствия. Что же, скажешь, другой наказывается для того, чтобы я сделался лучше? Не для этого он наказывается, а за свой грех; но кроме того для внимательных он становится средством ко спасению, страхом случившагося с ним делая их более исправными. Так поступают и господа: часто, наказав одного слугу, они страхом делают других более благоразумными. Итак, когда увидишь, что некоторые или погибли при кораблекрушении, или задавлены зданием, или истреблены пожаром, или потонули в реке, или другим каким-нибудь насильственным образом окончили жизнь; между тем как другие, грешившие подобно им или еще хуже, ничего такого не потерпели; не смущайся и не говори: почему согрешившие одинаково не пострадали одинаково? Но разсуждай так, что Бог одному попустил быть убитым и задавленным, чтобы облегчить ему тамошнее наказание, или и совсем освободить от него; а другому не попустил потерпеть ничего такого, чтобы он, вразумившись наказанием перваго, сделался благонравнее; если же он будет оставаться в тех же грехах, то, по собственной своей безпечности, навлечет на себя неизменное наказание, и Бог не будет виною этого невыносимаго мучения. Опять, если увидишь, что праведник скорбит или терпит все вышесказанное, не падай духом: эти бедствия служат ему к получению светлейших венцов. И вообще всякое наказание, если оно постигает грешников, облегчает тяжесть грехов, а если праведников, то делает душу их более светлою; и для тех и других бывает величайшая польза от скорби, только бы мы переносили ее с благодарностию; ибо это и требуется от нас. Для того история божественнаго Писания наполнена множеством таких примеров и представляет нам злостраждущими и праведных и порочных, чтобы, праведник ли кто, или грешник, имея такия примеры, переносил несчастия великодушно.

Источник

Семь слов о Лазаре, 3.7-9

*** Но как можно, скажешь ты, человеку не скорбеть? Напротив я скажу: как можно скорбеть человеку, почтенному словом и разумом и надеждами будущих благ? Но кто, скажешь ты, не предавался этому чувству? Многие, и часто, и из нас, и из предков нашим. Послушай, что сказал Иов, когда лишился целаго сонма детей: «Господь даде, Господь отъят: яко Господеви изволися, тако бысть». Дивны эти слова, когда и просто слышишь их; а если еще тщательно разсмотришь их, то они окажутся еще более дивными. В самом деле подумай, что диавол не половину детей взял у него, а другую половину оставил, не большую часть взял, а меньшую оставил; но он сорвал весь плод, а дерева не повалил; все море возмутил волнами, а ладьи не потопил; истощил всю силу, а столба не потряс; напротив, отвсюду потрясаемый, он стоял непоколебим; тучи стрел неслись, а его не поражали; или лучше – направлялись в него, но не уязвляли. Подумай, каково видеть погибель столь многих детей! Чего не доставало, чтобы поразить его? Все дети похищены, все вместе и в один день, в самом цвете лет, отличавшиеся великою добродетелию; окончили жизнь таким родом казни; после столь многих ударов нанесен этот последний удар отцу, который был сердобольный, а отшедшие – любезны ему. Если кто лишится детей порочных, то хотя и поражается скорбью, но не столь сильною: ибо порочность умерших не дает печали быть сильною; но если дети были добродетельны, то рана не закрывается, память о них не теряется, скорбь не имеет утешения, возбуждаясь двойною силою, – и чувством природы, и мыслию о добродетели скончавшихся. А что дети Иова были добродетельны, видно из следующаго: отец так много об них заботился, что вставши от сна приносил за них жертвы, опасаясь и за тайные грехи их; и важнее этой заботы для него ничего не было. А это доказывает не только добродетель детей, но и чадолюбие отца. Если же Иов был отец, и столь чадолюбивый, питавший к ним привязанность, возбуждаемую не только природою, но и благочестием, и умершие были так добродетельны, то отсюда происходит тройное пламя скорби. Опять, когда похищаются только некоторые из детей, в скорби есть еще некоторое утешение; потому что оставшиеся умеряют печаль об умерших; но когда умрут все дети, то на кого может посмотреть (отец) многочадный, вдруг сделавшийся безчадным? К этим можно еще присовокупить и пятый удар. Какой это? Тот, что все эти похищены внезапно. Если тогда, как умирают иные в три или пять дней, женщины и родственники все плачут особенно о том, что умерший так скоро и нечаянно похищен от взоров их; то тем более мог скорбеть Иов, не в три, не в два и не в один день, но в один час лишившийся всех детей. Бедствие, ожидаемое несколько времени, хотя бы было крайне тяжко, становится легче от самаго ожидания; но случившееся сверх чаяния и внезапно бывает невыносимо. Когда бедствие и само по себе тяжко и еще увеличивается тем, что случилось неожиданно, подумай, как оно бывает невыносимо: оно выше всякаго описания! Хочешь ли слышать и шестой удар? Иов потерял всех детей в самом цветущем их возрасте. Вы знаете, как прискорбны преждевременныя смерти, и как много причиняют оне слез. А эта смерть была не только преждевременная, но и насильственная; это был седьмой удар: ибо они не на ложе изнемогли и испустили дух, но задавлены зданием. Представь же, каково было тому, кто, разрывая эту груду, вынимал оттуда то камень, то часть своего сына, и видел то руку еще держащуюся за чашу, то другую лежащую на блюде, то самый труп обезображенный, с придавленным носом, с разбитою головою, вырванными глазами, раскиданным мозгом, – вообще весь образ оскаженный до того, что, за множеством ран, отцу нельзя было распознать черты любезных ему лиц. Вы смутились и плачете, слыша об этом; подумайте же, каково было ему это видеть. Если мы, после столь долгаго времени, не можем без слез слышать об этом печальном событии, и притом слышать о чужом несчастии; то какой адамант был тот, кто видел это своими глазами, и любомудрствовал не над чужими, а собственными бедствиями? Однако он не возроптал, и не сказал ничего такого: что это значит? Это ли награда за мою благотворительность? Для того ли я отворял дом странникам, чтобы видеть его гробом детей? Для того ли я прилагал о них всякое попечение, чтобы они потерпели такую смерть? Ничего такого он не сказал и не подумал; но перенес все великодушно, хотя и лишился их после такого о них попечения. Как искусный ваятель, отделывая золотыя статуи, украшает их весьма тщательно; так и Иов образовывал, улучшал и украшал души детей. И как трудолюбивый земледелец постоянно орошает пальмовыя или оливковыя деревья, ограждает, окапывает их и всячески ухаживает за ними; так и Иов не переставал, как бы какую плодоносную маслину, душу каждаго из детей усовершать в добродетели; увидев же, что эти растения напором злого духа вырваны, повержены на землю и бедственно погибли, не только не произнес никакой хулы, но еще благодарил Бога, и тем нанес диаволу смертельную рану. Но, скажешь ты, у Иова было много сыновей, а иной нередко лишается единственнаго сына, поэтому и скорбь неодинакова? Хорошо ты говоришь; и я скажу, что скорбь неодинакова, но скорбь Иова гораздо больше. Какую пользу принесло ему многочадие? Его несчастие было тем поразительнее и скорбь тем мучительнее, что он получил рану в лице многих детей. Если же хочешь видеть и другого святаго, который имел единороднаго сына, и оказал такое же, и даже большее, мужество: то вспомни о патриархе Аврааме, который, хотя не видел Исаака умершим, но – что было еще мучительнее и прискорбнее – получил повеление (от Бога) самому заклать его и не воспротивился этому повелению, не возроптал и не сказал чего-нибудь подобнаго: за тем ли Ты сделал меня отцом, чтобы сделать детоубийцею? Лучше было бы прежде не давать его мне, чем давши отнять его таким образом. Ты хочешь взять его? Для чего же повелеваешь мне самому заклать и обагрить мою руку его кровию? Не чрез этого ли отрока Ты обещал заполнить моими потомками вселенную? Как же произведешь плоды, вырвавши корень? Как обещаешь потомство, повелевая заклать сына? Кто видал, кто слыхал это? Я обманут, я обольщен. Ничего такого он не сказал и не подумал, не попрекословил Повелевшему, не потребовал объяснения, но, услышав: «пойми сына твоего возлюбленнаго, егоже возлюбил еси, Исаака, и иди на землю высоку, и вознеси его тамо во всесожжение, на едину от гор, ихже ти реку» (Быт. 22:2), исполнил повеление с такою готовностию, что сделал еще больше повеления. Он скрыл это и от жены, утаил и от рабов, оставив их внизу горы, и взошел на нее, взяв с собою только жертву; так не против своей воли, но с великою готовностию он исполнил повеление. Представь же, каково было ему разговаривать с сыном наедине, без свидетелей, когда сердце сильнее разгорается и любовь бывает пламеннее, и это не в один или два дня, но в продолжение многих дней. Если бы он тотчас же исполнил повеление, то и это было бы удивительно и велико, однако не столь удивительно, как то, что он, в продолжение многих дней испытывая страдание и борьбу душевную, не показал человеческой слабости в отношении к отроку. Бог для того и продолжил подвиги и распространил место борьбы, чтобы ты вернее узнал ратоборца. По-истине это был ратоборец, сражавшийся не с человеком, но с самою силою природы. Какое слово может изобразить его мужество? Он возвел отрока на гору, связал, положил на дрова, взял нож и хотел нанести удар. Затем, как и что сказать, не знаю; знает только сам сделавший это; никакое слово не может изобразить, как не оцепенела рука, как не ослабела крепость мышц, как не смутил его любезный вид отрока. Достоин удивления здесь и Исаак. Как отец его повиновался Богу, так он – отцу; и как тот, когда Бог повелел ему принесть жертву, не потребовал объяснения, так и этот, когда отец связывал его и возлагал на жертвенник, не сказал: для чего ты делаешь это? – но преклонился под отеческую руку. Здесь виден был отец и вместе жрец, жертва безкровная, всесожжение без огня, образ смерти и воскресения на жертвеннике; потому что отец и заклал сына и не заклал: не заклал рукою, но заклал произволением. И Бог дал ему такое повеление не потому, чтобы хотел видеть пролитие крови, но для того, чтобы показать тебе произволение Авраама, посреди всей вселенной возвестить о доблести его, и всех потомков научить, что заповеди Божии должно предпочитать и детям, и природе, и всему имуществу, и самой душе своей. Итак он сошел с горы, имея при себе Исаака, как живого мученика. Какое же прощение, скажи мне, какое оправдание будем иметь мы, если, видя этого доблестнаго с такою готовностию повинующимся Богу и во всем Ему покорствующим, сами будем роптать? Не говори мне о горести, ни о несносной тяжести несчастия, но размысли о том, что он и жестокую скорбь превозмог. Повеление было в состоянии смутить его ум, повергнуть его в недоумение и поколебать веру в предшествовавшия обетования. Кто из обыкновенных людей не почел бы обманом все сказанное о множестве потомков, обещанных ему? Но не таков был Авраам. Не менее должно удивляться и любомудрию Иова в несчастии, особенно потому, что он после такой добродетели, после такого милосердия и человеколюбия, когда ни за собою ни за детьми не сознавал ничего худого, а между тем испытывал столь великое, необычайное и неожиданное бедствие, какого ни с кем из крайне преступных людей не случалось, не огорчился, подобно обыкновенным людям, не помыслил, что добродетель безполезна и сам он прежде поступал худо. Обоим этим мужам должно не только удивляться, но и соревновать и подражать их добродетели. Никто пусть не говорит, что они были дивные люди. Подлинно, они были дивны и велики; но от нас теперь требуется еще более любомудрия, нежели от них и всех живших в ветхом завете. «Яко аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидите в царствие небесное» (Мф. 5:20). Итак, отвсюду получив вразумление и припомнив это и все, что сказано нами о воскресении и о тех святых, будем непрестанно повторять душам своим, не только во время печали, но и когда бываем свободны от скорби. Поэтому и я, хотя никого не вижу в скорби, предложил ныне это слово, чтобы мы, когда подвергнемся подобному бедствию, припоминая сказанное, имели достаточное утешение; так и воины в мирное время занимаются воинскими упражнениями, чтобы, при наступлении войны, когда потребуется опытность в деле, благовременно показать искусство, в котором они усовершенствовались во время мира. Приготовим же и мы себе оружие и врачевство во время мира, чтобы, когда настанет борьба с неразумными страстями, или печалию, или унынием, или другим чем-либо подобным, мы, хорошо вооружившись и оградившись со всех сторон, могли с великою опытностью отражать нападения лукаваго и верными мыслями, вещаниями Божиими, примерами праведных мужей, и вообще всеми способами защищать самих себя. Таким образом мы можем и настоящую жизнь провести благодушно, и сподобиться царства небеснаго о Христе Иисусе, Которому слава и держава, со Отцом и Святым Духом, во веки веков. Аминь.

Источник

Семь слов о Лазаре, 5.4-5

*** Не стану рассуждать более, по снисхождению к ним, о том, для нашей ли пользы Бог взял от нас (дар), и скажу только вот что: если бы Он взял (только) данное, так и за это никто не мог бы обвинять Его; потому что Он был властен в Своем. И людей, когда они доверяют нам свои деньги и дают взаймы серебро, мы благодарим за то время, на которое они ссудили нас, а не браним за то время, когда они берут от нас свою собственность: неужели же, скажи мне, станем мы винить Бога, когда Он хочет взять Свое? Не будет ли это крайне безумно? Но не так поступил великий и доблестный Иов: он, не только когда получал, но и когда терял, – и тогда свидетельствовал величайшую благодарность, говоря так: «Господь даде, Господь отъят: ...буди имя Господне благословенно во веки» . Если же должно благодарить за то и другое в отдельности, и потеря не менее полезна, как и самый дар, то какое, скажи мне, будем иметь извинение, когда станем платить неблагодарностью Тому, Кто столько кроток, человеколюбив и попечителен, Кто мудрее всякого врача, сердобольнее всякого отца, правдивее всякого судии, и рачительнее всякого земледельца заботится о душах наших, – когда станем негодовать на Того, пред Кем должно благоговеть? Можно ли быть еще безумнее и несмысленнее тех, которые, при таком благоустройстве (вселенной), говорят, что Бог не промышляет о нас? Если тот, кто стал бы утверждать, что солнце темно и холодно, обнаружил бы таким суждением свое крайнее неразумие, то тем более тот, кто сомневается в Божием Промысле, заслуживает еще гораздо больших упреков в безрассудстве.

Источник

О бессилии диавола, 1.6

*** Не будем, поэтому, требовать у Него отчета в происходящем, а прославим за все. Не без цели и не напрасно попускает Он часто подобное, но не покидая заботой тех, кто должен бы получить утешение от этих денег, доставляя только им вместо того другой способ пропитания, Он делает и более искушенным потерпевшего крушение и большую награду приготовляет ему, потому что благодарить Бога, подвергшись таким бедам, составляет гораздо большую заслугу, чем давать милостыню. В самом деле, не только то, что мы отдаем, творя милостыню, но и то, что мы мужественно переносим, когда у нас отнимают другие, приносит нам обильный плод. И чтобы ты знал, что последнее больше первого, я поясняю это примером случившегося с Иовом. Последний, когда владел имуществом, отворял свой дом для бедных, отдавал все, что было; но он не был так славен тогда, когда отворял свой дом бедным, как тогда, когда, услышав, что дом обрушился, не отчаялся. Он не был так славен, когда обстригая овец одевал нагих, как был славен и знаменит, когда, услышав, что упал огонь и уничтожил все стада его, возблагодарил Бога. Тогда он был человеколюбив, теперь стал любомудр. Тогда он жалел бедных, теперь же благодарил Владыку. И он не сказал себе: что же это? Стада уничтожены, от которых питалось множество бедных; если уж я не достоин был наслаждаться этим богатством, то по крайней мере следовало бы пощадить ради тех, которые получали (от них) долю. Но ничего подобного он ни сказал, ни помыслил, а знал, что Бог все устрояет на пользу. И чтобы ты знал, что Иов нанес дьяволу более сильный удар именно тогда, когда, будучи лишен (всего), возблагодарил (Бога), чем когда, владея (имуществом), являл сострадание, поразмысли о том, что, когда он владел, дьявол мог высказать некоторое подозрение, хотя и ложное, он все же мог сказать: «разве даром Иов чтит Тебя?» (Иов. 1:9-10) – а после того, как у него взял все, лишил его всего, и Иов сохранил ту же самую любовь к Богу, тогда совершенно замкнулись бесстыдные уста, и дьявол не мог уже сказать ничего, потому что еще славнее, чем прежде, был праведник. Итак, будучи лишенным всего, мужественно и с благодарностью переносить (несчастие), как показано на примере этого праведника, – гораздо большая добродетель, чем, живя в богатстве, творить милостыню. Тогда у Иова было великое дружелюбие к сорабам, теперь он показал великую любовь к Владыке. Не напрасно я распространяюсь об этом, а потому, что многие, творя милостыню, питая вдовиц, часто лишаются имения; другие теряют все благодаря приключившемуся пожару, иные подвергаются крушениям, еще иные, благодаря ложным обвинениям и подобным неправдам, после обильной милостыни доводятся до крайней бедности, до бессилия и болезни, и ни от кого не получают никакой помощи. Итак, не станем говорить, как говорят многие: «никто ничего не знает», – всего сказанного достаточно, чтобы устранить такое смущение. Один, говорят, творя столько милостыни, потерял все. И что в том, что он все потерял? Если он возблагодарит за эту утрату, то приобретет у Бога гораздо большее благоволение и получит в будущей жизни не вдвое, как Иов, а в сто крат больше. Если же он бедственно страдает здесь, то именно это самое, т. е. что он все мужественно переносить, готовит ему большее сокровище, потому что, призывая его к большим подвигам и к более тяжкой борьбе, Бог допустил (ему) впасть из богатства в бедность. Случающийся пожар часто уничтожает твой дом и истребляет все имущество? Вспомни случившееся с Иовом, возб

Иов, Глава 1, толкователь: Иоанн Златоуст святитель