По обязанностям своего служения Захария должен был в известные сроки являться в Иерусалим для священнослужения. Он принадлежал к чреде Авиевой, н когда настала эта чреда, он отправился в священный город. Иерусалим этого времени представлял собою уже далеко не то, чем он был в прежнее время, до вавилонскаго плена. Над ним пронеслось много исторических бурь, которыя изменили его в некоторых отношениях до неузнаваемости. Конечно, он стоял все на той же исторической горе, окружен был все теми же историческими, священными для народа местностями, но сам по себе представлял совершенно новый город, построенный на пепле прежняго Иерусалима, хотя уже успел состариться вновь. Он обнесен был несколькими стенами, над которыми высились башни и среди них особенно выдавалась башня Антония, служившая главным оплотом новых языческих завоевателей священнаго города — римлян. Эта башня примыкала к самому храму, который, как и прежде, продолжал служить центром не только города, но и всей страны, да и не только одной Палестины, но, можно сказать, всех стран, где только жили иудеи разсеяния. Во главе народа стоял нелюбимый им похититель престола Давидова, Ирод великий, который, чувствуя свою зависимость от римлян, пресмыкался пред ними до того, что в угоду им, пренебрегая чувствами своих подданных, по крайней мере лучшей части их, вводил в Иерусалиме римския языческия учреждеиия и даже театры. Но чтобы заглушить народный ропот и вместе с тем удовлетворить своей жажде строительства, он в тоже время заново перестроил прежний бедный храм, построенный на скудныя средства народа,возвратившагося из плена вавилонскаго, и воздвиг действительно величественный храм, составлявший предмет удивления для иностранцев. Задавшись гордою мыслью превзойти Соломона, Ирод не щадил труда и денег, На тысячах подвод подвозились камни, десять тысяч рабочих под руководством тысячи священников трудились над его построением, и с помощью лучших художников и архитекторов создан был храм, который поражал своим величием и красотою. Недаром сложилась иудейская поговорка, что «кто не видел храма Иродова, тот не знает, что такое красота». Около дворов и портиков храма толпилось множество самаго разнороднаго люда. Тут были эллинисты, прибывшие к национальному святилищу, можно сказать, со всех концов мира; галилеяне с их горячим темпераментом и своеобразным говором; иудеи из окружающих городов и деревень щеголеватые иерусалимляне; священники и левиты в своих белых одеждах; важные, высокомерно выступавшие фарисеи в своих широкополых одеждах с узаконенными кистями и напоказ выставленными филактериями, и деликатные, с своими утонченными манерами саддукеи, выдававшие свое неверие иронической улыбкой при виде показного благочестия своих противников-фарисеев, а во внешних дворах толпились и язычники, привлеченные чувством простого любопытства к иудейскому богослужению. Многие в этой разнородной толпе прибыли сюда помолиться, другие принести жертвы или получить очищение, другие просто повидаться со своими друзьями и знакомыми и побеседовать о религиозных и других предметах в широких колоннадах, окружавших храм, или даже по судебным делам, которыя решались заседавшим в одном из храмовых помещений синедрионом. Во дворе язычников или в его портиках сидели со своими ларями меновщики денег, которые за установленную плату меняли всякую иностранную монету на священные сикли, только и принимавшиеся храмом. Тут же продавались и разныя животныя и птицы, допускавшияся законом для жертвоприношения, и вообще всевозможные предметы, необходимые при богослужении, а у портиков и стен храма толпились нищие и разные калеки, просившие о подаянии. Среди этой пестрой толпы кое-где показывались пышно одетые члены аристократических священнических домов, или важно выступали какие-нибудь известные книжники и законники, за которыми следовали подобострастные ученики. Иэти книжники по субботам и по праздникам всходили на террасу храма, чтобы поучать народ закону или отвечать па предлагаемые им вопросы но разным тонкостям иудейской законнической казуистики. Наконец, были тут разумеется и такия лица, которыя, будучи одушевлены лучшими религиозно-нравственными чувствами, приходили к народной святыне для того, чтобы под тению ея предаваться размышлепию о прошедших и будущих судьбах народа и молиться о скорейшем пришествии «утешения Израилева», долженствовавшаго вновь возстановить погибшую славу избраннаго народа. В один из осенних дней праведный Захария, пробравшись чрез эту толпу, направился в приготовленное для него помещение при храме. На следующий день с ранняго утра начиналась чреда его священнослужения, и он должен был приготовиться к нему. Массивныя врата храма растворились и по городу раздался троекратный звук серебряных труб, которыми священники возвещали о наступлении момента утренняго жертвоприношения. Народ массами устремлялся к храму, где священники распределяли между собою сложныя обязанности дневного богослужения. Особенно торжественным актом священнослужения было каждение с возношением молитв за стоявший в притворе и па дворах народ, и для совершения его священнослужитель избирался особым жребием, так как этот акт считался настолько священным, что совершение его предоставлялось каждому священнику только один раз в жизни. Счастливец, на котораго выпадал этот жребий, назывался «богатым» (вероятно вследствие предоставлявшагося в его распоряжение богатства высших духовных даров, а также и известнаго преимущества при дележе доходов) и он становился главным лицом, на котором по преимуществу сосредоточивалось внимание всего собравшагося народа. На этот раз счастливый жребий пал на праведнаго Захарию. Не трудно представить себе состояние праведнаго старца, когда ему в первый и в последний раз в жизни выпало счастье совершить священнейший акт богослужения, какой только доступен был для священника, и притом в непосредственной близости к Святая Святых. Священное волнение охватило его, и он с трепетным сердцем стал готовиться к великому священнодействию. В помощь ему давалось двое священников, из которых один благоговейно удалял с жертвенника все то, что могло остаться от предшествующаго богослужения и, вознеся молитву, удалялся; другой приносил горящие угли, клал их на жертвенник курения и также, вознеся молитву, удалялся, так что в святилище оставался один только священнодействующий. Между тем в храме раздавался громкий звук серебряной трубы, который, разносясь даже за пределы его дворов, давал знать народу о наступлении священнодействия. Священнодействующий Захария с золотой кадильницей в руках благоговейно приблизился к жертвеннику каждения. Вот, он стоит пред завесою, отделяющею от него Святая Святых. Справа от него стоял стол хлебов предложения, слева — золотой светильник, изливавший на него лучи таинственно сверкавшаго света, а как раз перед ним самый жертвенник каждения с тлеющими на нем углями. Находясь в столь священном месте, в таинственном соприсутствии Божества, праведный Захария невольно должен был переполниться чувствами необычайнаго благоговения, которому соответствовал и весь стоявший в притворе народ, погрузившийся в благоговейное безмолвие. По данному знаку священник бросает ладан на горящие угли, и столб благоухающаго дыма окутывает и его самого и святилище, знаменуя молитву за молящийся народ и за всего Израиля. Молитва при атом обыкновенно возносилась о прощении грехов народа, самого священнослужителя и его семейства. Но как человек праведный и несомненно, подобно многим другпм истинным Израильтянам, «чаявший утешения Израилева» и «ожидавший избавления» (Лк. 2:25, 38), Захария мог присовокупить к этому и молитву о том, чтобы скорее исполнилась давно ожидаемая надежда Израилева и пришел предвозвещенный пророками Мессия.
Источник
Библейская история при свете новейших исследований и открытий. Новый Завет. С-Пб.: 1895. С. 5-8