Но Апостол не хочет останавливаться на печальном состоянии лжецов, которые не имеют ничего общего со светом. Его взор обращается к светлой стороне истинно христианской жизни, где признаки богопознания находятся на лицо даже в более совершенной форме, чем это указано Апостолом раньше, а потому и состояние христианской жизни у таковых выше. Союз δέ противопоставляет мысль 5-го стиха предыдущему: пустым уверениям ложных притязателей на истинное познание Бога противополагается познание, доказываемое делом; потому и τηρεῖν стоит уже впереди. Неопределенное ὃς δ’ ἄν (cp. III, 17; IV, 15) в условной форме выражает широту мысли;618 «всякий, кто бы ни...». При этом сила полагается на τηρῇ, так как в нем заключаются необходимое условие и признак высшего христианского совершенства, выраженного в словах: ἀληθῶς ἐν τούτῳ ἡ ἀγάπη τοῦ Θεοῦ τετελείωται. Апостол не повторяет τηρεῖν τὰς ἐντολάς, но ставит τηρῇ τὸν λόγον, чем ясно оттеняет дальнейшее развитие мысли: наместо αἱ ἐντολαί выступает слово Откровения, как единое целое, в котором содержится вся сумма откровения божественной воли и, следовательно, все отдельные заповеди (ср. Ин. 8:51. 55; Ин. 14:23; Ин. 15:20; Ин. 16:6). Ὁ λόγος и αἱ ἐντολαί, хотя в существенном тожественны по содержанию, однако не синонимичны: ὁ λόγος есть полное откровение божественной воли, – αἱ ἐντολαί представляют эту волю в форме обязательных для человека частных постановлений. Следовательно, в данном месте речь идет не о соблюдении тех или иных отдельных заповедей, но о всецелом соблюдении Откровения, как живой и действующей силы; в этом λογος’-е содержится полное откровение божественной воли, с которою должна сообразоваться жизнь христианина, взятая во всем ее объеме. Кто с постоянным бодрствованием добросовестно и верно соблюдает слово Божие, тог не только обладает истинным познанием Бога, по этим свидетельствует, что он уже достиг значительной степени совершенства христианской жизни; в нем утвердилось и развилось то жизненное направление, которым в христианстве единственно обусловливается соблюдение божественных заповедей, объединенных в слове, – это любовь: аще кто любит Мя, слово Мое соблюдет, – сказал Спаситель (Ин. 14:23). Апостол Иоанн ставит эту мысль обратно: ὃς ὁ ἄν τηρῇ αὐτοῦ τὸν λόγον, ἀληθῶς ἐν τούτῷ ἡ ἀγάπη τοῦ Θεοῦ τετελείωται. Он не пишет: οὗτος ἔγνωκεν αὐτὸν, или οὗτος ἀληθής ἐστιν καὶ ἐν τούτιρ ἡ ἀλήθεια ἐστίν, но ἀληθῶς ἐν τούτῳ ἡ ἀγάπη τοῦ Θεοῦ τετελείωται. Поступательное движение мысли Апостола обнаруживается в этом самым ясным образом: вместо определения общего характера жизни, как истинно соответствующей познанию Бога, он определяет полноту ее содержания в любви Божией.
Ἡ ἀγάπη τοῦ Θεοῦ в послании выступает здесь в первый раз и затем повторяется в самых разнообразных сочетаниях. Смысл этого выражения допускает различные понимания, в зависимости от того, как рассматривать genitivus τοῦ Θεοῦ. Τοῦ Θεοῦ может быть 1) genitivus subjectivus, и ἀγάπη τοῦ Θεοῦ – любовь Бога к нам; 2) genitivus objectivus – любовь (наша) к Богу, и 3) genitivus substantivus – любовь, как она есть в Боге, составляет существо Божие, божественная любовь, без обозначения объекта. Большинство экзегетов склоняется к тому, что τοῦ Θεοῦ есть genitivus objectivus, но этим они не устраняют возможности и остальных двух способов толкования, так как Апостол Иоанн употребляет genitivus и в других указанных смыслах. Поэтому необходимо обратиться к рассмотрению общего взгляда Апостола Иоанна на любовь и в нем найти основу для разрешения вопроса. По его воззрению, абсолютная любовь – в Боге, и Сам Бог есть любовь (IV, 8. 16); всякая другая любовь имеет свой источник в этой божественной любви. Будучи Сам в Себе любовь, Бог и в мире открывается, как любовь: О сем явися любы Божия в нас, яко Сына Своего единородного посла Бог в мир, да живи будем Им; при этом особенно важны дальнейшие слова: о сем явися любы, не яко мы возлюбихом Бога, но яко Той возлюби нас (IV, 9. 10; cp. III, 16). Чрез это Отец дает нам свою любовь (III, 1), и мы познаем любовь, юже имать к нам Бог; познанная божественная любовь делается достоянием человека и призывает его к деятельной любви к Богу: Мы любим Его, яко Той первее возлюбил есть нас (IV, 19). Любовь к Богу проявляется в соблюдении заповедей (V, 3), и, пребывая в людях, любовь Божия обязывает их к деятельной любви к братьям (III, 17; IV, 7). Если мы любим друг друга, пребываем в любви и соблюдаем заповеди, то «Бог в нас пребывает и мы в Боге, и любы Его совершенна в нас есть» (IV, 12. 16; cp. III, 24). Таким образом, по воззрению Апостола, ἀγάπη τοῦ Θεοῦ в основной своей идее есть любовь Божия, которая составляет Его существо и которую Он дал нам познать; сообщенная людям, эта любовь делается их достоянием, живою силой, определяющею их жизнь, и проявляется затем в любви к Богу и к ближним; т. е. любовь человеческая по своему существу есть отражение божественной любви, хотя не пассивное только, но и деятельное, обнимающее собою все силы человека. Чем больше исключаются самолюбивые стремления, чем глубже проникает любовь Божия в существо человека, чем больше она проявляется во всякого рода самоотверженной деятельности как в отношении к Богу, так и к братьям, тем она совершеннее. Совершенною же она делается тогда, когда любовь божественная всецело овладевает сердцем человека, изгоняет из него все, что в нем есть эгоистичного, и достигает своего полного раскрытия во всей человеческой жизни чрез живое повиновение божественной воле во всецелом соблюдении Его «слова». В основании этой любви лежит познание Бога, как любви, познание Его любви, данной и открытой нам в посольстве единородного Сына для нашего спасения. Между знанием и любовью самая тесная и неразрывная связь как в основании, так и в существе; одно служит условием другого. Но хотя ἡ ἀγάπη τοῦ Θεοῦ τετελείωται и ἐγνωκέναι αὐτόν родственны между собою и относятся к основным понятиям богообщения, однако их нельзя считать взаимно заменимыми: между простым ἐγνώκαμεν τὸν Θεόν и ἡ ἀγάπη τοῦ Θεοῦ τετελείωται разница такая же, как между фундаментом и возведенным на нем прекрасным и совершенным зданием.
Абсолютное понятие τηρεῖν αὐτοῦ τὸν λόγον требует, как своего источника, точно также абсолютного понятия. Где слово Божие совершенно исполнено, в том любовь совершенна и остается такою (τετελείωται perfectum): в совершенном послушании свидетельствуется совершенная любовь. Что христианин ни в какой момент своей жизни не достигает этого совершенства, но всегда только стремится к нему, постепенно усовершаясь, это несомненно, но Апостол об этом не говорит; он утверждает только, что, где последнее наступает, там первое есть ἀληθῶς. Ἀληθῶς удостоверяет несомненную действительность ἐν τούτῳ.... τετελείωται, в противоположность пустому утверждению, ограничивающемуся одними словами и не находящему должного соответствия в действительной жизни, но не служит для определения качества τετελείωται. И в других местах Апостол употребляет ἀληθῶς в тех случаях, когда хочет отметить реальную истинность и полную действительность какой-либо вещи или дела (Ин. 1:47; Ин. 4:42; Ин. 6:14; Ин. 7:26, 40; Ин. 8:31; Ин. 17:8)619. Глагол τελειοῦν заключает в себе идею постоянного роста, лишенного развития, движения к зрелости (τελειότης Евр. V, 13; VI, 1) и отличается от ἐπιτελεῖν, которое заключает мысль о достигнутой цели (τέλος).
Но как познание Бога не есть простое теоретическое знание, а заключает в себе и идею истинного богообщения, так и совершенство божественной любви свидетельствует о совершенной степени общения с Богом. Поэтому Апостол непосредственно прибавляет: ἐν τούτῳ γινώσκομεν, ὅτι ἐν αὐτῷ ἐσμέν, и этим возводит свою мысль к ее полному завершению. Ἐν αὐτῷ εἶναι – единение с Богом в воле и жизни, причастие божественного бытия – составляет центральную истину христианства: ее развивает Апостол во всем своем послании: она есть цель апостольского благовестия, так как восстановление разрушенного общения с Богом было целью и пришествия на землю Сына Божия. Ἐν τούτῳ указывает на непосредственно предшествующее, т. е. на совершенство любви Божией в нас, свидетельствуемое верным соблюдением «Его слова». Соблюдение Его слова говорит о том, что любовь Божия совершенна в нас; это совершенство любви, как мы видели, по Апостолу Иоанну, является результатом самого тесного единения с Богом, существо Которого есть любовь: Бог любы есть, и пребывали в любви, в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает (IV, 16). Это не идеальное только, но реальное единение человека с Богом, в то же время единение не пантеистическое, не поглощение пашей индивидуальности Божеством. Человек делается причастником божественного существа, когда своим нравственным бытием коренится в Боге, сообщаемое Им делает своим достоянием и реализует в жизни.
В 3 и 4 стихах Апостол говорит, что соблюдение заповедей служит признаком действительного познания Бога; в 5 стихе он говорит: ἐν τούτῳ (т. е. в соблюдении Слова Его) γινώσκομεν, ὅτι ἐν αὐτῷ ἐσμέν. Так как тесное отношение между указанными стихами несомненно, то «бытие в Боге» и «познание Бога» должны иметь самую непосредственную внутреннюю связь; и эта связь имеет свое глубокое основание во взгляде Апостола на познание Бога, по которому с познанием Бога непосредственно дается и бытие в Боге, как его следствие. Далее, в 3 и 4 стихах соблюдение заповедей представляется, как следствие богопознания, как непосредственное действие истины, которою человек обладает в этом богопознании; в 5 стихе соблюдение слова есть следствие совершенства в человеке божественной любви; и затем прибавлено, что в этом соблюдении слова – признак бытия в Боге. Из этого сопоставления ясно, что не всякое соблюдение заповедей (слова) свидетельствует о бытии в Боге, по согретое и одушевленное божественною любовью; только если человек, всецело проникнутый божественною любовью и ею побуждаемый к деятельности, всем своим духовным существом и жизнью погружается в созерцание божественного существа, в таком случае богопознание приносить с собою бытие в Боге, которое дает плод в исполнении божественных заповедей.
