«Рождественская песнь в прозе» - Диккенс Чарльз

Описание произведения.

«Рождественская песнь в прозе» — это повесть о преображении богатого, скупого и никогда не радующегося человека по имени Скрудж, присутствие которого, по определению Диккенса «замораживало его контору в летний зной, и он не позволял ей оттаять ни на полградуса даже на веселых святках …».

Сюжет повести имеет аналог в Евангелии, а образ Скруджа обладает чертами персонажей нескольких евангельских притч. Эпизод, не самый очевидный, но, зато самый главный из всех — история мытаря Закхея. (Лк.19:1-10). Правда, герой Диккенса изрядно отличается от Закхея, и не в лучшую сторону. Закхей ведь добровольно, по своей воле, хотел увидеть Христа, взглянуть на него хотя бы один раз; затем, убедившись в том, что это невозможно, не постыдился залезть на дерево. —Оттуда его и призвал Сын Божий для новой жизни. Скрудж же всеми силами сопротивляется Христу, и на встречу с Ним его приходится тащить едва ли не волоком — специально отряжёнными для этого ангелами. Сюжет повести довольно страшный и носит подзаголовок «Святочный рассказ с привидениями», но изложен он в интонациях живых и трогательных, в особенности они присущи первой и последней строфам (повесть разбита на пять строф-глав).

В канун Христова Рождества, Скрудж, изрядно напакостивший ближним, отказавший в помощи голодающим и нуждающимся людям, заперся в своём холодном и мрачном доме и погрузился в беспокойный сон. Его будит невесть откуда доносящийся звон колокольчиков, и затем появляется призрачная фигура бывшего его компаньона Марли, такого же скопидома, как он сам, умершего семь лет назад в канун Рождества. Тело Марли опутывает длинная цепь в виде разного рода ключей, висячих замков, документов, гроссбухов, копилок и кошельков с железными застежками. Марли признается, что сковал эту цепь ещё при жизни, опоясался ею по доброй воле, и уже не в силах избавиться от неё на том свете. Он уверяет, что цепь Скруджа ещё длиннее той, которую носит он сам, и советует от неё избавиться, творя добрые дела ближним. Марли убеждает Скруджа, что у него ещё есть шансы лишиться той тяжелой участи, что выпала ему самому. Он сообщает Скруджу о том, что в ближайшую ночь его посетят три духа, и вылетает в окно, присоединясь к стае скованных такими же цепями скупцов. Встревоженный и уставший Скрудж засыпает. Его нескончаемый сон – это прерывистая цепочка снов, время от времени нарушаемая ударами колокола, которые отмечают явление духов: Духа прошлых Святок, Духа нынешних и Духа будущих. Первого Духа, который выставил Скруджу счёт за ошибки прошлых лет и показал ему весьма неприглядную его жизнь, скупец выпроваживает силой. Второго же встречает более благосклонно: «Если этой ночью ты должен чему-нибудь научить меня, пусть это мне послужит на пользу», — говорит смирившийся скупец. Тогда Дух переносит Скруджа в дома, где люди радостно празднуют Рождество, и, наблюдая за ними, Скрудж смягчается. Он впервые в жизни испытывает что-то вроде симпатии к этим людям, а к некоторым – и чувство любви. Ночь кончается, часы бьют полночь. Второй Дух исчезает. — И, незамедлительно, Скруджу является Дух будущих Святок. Это призрак, с ног до головы укутанный в плащ с капюшоном. Он безмолвен, на все вопросы скупого не отвечает ни слова, и только рука его из-под плаща указывает Скруджу направления, куда тот должен двигаться. «Дух будущих Святок, — восклицает догадливый Скрудж. — Я <…> надеюсь стать отныне другим человеком и поэтому готов с сердцем, исполненным благодарности, следовать за тобой». Скрудж вместе с Духом посещают биржу. Он слышит там разговор знакомых ему дельцов об их подельнике, умершем прошедшей ночью. И вот уже Дух переносит его в тёмную, неопрятную, разорённую комнату, где «ограбленный, обездоленный, немытый, неоплаканный, покинутый всеми — покоился мертвец». Дух молча повелевает Скруджу взглянуть на мертвеца, тот не осмеливается это сделать. Тогда Дух переносит его на кладбище, и там, на коленях подползши к могиле, он видит своё имя, высеченное на плите. Это зрелище помогает Скруджу раскаяться. Он клянется Духу: «Я буду чтить Рождество в сердце своём и хранить память о нём весь год. Я искуплю своё Прошлое Настоящим и Будущим…».

На этом сон кончается, и Скрудж, проснувшись в залитой зимним солнцем комнате, одевается и выходит на улицу. Он покупает в мясной лавке самую большую индюшку и отправляет её в подарок семейству своего клерка, которому накануне отказал в повышении жалованья и, некоторое время спустя, исправляет эту свою ошибку. Он просит прощения у сборщика пожертвований, которого отшил накануне, жертвует для нужд бедных огромную сумму и приглашает его самого в гости. Наконец, навещает племянника, с которым раньше только ссорился, и щедро его одаривает. Он находит виденного им во сне мальчика Тома и благодетельствует ему.

Перед этим «Скрудж побывал в церкви, затем побродил по улицам. Он <…> гладил по головке детей, беседовал с нищими, заглядывал в окна квартир и в подвальные окна кухонь, и всё, что он видел, наполняло его сердце радостью. Думал ли он когда-нибудь, что самая обычная прогулка — <…> может сделать его таким счастливым!»— В общем, Скрудж во всем уподобился раскаявшемуся Закхею, который, после встречи с Христом, пообещал вчетверо отдать всем когда-либо им обиженным и начал новую жизнь уже как христианин. Так заканчивается повесть, которая, вслед за Евангелием, утверждает, что даже у самого закоренелого грешника есть шанс раскаяться и обрести спасение во Христе.

История создания.

«Рождественская песнь в прозе» — первая из написанных Диккенсом в 40-е годы рождественских повестей. Их всего пять; каждая была приурочена к Рождеству того или иного года. Есть и предыстория появления этих повестей. В феврале 1843 года экономист Смит, член правительственной комиссии по вопросам детского труда, попросил Диккенса выступить в печати в поддержку закона об ограничении рабочего дня на заводах и фабриках. Диккенс, разделявший взгляды Смита и знавший об этой проблеме не понаслышке, с энтузиазмом откликнулся на его просьбу. Поначалу он думал написать памфлет «К английскому народу, в защиту ребенка-бедняка», но затем решил высказаться в художественной форме. При этом он сохранил главное: все Рождественские повести имели черты не только социальной, но христианской проповеди, тем более сильной, что Диккенс облёк её в художественную форму. Она действовала и на бедных, и на богатых, и тем самым, по замыслу автора, давала им повод к понять друг друга.

Отношение автора к вере.

У Диккенса – очень простодушное и светлое христианство. Он любит Бога, любит исполняющих Христовы заповеди людей, радуется, когда видит отражения Христова света в их душах и лицах, радуется результатам трудов праведников и раскаянию грешников. Самый тяжкий грех для него лицемерное христианство, которое он не устаёт обличать. Исправление грешника под влиянием праведника присутствует практически в каждом его произведении. Положительные его герои радостно живут, радостно растят детей, радостно делают добро ближним.

Думается, в то время, когда жил Диккенс, простые люди различных конфессий, имели гораздо больше общего, чем в наши дни. Диккенс в своей вере в Христа он был абсолютно искренен и видел главный смысл жизни «в счастливом содружестве и взаимном доброжелательстве <…> религиозные верования самых цивилизованных народов и примитивные верования самых грубых дикарей равно относят их к первым радостям грядущего существования». Отсюда – понимание Диккенсом человеческих слабостей, человеческой податливости на грех. И, тем не менее, его персонажи в глубине души хранят память об образе Божьем в себе самих и в людях, с которыми они живут рядом. Эти люди способны на незаметные для окружающих взлёты, и Бог, по Ему одному ведомой правде, живя «в том мире, где исправляют ошибки нашего», знает это. Поэтому религиозное ханжество во всех его видах – это единственное, кажется, из всех человеческих качеств, которое ненавистно Диккенсу. Ему неприятны люди, которые не замечают разницы «между смиренным почитанием великих истин Писания и оскорбительным внедрением буквы Писания – но не Духа Его – в самые банальные разногласия и самые пошлые житейские дела…».

Диккенс не слишком жаловал современный ему институт Англиканской церкви, к которой и сам принадлежал, где, по его словам, «милосердие в приходе присутствует в изображении милосердного самаритянина, помогающему немощному лишь на приходской печати да на фирменных пуговицах его служителей».

Писатель считал главной своей задачей свидетельствовать о вере в своих книгах. За это свидетельство ему уже при жизни немало доставалось от рафинированных, образованных и не верующих в Бога эстетов. Появились упреки в пропаганде изживших себя ценностей — почитания Бога, служения ближним, преданности долгу, верности семье и браку, наконец. Но после того, как родная страна отвергла едва ли не последнего и самого английского из всех английских писателей, сознательно проповедовавшего христианство (спохватившись, позже она попыталась адаптировать его к своим гуманистическим антирелигиозным ценностям), оказалось, что вместе с ним она отвергла и самоё себя.

Биография.

Чарльз Диккенс родился 7 февраля 1812 года в пригороде Портсмута.

С 12-ти лет, после того, как семья разорилась, а отец был отправлен в долговую яму, Чарльз работал на фабрике по производству ваксы, потом некоторое время учился в школе, а в мае 1827 года был принят в адвокатскую контору «Эллис и Блэкмор» младшим клерком. Здесь он пробыл до ноября 1828 года, а затем, обучившись стенографии, стал свободным репортёром, и на этом поприще стяжал большой успех, на волне которого в 1830 году был приглашён штатным репортером в «Монинг Кроникл».

Первые нравоописательные очерки Диккенса были напечатаны в 1836 году. Но настоящую славу он стяжал по мере выхода в свет его «Посмертных записок Пиквикского клуба», вскоре вышедших отдельной книгой.

В 1836 году Диккенс женился Кэтрин Томсон Хогарт, дочери его приятеля, журналиста Джорджа Хогарта, которая родила ему десять детей.

Двумя годами позднее Диккенс выступил с «Оливером Твистом» (1838) и «Николасом Никльби» (1839). Первый роман вызвал общественный резонанс. Прошёл ряд скандальных разбирательств в работных домах Лондона, которые по сути были полутюремными заведениями, где нещадно использовался детский труд.

На волне славы Диккенс путешествует в Америку, где публика встретила его с энтузиазмом. Он пишет «Мартина Чезлвита» (1843), воспринятого американцами как пародию на себя, а посему вызвавшему бурные протесты с их стороны.

Диккенс стал главным редактором «Дейли Ньюс», благодаря чему он получил возможность выражать свои социально-политические взгляды.

Приходит пора зрелых его романов: «Торговый дом „Домби и сын“. Торговля оптом, в розницу и на экспорт» (1848) и «Дэвид Копперфилд», который может восприниматься как автобиографический.

В 1850-е годы Диккенс в зените славы. Он стал прославленным писателем, властителем дум и обеспеченным человеком. В это время гротесково-юмористическая манера письма изменяется в сторону более мрачного мироощущения. Меланхолией и безысходностью проникнут социальный роман Диккенса «Тяжёлые времена» (1854), скорбными интонациями отмечены романы «Крошка Доррит» (1855—1857), и, в особенности, «Большие надежды» (1861).

Новых художественных высот достигает Диккенс в большом многоплановом полотне, романе «Наш общий друг» (1864), в нём красной нитью проводится мысль об отравляющем действии денег — их символом становится мусорная куча. В этом последнем завершённом произведении Диккенс продемонстрировал все силы своего юмора, заслоняясь чудесными, весёлыми, симпатичными образами этой идиллии от овладевавших им невесёлых мыслей.

9 июня 1870 года пятидесятивосьмилетний Диккенс, изнурённый колоссальным трудом, довольно беспорядочной жизнью и множеством неприятностей, скончался от инсульта в своём доме в деревне Хайем (Графство Кент).

Автор текста: Виталий Яровой.