«Елизавета Бам» - Хармс Даниил Иванович

Описание произведения.

Действие пьесы Хармса втиснуто в короткий, искусственно растянутый отрезок времени между тем, как двое уполномоченных приходят арестовать главную героиню и тем, когда её арестовывают.

Главное, что бросается в глаза при чтении этого странного, как всегда у Хармса, произведения — это образ героини, своим здравомыслием выделяющейся из нелепости и сумбура пошлой действительности и отстранённо существующей в стороне от царящего вокруг неё хаоса.

Возникает вопрос: кто же такая эта героиня, и в чём причина её инаковости? Инок (в женском роде, инокиня) — это человек, живущий иной, отличной от других жизнью, чаще всего, монах. В тяжёлые для русской церкви 20-30-е годы ХХ столетия, в которые и происходит действие «Елизаветы Бам», было немало случаев тайного монашества. Можно предположить, что Елизавета является такой инокиней, за которой охотятся два агента ОГПУ — Пётр Николаевич и Иван Иванович. Если принять эту версию, становятся понятными некоторые загадочные детали в тексте пьесы. Это касается возникающего в разговорах мотива горы, предстающей неким райским местом, и стоящей на горе таинственной избушки со странными обитателями. Вход непосвящённым туда закрыт. Никто, кроме Петра Николаевича, который вскоре станет магом, там не был, да и не мог быть.

Судя по деталям текста, уединённая избушка на горе — это некое мистическое место, где по слухам происходят странные вещи. На самом же деле это, наверное, дом, где тайно проводятся богослужения. Неслучайно женщин, ходящих туда, называют черницы (по выражению одного из персонажей). В свете этого соображения проясняется и образ главной героини, ибо она единственная из всех персонажей пьесы, кто подозревается в посещении этой избушки, стоящей не где-нибудь, но именно на вершине горы (здесь, возможно — ещё один символический образ).

Что же касается магии, то главным носителем её выступает один из агентов ОГПУ, Пётр Николаевич. Содержанием центральной сцены пьесы является оккультное действо, названное Хармсом «Битва двух богатырей». Это довольно длинная интермедия, наполненная словесной магией — заклинаниями, которые изрекают оба участника поединка. Один из них, могущественный маг и агент ОГПУ, хочет арестовать Елизавету. Другой — вступивший с ним в поединок папаша Елизаветы, отважно вставший на её защиту. Он и выигрывает битву. Возможно, факт победы над могучим магом, должен символизировать мощный религиозный потенциал осоветившегося к тому времени народа.

Победы над магом отец добивается странным образом — сразу же после произнесённых им слов: «Но я приказываю вам движением руки забыть Елизавету Бам законам вопреки», — вооружённый заклинаниями и настроенный на победу маг неожиданно сдаётся на его милость. Какое же движение рукой отца заставляет покориться ему всемогущего мага? — Известно, что тёмные силы боятся трёх вещей: смирения, молитвы и крестного знамения. Очевидно, отец Елизаветы осеняет себя крестом или кладёт его на колдуна, что и вынуждает последнего признать своё поражение. Именно в момент осенения крестом колдун слышит звон колокола, звучащего под крышей: «Ты слышишь, колокол звонит под крышей — бим и бам. Прости меня и извини, Елизавета Бам», — говорит колдун отцу и в тот же миг превращается в обыкновенного советского человека.

Но перед тем, как произнести эти слова, поверженный колдун изрекает весьма мрачное пророчество насчёт будущности Елизаветы, выраженное в следующих словах: «Прощай, Елизавета Бам / Сходи в мой домик на горе /

И запрокинься там / И будут бегать по тебе / И по твоим рукам / глухие мыши, а затем / пустынник таракан». — Стоит обратить внимание на то, что Пётр Николаевич говорит: «мой домик на горе» — ведь и раньше этот домик то и дело превращался в противоположность молельного дома. В его углу соглядатаем сидит «пустынник таракан», к концу пьесы обретающий весьма зловещие черты. Пророчество выражено несвязно: две его части не согласованы синтаксически. Понимая, что Хармсом эта несогласованность применена сознательно, можно расшифровать смысл «пророчества», добавив упущенные частицы в начале и в середине. — Тогда этот текст дополнится внятной угрозой, которую работник карательных органов адресует Елизавете: если ты продолжаешь ходить туда, куда ходишь (в домик на горе, он же церковь), то попадёшь в другой дом, где… Далее — по выше процитированному тексту Хармса.

Появление далее агента ОГПУ Ивана Ивановича превращает действие в абсурдистский словесный балаган. Интересна сцена затяжных и нелепых пререканий двух огепеушников перед дверями комнаты Елизаветы. Один из них добрый, а другой злой, — в духе амплуа подобных персонажей при допросах арестованных. После этой дикой сцены действие стремительно катится к трагическому финалу, ознаменованному арестом Елизаветы.

Конец пьесы возвращает к её же началу. Снова стучатся в дверь агенты, снова в тревоге мечется по комнате Елизавета. И так будет повторяться ещё не раз. И не только в пьесе, которую мы пытались трактовать как притчу о постоянных гонениях на верующих, но и в самой жизни.

История создания.

В октябре 1927 года директор Дома печати Николай Баскаков позвонил Хармсу и предложил ему и его друзьям выступить у него, организовав литературно-театральный вечер. Пьеса, которую решено было показать на вечере, сочинялась Хармсом ударными темпами: 20 декабря Хармс приступил к её написанию и через три дня (23 декабря) её закончил. 24 декабря на заседании ОБЭРИУ, которое проходило в квартире Хармса, состоялось чтение пьесы. Жанр её был определён автором как «кровавая драма» и называлась она: «Случай убийства» или «Случай с убийством», — но перед премьерой ей дали название по имени главной героини. 28 и 30 декабря, а также 2 января 1928 года происходила читка. С 4 по 11 января проходили репетиции, а с 13 по 23 января — «прогоны». Роли исполняли, в основном, непрофессиональные актёры.

Пусть не смущает верующих людей форма, в которой написана пьеса; но сходными с «Елизаветой Бам» средствами выражения отмечена планируемая Хармсом приблизительно в то же время артистическая акция с явным религиозным оттенком (её в наши дни назвали бы перформансом), в записной книжке обозначенная как «Откидыванья» и состоящая из шести действий, из которых особого внимания заслуживают три последние:

4. Сидение под столом и держание Библии 5 минут

5. Перечисление святых (время не указано)

6. Глядение на яйцо 7 минут

Итог: Паломничество к иконе.

Не вдаваясь в оценки, видно, всё же, что эти три действия и итог предполагают посылы к православным символам. Аналогичными посылами, хотя и более скрытыми, отмечена и тогда же написанная пьеса.

Отношение автора к вере.

Хармс всегда позиционировал себя верующим православным человеком.

О его православии мы знаем из воспоминаний современников, в частности, из дневников писателя Леонида Пантелеева, человека глубоко верующего и не скрывавшего свою веру даже в пору тяжких гонений: «Главное, что притягивало меня к Даниилу Ивановичу, — пишет Пантелеев, — его православная религиозность. Мы с ним обменялись молитвословами. Видел его молящимся на коленях на паперти Воскресенской церкви».

Всё бы хорошо, но другие мемуаристы видят его и в католическом костёле, и в буддистском дацане (сам же Пантелеев и свидетельствует, что Хармс неоднократно зазывал его туда), и на разнообразных оккультных собраниях.

У Хармса были увлечения огромной силы, он не мог сопротивляться своим духовным впечатлениям и не фильтровал их. Это видно по спискам книг, которые он читал: Иоанн Златоуст и Иоанн Дамаскин, древнерусская литература, Патерики, и тут же сочинения оккультного и гностического толка, книги любимого им Густава Майринка; наряду с сочиненными им православными молитвами, записи типа: «изучай и пользуй хатху и карму йогу», или: «11 раз родился Христос»; а неоднократные обращения за помощью к православным святым (чаще всего, к святой блаженной Ксении Петербургской), например: «Отче Савва, я пал. Помоги мне подняться», перемежаются с призывами к адресатам из иного духовного пространства: «Алаф (т.е. Алеф), выслушай меня и ты».

Творчество Хармс воспринимал поначалу как равное по значению вере в Бога, но по мере духовных усилий, он открывает веру как главный импульс, побуждающий его к творчеству: «Ошибочно думать, что вера есть нечто неподвижное и самоприходящее. Вера требует интенсивного усилия и энергии, может быть больше, чем всё остальное», — так рассуждает Хармс вполне в духе православного делания.

Недаром православная его религиозность усиливается в тяжелейшие для него 30-е годы, и именно во второй их половине, когда и бытовое его поведение, и творческая деятельность — воспринимались его соратниками как юродство. Не в последнюю очередь по этой причине он был признан душевнобольным, умер в тюремной психиатрической лечебнице, куда был отправлен в начале войны.

До этого, как и большинство из нас, он жил греховно; но, в отличие от многих, греховность эту осознавал, глубоко и искренне раскаивался в ней и всю жизнь ожидал духовного преображения. Обо всём этом свидетельствует лучшая из сочиненных им молитв:

Боже, сосредоточь меня на правильном пути.

Напряги мысли мои и наполни радостью душу мою.

Избавь меня, Боже, от лени, падения и мечтания.

Биография.

Даниил Иванович Ювачёв родился 17 (30) декабря 1905 года в Санкт-Петербурге. В 1915-1918 годах он обучался в средней школе Главного немецкого училища Святого Петра (Петришуле), в 1922-1924 годах во 2-й Детскосельской единой трудовой школе, с 1924 года в Первом ленинградском электротехникуме.

В 1921 или 1922 году Даниил Ювачёв выбирает псевдоним «Хармс».

В 1924-1926 годах Хармс участвует в литературной жизни Ленинграда: читает свои и чужие стихи на публику, вступает в «Орден заумников DSO», организованный Александром Туфановым. В марте 1926 года становится членом Ленинградского отделения Всероссийского союза поэтов.

В 1925 году Хармс знакомится с участниками поэтическо-философского кружка «чинарей», куда входили Александр Введенский, Леонид Липавский, Яков Друскин и другие, с 1926 года пытается объединить силы «левых» писателей и художников Ленинграда. В 1926-1927 годы он с соратниками (Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Игорь Бахтерев, Юрий Владимиров) организует литературную группу, назвавшую себя вначале «Левый фланг», затем «Академия левых классиков», а осенью 1927 года — ОБЭРИУ («Объединение реального искусства»).

В конце 1927 года Хармс и другие члены ОБЭРИУ сотрудничают с детскими журналами «Ёж», «Чиж», «Сверчок». В период с 1928 по 1931 годы вышло 9 иллюстрированных книжек стихов и рассказов для детей. В 1937 году вышла книга Вильгельма Буша «Плих и Плюх» в переводе Хармса. В 1940 году вышла книга Хармса «Лиса и заяц», а в 1944 году отдельным изданием, но анонимно, вышло стихотворение «Удивительная кошка».

В декабре 1931 года Хармс, Введенский, Бахтерев были арестованы по обвинению в участии в «антисоветской группе писателей». 21 марта 1932 года Хармс был приговорён к трём годам исправительных лагерей. Приговор был заменён высылкой («минус 12»), и поэт поехал в Курск, где находился высланный ранее А. Введенский. В Ленинград Хармс вернулся в 1932 году.

По возвращении из ссылки, его стихи не печатают, материальное положение становится крайне тяжёлым. Но он не прекращает писать, хотя на публикацию не было шанса. В 1930-е годы он создаёт свои главные произведения: цикл рассказов «Случаи», повесть «Старуха», а также много небольших рассказов, стихотворений, сценок в прозе и стихах.

Летом 1934 года Хармс женится на Марине Малич.

23 августа 1941 года писатель арестован за распространение «клеветнических и пораженческих настроений». Чтобы избежать расстрела, он симулирует сумасшествие. Военный трибунал определил «по тяжести совершённого преступления» содержать Хармса в психиатрической больнице. Умер Хармс 2 февраля 1942 года в тюремной больнице «Крестов».

Автор текста: Виталий Яровой.