«Подражание итальянскому» - Пушкин Александр Сергеевич

«Подражание италианскому».

Как с древа сорвался предатель-ученик,

Диавол прилетел, к лицу его приник,

Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей смрадной

И бросил труп живой в гортань геенны хладной…

Там бесы, радуясь и плеща, на рога

Приняли с хохотом всемирного врага

И шумно понесли к проклятому владыке,

И сатана, привстав, с веселием на лике,

Лобзанием своим насквозь прожег уста

В предательскую ночь лобзавшие Христа.

Описание произведения.

Стихотворение «Подражание италиянскому» было включено Пушкиным в его последний предсмертный цикл, куда вошли следующие стихи:

I «Из Пиндемонти»;

II «Отцы пустынники…»;

III «Подражание италиянскому»;

IV «Мирская власть».

Нумерация проставлена самим Пушкиным. Кроме перечисленных, на одном листе с текстом стихотворении «Из Пиндемонти», Пушкин записал незаконченное, по всей видимости, четырехстрочное стихотворение «Напрасно я бегу к Сионским высотам…», могущее считаться пятой частью этого короткого цикла.

Что касается «Подражания италиянскому», то оно довольно странно выглядит на фоне других. Все остальные произведения цикла отмечены духовными потенциями, часто - религиозными. Здесь же, при явном религиозном контексте – отсутствие даже намека на какую-либо духовность, что отчасти можно объяснить темой и местом действия. Отсюда – затхлость, безвоздушность, мрак, застылость. И это – при нарочитой видимости движения, даже – его излишке.

Стихотворение, являющееся свободным переложением сонета итальянского поэта Франческо Джованни (с французского перевода, осуществленного Антони Дешаном), описывает не мучения Иуды после получения сребреников, и не его раскаянье (может быть, потому, что раскаянье это не сопровождалось метанойей после того, как он осознал свою вину), что вполне можно было ожидать, и даже не его смерть, но самый первый момент после смерти. А сама смерть, которую жаждал отчаявшийся и покончивший счеты с жизнью Иуда, и это едва ли не самое сильное прозрение автора, для него так и не наступает. Более того, он даже не успевает ее почувствовать, не получает даже секундного утешения: буквально сразу же после повешения его оживляет дьявол. А далее описывается путь воскрешенного Иуды к аду в сопровождении бесов.

Описания каждого действия очень пластичны, но от этого и страшны. В первых двух строках ритм немного замедлен, динамика возникает во второй половине третьей строки, и далее только увеличивается, в нее втягиваются все новые фигуры. Ближе к концу, действие сопровождается адским шумом, а еще далее, с появлением князя тьмы, все стихает. В наступившей, как можно догадываться, тишине происходит целование предателя, которое рифмуется с его собственным предательским поцелуем. И, помимо этого, оно может трактоваться как своеобразная печать, теперь уже наглухо запечатавшая внутри предателя, не могущий быть искупленным, грех.

Но при этом, что интересно, ничего не говориться о состоянии души Иуды, ни словом не упоминается о его муке, которая должна возрасти при этом в сотни раз. Чем продиктован такой необычный взгляд?

Стихотворение может быть прочитано как своеобразное предупреждение.

Но – кому и зачем? Выскажем, в связи с этим страшным стихотворением, несколько довольно рискованных предположений, первое из которых: не отождествлял ли в конце жизни, приобретший черты несомненного христианина и подитоживающий в свете христианского делания свою жизнь Пушкин, себя самого в прошлом, с Иудой, предававшим Спасителя человечества? Или же он видел себя самого таковым и незадолго до смерти? Или так осмысливал он жизнь и будущую участь людей своего времени и своего поколения? Или, может быть, даже жизнь и участь всех последующих поколений русских людей, не только отпавших от Христа, но и не желающих в этом каяться?

Зная духовную отвагу Пушкина, его беспощадность к самому себе, первые два предположения кажутся вполне убедительными. Два последние – заслуживающими внимания. И, может быть, дальнейшего обсуждения.

История создания.

«Подражание италиянскому» написано в тяжелый во всех смыслах – и в житейском, и в моральном, и в мировоззренческом, и в литературном, для Пушкина, 1836 год. И, думается, совсем недаром он отсылает к событиям Страстной седмицы и Пасхи (как, кстати, и еще одно стихотворение из этого цикла – «Мирская власть»; да и в «Отцах пустынниках…» почти дословно пересказывается Великопостная молитва пр.Ефрема Сирина). Недаром – потому что последние дни жизни матери Пушкина Надежды Осиповны проистекали именно на Страстной Седмице 1836 года, завершающей период Великого Поста, а смерть выпала на день Светлого Христова Воскресения, которое праздновалось в том году 29 марта ст.стиля. Можно представить себе, как это сказалось на пушкинской религиозности, и без того значительно усилившейся к тому времени. Рождению цикла могли содействовать и пушкинские раздумья в долгой дороге рядом с гробом матери, когда он сопровождал его до Святогорского монастыря, на кладбище которого она и нашла последний приют.

Отношение автора к вере.

То, что приобретающая все большую популярность точка зрения на Пушкина, как на выразителя созидательного духа русского православного человека, во многом верна, не вызывает никакого сомнения. Но она, с той же несомненностью, нуждается в некоторой уточняющей корректировке.

Пушкин прожил непростую и, если можно так выразиться, пускай и линейную, но весьма извилистую жизнь, исполненную томительных искушений. Он знал цену своим томлениям, своему стремлению в осуществлении, все чаще посещающего его, желания религиозного идеала, но знал и свою привязанность к страстям, мешающим этому. Все это мы можем видеть в тех, относительно редких, стихах, где напрямую высказываются эти желания, на основе которых можно проследить возрастание Пушкина в вере – и вере именно православной.

Самое первое стихотворение такого рода – «Монастырь на Казбеке», написанное в переломном для Пушкина 1828 году, отмеченном очередными, столь частыми для него душевными и, пожалуй, даже духовными метаниями.Оно неслучайно заканчивается словами «…В соседстве Бога скрыться мне…». А конечная точка – одно из последних написанных Пушкиным стихотворений «Напрасно я бегу к Сионским высотам…», запечатлевшего, в том числе, невозможность такого сокрытия. Между ним и «Монастырем на Казбеке» – раскачивание невидимого маятника между возможностью или невозможностью чистой жизни путем избавления от томящих душу страстей. Чрезвычайно интересно отражение этой темы в неоконченном стихотворении 1835 года «Я возмужал среди печальных бурь», которое могло бы считаться утверждением поэта в вере, приобретением им духовных координат, если бы то и дело не прерывающие эту уверенность ноты сомнения, выраженные в словах – «надолго ли?».

Даже отношение Пушкина к самому существованию Бога отнюдь не так просто, как могло показаться по его стихам, написанным в конце жизни. Об этом непростом отношении можно догадаться, например, читая третью строфу широко известного стихотворения «Не дай мне Бог сойти с ума…», начиная со слов: «и я глядел бы, счастья полон, в пустые небеса». То есть, небеса, где отсутствует Бог, это ведь можно прочитать и так. Тем более, что далее следуют еще две, развивающих эту мысль, строки, где поэт в отсутствие Бога предстает как бы Его заместителем в обезбоженном мире: «и силен, волен был бы я, как вихорь, роющий поля, ломающий леса». Причем заместителем, как мы видим, не создающим, но разрушающим. Последнее присутствует и годом ранее написанном стихотворении «Обвал», запечатлевшем последствия стихии безблагодатного хаоса, чье присутствие неоспоримо также и в названном стихотворении.

Желание выстраивать свою жизнь по Богу, со всей несомненностью, высказывается в рассматриваемых нами стихах; но вместе с тем, высказывается и понимание невозможности этого. Единственное исключение, где эти стремления воплощаются в реальном действии – большое стихотворение «Странник» (в остальных стихотворениях эти посылы едва намечены и ограничены различными оговорками), являющимся своеобразным продолжением, или, скорее, параллелью, одновременно пишущегося стихотворения «Пора мой друг, пора». Ибо и там отрешение от многозаботящегося мира происходит более в форме намерений, чем реальных действий. Недаром, одним из главных его определяющих, является слово «мечта». И даже в «Страннике», при бегстве от опостылевшего мира и видимом движении к появившейся цели, остается неясным его исход: достигает или не достигает тесных врат герой. Это остается за текстом…

«Монастырь на Казбеке», заканчивающийся словами «…Туда б, в заоблачную келью, / В соседстве Бога скрыться мне…», можно рассматривать как пролог стихотворной трилогии, центральную часть которой представляет текст стихотворения «Странник». В начальных строках отмечающее бытовые препятствия разного рода, мешающие осуществлению высказанного в первом стихотворении желания, но также и попытку его реализации посредством бегства от них.

Наконец, в следующей части этой маленькой трилогии, служащей одновременно ее эпилогом – четверостишии: «Напрасно я бегу к Сионским высотам, / Грех алчный гонится за мною по пятам. / Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий, / Голодный лев следит оленя бег пахучий», названо и препятствие, могущее мешать, да и мешающее достижению поставленной цели. Препятствие это – никак не оставляющий повествователя грех.

Даже до самых последних дней жизни, греховную раздвоенность Пушкин в себе, по всей видимости, так и не преодолел. Недаром он оставляет за героем одного из своих последних религиозных стихотворений и след греха, и его запах, дающий возможность бесам снова и снова настигать его обладателя.

Есть, правда, в числе последних стихотворений еще одно, в котором безоговорочно запечатлено покаянное чувство Пушкина, хотя запечатлено в форме скорее общего выражения, чем личного преображения. Я имею в виду великолепное переложение, известной всем верующим, великопостной молитвы преподобного Ефрема Сирина, могущего считаться окончательной фиксацией религиозного опыта не только Пушкина-поэта, но и Пушкина-человека. Как оказалось, далее, переход от временной жизни в вечную, и был ознаменован у Пушкина глубочайшим покаянием, сходным с тем, который выражен в молитве преподобного. Он простил своих врагов, примирился с обидевшими его, достойно претерпел предсмертные муки. «Хочу умереть, как христианин», - сказал он своему другу и секунданту Данзасу перед исповедью и причастием. И, судя по словам старого, много повидавшего священника, принявшего его покаяние: «Вы можете не поверить, но я скажу, что я самому себе желаю такого конца, который он имел», таковым и отошел в жизнь вечную.

Биография.

Александр Сергеевич Пушкин родился 6 июня (26 мая по ст.ст.) 1799 года в Москве, в Немецкой слободе. Большую роль в его воспитании сыграла крестьянка-няня Арина Родионовна, передавшая своему воспитаннику любовь к народным сказкам. Кроме того, в детстве Пушкин познакомился с русской и иноземной поэзией. Раннему развитию его литературных склонностей способствовали литературные вечера в доме Пушкиных, где собирались видные писатели.

В 1811 году Пушкин поступил в только что открытый Царскосельский лицей, привилегированное учебное заведение для подготовки по специальной программе высших государственных чиновников из детей дворянского сословия. В лицее Пушкин написал свои первые стихи. Он сотрудничал с рукописными лицейскими журналами и был членом кружка лицейских новеллистов и поэтов. Они собираясь по вечерам, экспромтом сочиняли повести и стихи. Поэтический талант юного Пушкина был признан корифеями русской литературы Державиным, Жуковским, Батюшковым, Карамзиным.

После окончания лицея в июне 1817 года в чине коллежского секретаря, Александр Пушкин был определен на службу в Коллегию иностранных дел (Санкт-Петербург). Но на службе он скорее числился, чем служил. Пушкин принимал участие в заседаниях литературного общества «Арзамас», в которое вступил еще в лицейские годы. В 1819 году он вступил в члены литературно-театрального сообщества «Зеленая лампа», которым руководил «Союз благоденствия». Дома он много читал и писал политические эпиграммы и стихи, большинство из которых ходили в списках.

В мае 1820 года Пушкин был сослан на юг за то, что «наводнил Россию возмутительными стихами». Формально ссыльным он не считался. Кроме места неформальной ссылки – Екатеринодара, Пушкин посетил Кавказ и Крым, что отобразилось потом в его поэзии. Позже поэт был переведен в Кишинев, где общался с будущими декабристами. В это время были написаны ранние его поэмы, а также, ряд зрелых стихов, начат роман в стихах «Евгений Онегин». В июле 1823 года Пушкина переводят под начало графа Воронцова, и он переезжает в Одессу. Но вскоре его оттуда отзывают, увольняют с государственной службы и высылают в имение матери «под надзор местного начальства». Здесь поэт вел уединенный образ жизни, однообразие которой скрашивало лишь общение с соседями, семьей Осиповых Вульф и няней, рассказывающей ему сказки по вечерам. В Михайловской ссылке он продолжает писать стихи, новые главы «Евгения Онегина», начинает «Бориса Годунова».

В июле 1826 года Пушкин послал через губернатора письмо государю с выражением раскаяния и твердого намерения не противоречить своими мнениями общепринятому порядку. В сентябре 1826 года он получил с фельдъегерем приказ нового императора, Николая I, немедленно прибыть к нему в Москву. 8 сентября он был представлен государю, после чего получил позволение жить где угодно, но в Петербург доступ ему был открыт только в мае 1827 года, причем сам император вызвался быть его цензором.

В мае 1828 года Александр Пушкин безуспешно просил разрешения поехать на Кавказ или за границу. В то же самое время он сватается к Наталье Гончаровой, первой красавице Москвы и, не получив определенного ответа, самовольно уезжает на Кавказ в 1829 году. Впечатления от этой поездки переданы в его очерках «Путешествие в Арзрум», в стихотворениях «Кавказ», «Обвал», «На холмах Грузии…».

Возвратившись в Петербург в апреле 1830 года, Пушкин вновь сделал предложение Наталье Гончаровой, которое на этот раз было принято. В сентябре он уехал в свое имение Болдино, чтобы устроить дела и подготовиться к свадьбе. Эпидемия холеры вынудила его задержаться здесь на несколько месяцев. Этот период творчества поэта известен как «Болдинская осень». Испытывая большой творческий подъем, Пушкин пишет «Повести Белкина», «Маленькие трагедии», «Домик в Коломне», «Сказку о попе и работнике его Балде», стихотворения «Элегия», «Бесы», «Прощение» и множество других. Там же он заканчивает и «Евгения Онегина».

18 февраля (2 марта по ст.ст.) 1831 года, в Москве, Пушкин обвенчался с Гончаровой. Летом 1831 года вновь поступил на государственную службу в Иностранную коллегию с правом доступа в государственный архив. Он пишет «Историю Пугачева» (1833), историческое исследование «История Петра» (подготовительный текст, 1835). В эти же годы им были написаны «Пиковая дама» (1833), «Египетские ночи», «Капитанская дочка» (1836), поэма «Медный всадник», сказки.

В конце 1835 года Пушкин получил разрешение на издание своего журнала, названного им «Современник». Художественный уровень журнала был необычайно высок, с ним сотрудничали Жуковский, Баратынский, Вяземский, Давыдов, Гоголь, Тютчев, Кольцов.

Зимой 1836 года, завистники и враги Пушкина из высшей петербургской аристократии пустили в ход клевету на его жену, связывая ее имя с именем императора, а затем и с именем, пользующегося расположением Николая I, барона Дантеса, ухаживающего за Натальей Николаевной. Чтобы защитить свою честь, Пушкин вызвал Дантеса на дуэль, которая состоялась 8 февраля (27 января по ст.ст.) 1837 года, на Черной речке. Поэт был смертельно ранен и через два дня (10 февраля) скончался. Опасаясь демонстраций, царь приказал тайно вывезти тело Александра Пушкина из Петербурга. Гроб сопровождали жандарм и старый друг семьи поэта Александр Тургенев.

Похоронен Александр Сергеевич Пушкин на кладбище Святогорского монастыря, в пяти верстах от села Михайловское.

Автор текста: Виталий Яровой.