Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Иоанн Златоуст святитель

Что это значит? Сказавши так много, говорит: «Не полезно хвалиться мне». (В том ли смысле говорит это), что ничего еще не сказал? Нет, не в том смысле, что ничего еще не сказал; но так как он намерен перейти к другому роду похвалы, которая, хотя не ведет к такой же награде, как и прежние, но, по-видимому, более прославляет его в глазах многих, не умеющих вполне вникнуть в дело, то и говорит: «Не полезно хвалиться мне». В самом деле, велики вышеисчисленные предлоги к похвале, т. е. искушения. Но он может представить и другого рода основания, именно, откровения и неизреченные тайны. Для чего же говорит: «не полезно мне»? «Для того, – отвечает он, – чтобы мне не впасть в высокоумие». Что ты говоришь? Разве ты не знаешь этого, хотя бы и не сказал? Но не одинаково бывает наше превозношение, когда мы сами только знаем причину к тому, и когда сообщаем ее другим. Надмевают нас обыкновенно не заслуги сами по себе, но то, что многие о них свидетельствуют и знают. Поэтому и говорит (апостол): «не полезно мне», чтобы не дать повода слушателям думать о нем выше надлежащего. Лжеапостолы рассказывали о себе и то, чего не бывало; он же, и что было, скрывает, даже когда самая нужда требовала не скрывать. «Не полезно мне», – говорит он, научая всех всячески избегать самохвальства. Действительно, оно не приносит никакой пользы, а только вред, если не побуждает к похвальбе какая-либо необходимая и полезная причина.

Итак, упомянувши об опасностях, искушениях, злоумышлениях, досадах и кораблекрушениях, приступает теперь к другому роду похвалы, говоря: «Знаю человека … который назад тому четырнадцать лет (в теле ли — не знаю, вне ли тела — не знаю: Бог знает) восхищен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю — в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхищен в рай и слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать. Таким человеком могу хвалиться; собою же не похвалюсь» (ст. 2-5). Велико это откровение. И не одно оно было, а и многия другие; но он упоминает об одном из многих. А что их было много — послушай, как о том сам он говорит: «чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений» (ст. 7).

«Таким человеком могу хвалиться» (о таковем похвалюся), не то выражая, чтобы восхищенный был кто другой, но дает такой оборот речи, чтобы и сказать, что прилично и что можно, и вместе избежать необходимости говорить о себе открыто. Иначе какая было бы сообразность, рассуждая о самом себе, вводить другое лицо? Почему же так выразился? Потому, что не одно и то же значит – сказать: «я был восхищен», и: «знаю (человека), который был восхищен»; или: «о себе хвалюсь», и: «о таковом похвалюсь». А если кто скажет: «Как возможно восхищену быть с телом?» Последнее даже труднее первого, если рассуждать по разуму, а не покориться вере. А для чего восхищен был (Павел)? Для того, как думаю, чтобы его не почитали меньшим других апостолов. Те были вместе со Христом, а он не был; поэтому (Господь), в изъявление славы его, и его восхитил в рай. А слово «рай» многозначительно, и везде было известно. Поэтому и Христос сказал (разбойнику): «ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23:43). «Таким человеком могу хвалиться» (О таковем похвалюся). Для чего? Если другой был восхищен, чем ты хвалишься? Отсюда явно, что это (апостол) говорит о себе. Если же он присовокупил: «собою же не похвалюсь», то это значит только, или что он без нужды, напрасно и легкомысленно не сказал бы ничего подобного, или что он хотел, насколько возможно, прикрыть сказанное. А что всю речь ведет о себе самом, это видно и из последующего. Именно, он прибавляет: «Впрочем, если захочу хвалиться, не буду неразумен, потому что скажу истину» (ст. 6).

"Если захочу", говорит он, "хвалиться, не буду неразумен, но я удерживаюсь, чтобы кто не подумал обо мне более, нежели, сколько во мне видит или слышит от меня" (2 Кор. 12:6). Что значат его слова? Я мог бы, говорит он, указать на гораздо большие чудеса, но не хочу, чтобы величие знамений не внушило людям обо мне большого мнения. Поэтому и бывшие с Петром, когда исцелен был хромой и все с изумлением смотрели на них, успокаивая народ и убеждая, что они ничего не обнаружили сами от себя и своей силой, говорят: "что смотрите на нас, как будто бы мы своею силою или благочестием сделали то, что он ходит" (Деян. 3:12)? Опять и в Листрах были не только поражены, но и привели украшенных венками быков и хотели принести жертву Павлу с Варнавой. Заметь коварство дьявола: через кого Господь хотел искоренить во вселенной нечестие, через тех самых он старался ввести его, опять убеждая признавать людей богами, что он делал и в прежние времена. И это его дело больше всего дало начало и корень идолослужению, потому что многие и счастливо окончившие войны, и водрузившие трофеи, и построившие города и совершившие иные какие-нибудь подобного рода благодеяния для тогдашних людей признаны были богами, почтены храмами и алтарями, и весь список языческих богов состоит из этих людей. Чтобы не случилось этого и со святыми, Бог попустил им быть постоянно гонимыми, принимать бичевания, подвергаться недугам, чтобы крайняя телесная немощь и обилие искушений убеждали живших тогда, что совершавшие столь великие чудеса были все же людьми и ничего не приносили сами от себя, а все совершала через них, одна лишь благодать. Ибо если, те сочли за богов людей, совершивших незначительные и ничтожные дела, то гораздо более заподозрили бы они этих, творивших такие дела, каких никто никогда не видал и не слыхал, если бы последние не испытывали ничего, свойственного людям. Если, даже не смотря на то, что они подвергались бичеваниям, низвергались, заключались в узы, изгонялись, сталкивались каждый день с опасностями, некоторые все-таки впали в это нечестивое мнение, то гораздо больше они подумали бы, если бы те не терпели ничего, свойственного людям.

Что говоришь? Ужели ты, ни за что почитавший царство и геенну в сравнении с любовью ко Христу, почитал за что-нибудь честь от людей, так что превозносился и имел нужду в непрестанном обуздании? Ведь не сказал: «чтобы впредь мучил меня», но: «пусть мучит меня». И кто бы мог сказать это? Что же значат слова его? Когда мы откроем, кто такой этот пакостник, и кто ангел сатанин, тогда и это скажем. Некоторые говорили, что он разумеет какую-то головную боль, производимую диаволом. Но этого нельзя допустить. Тело Павлово не могло быть отдано в руки диавола, если сам диавол уступал тому же Павлу по одному его повелению. (Павел) полагал ему законы и пределы, – когда, например, предал ему блудника в измождение плоти (1 Кор. 5:5); и (диавол) не дерзал преступать их. Итак, что же значит сказанное? Сатана на еврейском языке значит – «противник». И Писание в третьей книге Царств (3 Цар. 5:4) называет этим именем противников. Повествуя именно о Соломоне, говорит: не было сатаны во дни его, то есть сопротивника, который бы воевал с ним, или беспокоил его. Поэтому слова (апостола) имеют такой смысл: «Бог не благоволил, чтобы проповедь наша распространялась беспрепятственно, желая смирить наше высокое о себе мнение, но попустил противникам нападать на нас». Этого действительно достаточно было к низложению гордых помыслов; а головная болезнь не могла этого произвести. Таким образом, под именем ангела сатанина он разумеет Александра ковача, сообщников Именея и Филита, и всех противников слова, которые вступали с ним в состязания и противоборствовали ему, ввергали его в темницу, били и влачили, так как они делали дела сатанинские. Подобно тому как (Писание) называет сынами диавола иудеев за то, что они ревновали делам его, так и ангелом сатаны называет всякого сопротивника. Потому слова «дано мне жало в плоть удручать меня» означают не то, что Бог сам вооружал противников, или наказывал и обуздывал чрез них (апостола), – да не будет! – а только то, что Он дозволял и попускал на время.

свт. Иоанн Златоуст 

 

"Чтобы я не превозносился", говорит он, - по причине этого Бог допустил ангелам сатаны мучить меня. Ангелами же сатаны он называет не каких-либо демонов, а людей, служащих дьяволу - неверных, тиранов, язычников, которые постоянно его теснили и постоянно гнали. В словах же его смысл такой: Бог, как бы так говорит он, мог прекратить непрерывные гонения и притеснения; но когда я восхищен был на третье небо и вознесен в рай, то, чтобы из-за чрезмерности этих откровений я не возгордился и не стал высокомерен, Бог допустил эти гонения и дозволил ангелам сатаны мучить меня гонениями и скорбями, чтобы я не превозносился.

«Трижды молил я Господа о том» (ст. 8), то есть многократно. И это показывает великое смирение (апостола), когда он не скрывает того, что не выносил вражеских наветов, но изнемогал и молился об освобождении от них.

 

Тогда, говорит, обнаруживается Моя сила, когда вы в немощи, и через вас, когда вы кажетесь слабыми, растет и всюду распространяется слово проповеди. Так, когда после бесчисленных ударов он отведен был в темницу, то пленил темничного стража. В колоде были ноги, в цепях руки, но темница потряслась в полночь, когда воспели (апостолы).

Видишь ли, как сила Его в немощи совершается? Если бы Павел был свободен и поколебал темницу, то случившееся не было бы так удивительно. Поэтому Бог и говорит: оставайся в узах, и да потрясутся отовсюду стены, и да разрешатся от оков узники, чтобы больше видна была сила Моя, когда через тебя связанного и скованного, освобождаются все узники. И темничного стража поразило тогда именно то самое, что, будучи содержим так крепко, Павел одной только молитвой мог потрясти основания, растворить двери темницы и разрешить всех узников. Но не здесь только, а и с Петром и с самим Павлом, и с остальными апостолами, можно видеть, что постоянно случается это, что
(т. е.) благодать Божия всегда обнаруживается в преследованиях, является в утеснениях и громко возвещает о своей силе. Поэтому Он говорил: "довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи".

 

+

«Но Господь сказал мне: «довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи» («И рече ми: довлеет ти благодать Моя, сила бо Моя в немощи совершается») (2 Кор. 12:9), то есть: Довольно для тебя, что ты воскрешаешь мертвых, исцеляешь слепых, очищаешь прокаженных и творишь другие чудеса. Не домогайся жить в безопасности без страха и проповедовать без труда. Но ты скорбишь и печалишься? Не приписывай Моей немощи того, что многие коварствуют против тебя, бьют тебя, гонят и бичуют. Это-то самое и показывает Мою силу. «Ибо сила Моя совершается в немощи» («Сила бо Моя в немощи совершается»), – то есть, когда вы, гонимые, одерживаете верх над гонителями, когда вы, преследуемые, побеждаете своих преследователей, когда вы, связываемые, обращаете в бегство связывающих. Итак, не желай излишнего». Замечаешь ли, как (апостол) представляет одну причину, а Бог другую? Тот говорит: «Чтобы я не превозносился, дано мне жало в плоть» («да не превозношуся, дадеся ми пакостник плоти»); а Бог сказал, что попускает это для явления силы Своей. «Поэтому ты просишь не только излишнего, но даже помрачающего славу Моего могущества». Именно слова: «довольно для тебя» («довлеет ти») показывают, что не нужно уже ничего другого прибавлять, но что все сделано. Таким образом, и отсюда видно, что здесь говорится не о головной боли, – больные не проповедовали, да и не могли бы проповедовать, – но о том, что (апостолы) гонимые и преследуемые все превозмогли. Услышав такой ответ, (Павел) говорит: «потому я гораздо охотнее буду хвалиться своими немощами» («сладце убо похвалюся в немощех моих»). Чтобы (коринфяне) не пали духом, видя, что лжеапостолы хвалятся совсем противным, а истинные (апостолы) терпят гонения, (Павел) показывает, что чрез гонения он делается еще славнее, что в этом особенно обнаруживается сила Божия, и что совершающееся с ним достойно того, чтобы хвалиться. Поэтому и говорит: «охотнее буду хвалиться» («сладце убо похвалюся»). «Не от скорби сказал я исчисленное мною выше, или упоминаемое теперь, то есть, что «дано мне жало в плоть» («дадеся ми пакостник»); напротив, я этим украшаюсь, и привлекаю на себя еще большую силу (от Бога)». Потому и присовокупляет: «чтобы обитала во мне сила Христова» («да вселится в мя сила Христова»). Здесь он дает разуметь и нечто другое, именно: в какой мере усиливались искушения, в такой мере умножалась и пребывала в нем благодать.

«Посему я благодушествую в немощах многих». В каких же, скажи мне? «В обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях» (ст. 10). Видишь ли, как ясно открыл теперь все? Говоря о роде немощей, он назвал не горячку, не повторяющуюся какую болезнь или другую телесную немощь, но обиды, гонения и притеснения. Видишь ли, какая благопокорная душа! Он желал избавиться от бедствий. Но когда услышал от Бога, что этому не должно быть, не только не пал духом, не получив просимого, но еще и радовался. Потому и сказал: «благодушествую, радуюсь, желаю терпеть обиды, гонения и притеснения за Христа». Сказал же это, желая и тех (лжеапостолов) смирить, и их (коринфян) ободрить, чтобы они не стыдились Павловых страданий, потому что такое терпение скорбей может сделать славнее всех. Потом выставляет и другую причину: «ибо, когда я немощен, тогда силен». «Чему дивишься, если в немощах обнаруживается сила Божия, и я тогда бываю силен? Тогда ведь особенно и действует благодать Божия». *** Ты увидел, какая благоразумная душа! Он желал избавиться от бедствий. Но когда услышал от Бога, что это не должно случиться, не только не пал духом, не получив просимого, но еще и возрадовался... Где скорбь, там и утешение; где утешение, там и благодать.

Окончив речь о похвалах себе самому, (апостол) не остановился на этом, но снова защищается, и просит извинения в сказанном, говоря, что это сделал он по необходимости, а не по собственной охоте. Впрочем, несмотря и на необходимость, называет себя несмысленным. Вначале говорил: «примите меня, хотя как неразумного», или: «как бы в неразумии»; а теперь, отбросив «как», прямо называет себя несмысленным. Он достиг своею речью желаемого, и потому уже смело и без пощады нападает на этот недостаток, научая всех никогда не хвалиться без нужды, когда уже он, Павел, даже и по нужде похвалившись, назвал за то себя несмысленным. Потом и всю вину сказанного слагает не на лжеапостолов, но на учеников: «вы меня, – говорит, – к сему принудили. Если бы (лжеапостолы) хвалились, но тем не вводили бы вас в заблуждение и погибель, то я не дошел бы до того, чтобы дозволить себе такие слова. Но так как они растлили всю церковь, то, заботясь о вашей пользе, я принужден был сделаться несмысленным». И не сказал: «Я опасался, чтобы они, восхитивши над вами первенство, не посеяли у вас своего учения»; об этом сказал он прежде: «боюсь, чтобы, как змий хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились»; а здесь говорит не так, но с большим достоинством и с большею властью, сделавшись смелее вследствие сказанного. «Вам бы надлежало хвалить меня». Потом представляет на это и причину; и говорит опять не об одних откровениях, или чудесах, но и об искушениях. «Ибо у меня ни в чем нет недостатка против высших Апостолов». Смотри, как и здесь опять говорит с большею властью. Раньше он говорил: «я думаю, что у меня ни в чем нет недостатка»; а здесь говорит уже положительно, потому что как я уже заметил, после представленных доказательств стал смелее. Впрочем, все еще не отступает от умеренности и от своего обычая. Но как сказавший нечто необычайное и высшее своего достоинства, потому что сопричислил себя к апостолам, опять употребляет скромное выражение, и присовокупляет: «хотя я и ничто, признаки Апостола оказались перед вами» (ст. 12). «Смотри, – говорит, – не на то, что я незначителен и мал, но на то, получил ли ты от меня, что надлежало получить от апостола». И не сказал: «незначителен», но – что еще ниже: «ничто». Какая, в самом деле, польза быть великим, и никому не приносить пользы? Так нет пользы и от искусного врача, который не вылечил ни одного больного. «Итак, – говорит, – не рассуждай о том, что я ничего не значу; но смотри на то, что во всем, служившем к вашему благу, я не отстал от других, а, напротив, дал доказательство моего апостольства. Поэтому мне не было нужды говорить самому о себе». Говорил же это не для того, чтобы действительно искал похвалы – как мог нуждаться в похвалах тот, кто самое небо почитал малым в сравнении с любовью ко Христу? – но потому, что желал спасения (учеников своих). Затем, чтобы не сказали: «Что нам, если ты и ничем не ниже первейших апостолов?», он присовокупил: «Признаки Апостола оказались перед вами всяким терпением, знамениями, чудесами и силами». О, какую бездну совершенств выразил он в немногих словах! И смотри, что ставит на первом месте. Терпение – потому что признак апостола – все переносить великодушно. И о терпении выразился кратко, одним словом, между тем как о знамениях, которые совершены были не его собственною силою, выразился несколькими словами. Но представь себе, сколько уз, сколько ударов, сколько опасностей, сколько наветов, какое множество искушений разумел он здесь, сколько браней внутренних и внешних, сколько печалей, сколько нападений выразил он одним словом – «терпение». А словом «знамения» не изобразил ли опять того, сколько им воскрешено мертвецов, сколько исцелено слепцов, сколько очищено прокаженных, сколько изгнано демонов? Слыша это, научимся и мы, если даже нас заставляет необходимость говорить о своих заслугах, не распространяться о них, как поступил и сам (Павел).

Ст. 13-15 Ибо чего у вас недостает перед прочими церквами, разве только того, что сам я не был вам в тягость? Простите мне такую вину. Вот, в третий раз я готов идти к вам, и не буду отягощать вас, ибо я ищу не вашего, а вас. Не дети должны собирать имение для родителей, но родители для детей. Я охотно буду издерживать свое и истощать себя за души ваши, несмотря на то, что, чрезвычайно любя вас, я менее любим вами. Потом, чтобы кто-нибудь не сказал: «Хотя ты велик и сделал много, однако, не столько, сколько апостолы в других церквах», (Павел) присовокупил: «Ибо чего у вас недостает перед прочими церквами?» (ст. 13). «И вы, – говорит, – в сравнении с прочими церквами причастны не меньшей благодати». Но, может быть, кто-нибудь скажет: «Для чего он переводит речь на апостолов, оставив борьбу с лжеапостолами?» Для того, чтобы больше возбудить их внимание и показать, что он не только лучше их (лжеапостолов), но и не ниже великих апостолов. Вот почему, рассуждая о них (лжеапостолах), он говорит: «я больше»; а когда сравнивает себя с апостолами, то считает достаточным для себя быть не ниже их, хотя и более их потрудился. Вместе с тем он показывает чрез это, что (коринфяне) обижают и самих апостолов, когда равного им ставят ниже лжеапостолов. «Разве только того, что сам я не был вам в тягость?». Апостол опять делает (коринфянам) строгий упрек; а последующие слова еще сильнее: «Простите мне такую вину». Но и при всей строгости, в них выражается любовь и похвала (коринфянам), если только и сами они считают для себя обидою, что апостол не соглашался ничего брать у них, и не осмеливался получать от них себе пропитания. «Если, – говорит, – вы обвиняете меня в этом, то (не сказал: «несправедливо обвиняете», но гораздо благосклоннее) прошу извинения, простите мне этот грех». И заметь, какое благоразумие! Так как этот упрек, часто повторяемый, наносил им бесчестие, то он каждый раз смягчает его. Так, выше сказав: «По истине Христовой во мне скажу, что похвала сия не отнимется у меня» (2 Кор. 11:10), вслед затем говорит: «Потому ли, что не люблю вас? Богу известно! …чтобы не дать повода ищущим повода, дабы они, чем хвалятся, в том оказались такими же, как и мы» (ст. 11, 12). И в первом послании: «За что же мне награда? За то, что, проповедуя Евангелие, благовествую о Христе безмездно» (1 Кор. 9:18). И здесь опять говорит: «Простите мне такую вину». Везде он старается не показать, что не берет по причине их немощи. Поэтому и здесь говорит: «Если вы это ставите мне в вину, то прошу прощения». А, говоря таким образом, он и наносит им рану, и врачует ее. Не говори: «Если хочешь нанести удар, то для чего извиняешься? Если хочешь врачевать, то для чего наносишь удар?» В том и состоит благоразумие, чтобы и рассечь, и перевязать рану. Потом, чтобы не подумали, как я и прежде сказал, что (апостол) часто обращается к одному и тому же с намерением получить что-нибудь от них, он отклоняет такое подозрение, подобно тому, как и в первом послании, когда говорил: «написал это не для того, чтобы так было для меня. Ибо для меня лучше умереть, нежели чтобы кто уничтожил похвалу мою» (1 Кор. 9:15). (То же самое, только) приятнее и благосклоннее, (выражает он) и здесь. Как же именно? «Вот, в третий раз, – говорит он, – я готов идти к вам, и не буду отягощать вас, ибо я ищу не вашего, а вас. Не дети должны собирать имение для родителей, но родители для детей» (ст. 14). Смысл его слов такой: «Не прихожу к вам не потому, что не беру; напротив, я приходил уже в другой раз, и в третий готов идти, и опять не буду вам в тягость». И причина тому уважительная. Не сказал: «Не хочу быть вам в тягость, потому что вы скупы, потому чтобы этим обременитесь, потому что вы немощны». Но что говорит? – «Ибо я ищу не вашего, а вас». А ищу большего: вместо денег – душ, вместо золота – спасения». Потом, так как оставалось еще место подозрению, что он огорчен ими, он представляет и рассуждение. Они естественно могли сказать: «Разве нельзя искать и нас, и нашего?» Поэтому он оправдывает их с великою благосклонностью, говоря: «Не дети должны собирать имение для родителей, но родители для детей». Вместо наименований «учителя и ученики», употребляет слова «родители и дети», и показывает, что вменяет себе в обязанность и то, к чему не был обязан, так как Христос не дал такого повеления, а (апостол) из снисхождения (к коринфянам) говорит это. Потому же присовокупляет и нечто большее: сказал не только то, что дети не должны снискивать для родителей имения, но еще и то, что родители обязаны это делать. Итак, если родители обязаны давать, то «Я, – говорит, – охотно буду издерживать свое и истощать себя за души ваши» (аз в сладость иждиву, и иждивен буду по душах ваших (ст. 15). «Родителям собирать имение для детей повелел закон природы, а я, – говорит, – не только это исполняю, но даже отдаю самого себя». Верх щедрости – не только ничего не брать, но и отдавать свое, и отдавать не просто, но с великим усердием, даже при недостатке. Не это и указывает (апостол) выражением «истощать себя». «Хотя бы нужно было изнурить самую плоть, не пощажу ее ради вашего спасения». Следующие за этим слова выражают и любовь, и упрек: «несмотря на то, что, чрезвычайно любя вас, я менее любим вами». «И это, – говорит, – я делаю для тех, которых я люблю, и которые не любят меня в той же мере». Итак, смотри теперь, сколько здесь степеней: надлежало брать, а он не брал – это первая заслуга; не брал, находясь в бедности – это вторая; не брал, когда им проповедовал – это третья; сам дает им – это четвертая; и не просто дает, но с избытком – это пятая; отдает не имение только, но и самого себя – это шестая; отдает себя за тех, которые не очень его любят – это седьмая; и которых он весьма любит – это восьмая.

Очень неясно сказаны эти слова Павлом, но не без цели и не напрасно. Так как речь идет о деньгах, и (апостол) защищается, что он ничего не берет, то и прилично ему было прикрыть свои слова. Что же, однако, значит сказанное? Раньше (апостол) сказал, что он ничего не брал, напротив – даже готов отдать и издержать свое, и много рассуждал о том, как в этом послании, так и в первом. А теперь говорит нечто другое – как бы вводит слова из сделанного ему возражения и предварительно разрешает его. Вот смысл сказанного им: «Я не искал от вас прибытков, но, может быть, иной скажет, что, хотя сам я и ничего не брал, но, как человек хитрый, настроил посланных мною от своего лица просить у вас чего-нибудь, и от них сам получал, а, таким образом, получая чрез других, отклонял от себя подозрение, что беру сам. Но и этого никто не может сказать. Свидетели тому вы сами». Вот почему он и ведет речь вопросами, говоря: «Я упросил Тита и послал с ним одного из братьев: Тит воспользовался ли чем от вас? Не так же ли он приходил к вам, как и я?» То есть, и он ничего не брал. Видишь ли, с каким тщанием старался он не только себя сохранить чистым от корыстолюбия, но и посылаемых им поставить так, чтобы не подать и малого предлога желавшим порицать его? Это гораздо выше того, что сделал патриарх (Авраам). Этот последний, возвращаясь с победы, когда царь давал ему часть военной добычи, отказался взять больше того, что съели его домочадцы; а он (Павел), как сам не пользовался, так и сотрудникам своим не позволял пользоваться даже необходимою пищею, чтобы таким образом совершенно заградить уста бесстыдных. Поэтому он не сам от себя говорит, что они ничего не брали, но, что гораздо важнее, представляет в этом свидетелями самих коринфян, чтобы свидетельство шло не от собственного его лица, но утверждалось на их приговоре. Так обыкновенно поступаем мы, когда дело идет о чем-нибудь очевидном и не подлежащем никакому сомнению. «Скажите, – говорит (апостол), – разве кто-нибудь из посланных нами обогатился чем от вас?» Не говорит: «Разве кто взял что-нибудь у вас?» Но называет такое дело лихоимством, укоряя их тем, приводя в стыд, и показывая, что брать у кого-нибудь против воли его есть лихоимство. И не сказал: «Тит», но: «кто-нибудь», то есть: «Вы не можете и того сказать, что хотя один не брал, но брал другой. Напротив, не брал ни один из посланных». «Упросил Тита». И это сказано с укоризной. Не сказал: «я послал Тита», но – «упросил», показывая тем, что если бы он и взял что у них, то взял бы по праву; однако он и при всем том остался чистым. Поэтому опять спрашивает их: «Тит воспользовался ли чем от вас? Не в одном ли духе мы действовали?» Что значит: «в одном духе»? То, что он все приписывает благодати, и показывает, что все достойное похвалы совершено не нашими трудами, но есть дело дара Духа и благодати. Подлинно, величайшая была благодать, когда терпевшие во всем недостаток и голодавшие ничего не брали ради назидания наставляемых. «Не одним ли путем ходили?» То есть: «Они нисколько не отступили от принятой мною осторожности, но сохранили то же правило».