Слушать произведение

В детстве Борис Пастернак мечтал стать композитором и не удивительно, ведь его мать – Розалия Исидоровна – в свои 22 года была профессором Одесского отделения Императорского русского музыкального общества. В юности он серьезно увлекся философией и даже брал уроки у немецкого неокантиста Германа Когена. Однако судьба распорядилась иначе: Борис Леонидович стал писателем, и именно литература принесла ему в 1958 году Нобелевскую премию.

Борис Леонидович Пастернак родился 10 февраля 1890 года в Москве ровно через год после свадьбы его родителей. Он рос в творческой семье художника и пианистки, в доме которых бывали Исаак Левитан, Василий Поленов, Александр Скрябин, Сергей Рахманинов, Антон Рубинштейн и др. Мальчика отовсюду окружало пристальное и трепетное внимание. От него ждали успехов, возлагали надежды, что для будущего писателя было нелегко: толкало на свершение подвигов, обостряло совесть, усиливало впечатлительность.

Первые шаги в литературе Пастернак совершил в 1908 году. Он периодически читал свои стихи друзьям и знакомым. По воспоминаниям самого писателя, первым благожелательным откликом стал отзыв поэта и критика С. Н. Дурылева, который ввел начинающего поэта в круг московского издательства «Мусагет». В литературную жизнь Борис Пастернак вошел в начале 1910-х годов практически одновременно с Мариной Цветаевой, Владимиром Маяковским, Анной Ахматовой, Осипом Мандельштамом. Эти молодые поэты пытались занять свое место в поэтической эпохе, которая в умах читателей проходила под звездой Блока, Бальмонта, Брюсова, Сологуба.

Первые стихи Пастернака вышли в коллективном сборнике и получили благосклонную оценку Брюсова. В 1922 году сборник стихов «Сестра моя – жизнь» сделал Бориса Леонидовича одним из самых читаемых поэтов. К концу 50-х годов его роман «Доктор Живаго» стал мировым бестселлером и одновременно с этим повлек жестокие, резкие нападки на родине.

За полтора года до своей смерти в январе 1959 года Борис Пастернак пишет стихотворение «Зимние праздники», которое входит в одноименный микроцикл, включающий в себя четыре произведения. Они входили в неизданную при жизни автора книгу «Когда разгуляется». К ней Пастернак выбрал эпиграф из трудов Марселя Пруста «Обретенное время»: «Книга – это большое кладбище, где на многих плитах уже не прочесть стершиеся имена». Эти слова были взяты не случайно, потому что в последние годы жизни Бориса Леонидовича особенно сильно интересовал вопрос о потерянном и обретенном времени, об отношении прошлого и настоящего, о вечности, свете и круговороте времен.

Для Пастернака вечность заключалась в непрестанной смене времен года и в повторяемости год от года праздников, что он и отражает в стихотворении «Зимние праздники».

Будущего недостаточно.
Старого, нового мало.
Надо, чтоб елкою святочной
Вечность средь комнаты стала.
Чтобы хозяйка утыкала
Россыпью звезд ее платье,
Чтобы ко всем на каникулы
Съехались сестры и братья.

С первых же строк предстает главный атрибут Рождества Христова – елка, которая и должна показать связь времен. Именно в «елке святочной» посреди комнаты возникает вечность. Рождество все также должно осуществить связь времен, объединить людей вокруг семейного очага: «Чтобы ко всем на каникулы съехались сестры и братья». Но несмотря на то, что хозяйка заботливо украшает святочное дерево «россыпью звезд», его нагота бросается в глаза:

Сколько цепей ни примеривай,
Как ни возись с туалетом,
Все еще кажется дерево
Голым и полуодетым.

Вот, трубочиста замаранней,
Взбив свои волосы клубом,
Елка напыжилась барыней
В нескольких юбках раструбом.

Елка будто не осознает своей величественной и печальной судьбы, потому что как ее не украшай, но праздник пройдет, потухнет. Тем не менее, конец «сгорающей» елки, подобно висящим на ней свечам, не отменяет того, что она «вечностью стала».

Лица становятся каменней,
Дрожь пробегает по свечкам,
Струйки зажженного пламени
Губы сжимают сердечком.

Ночь до рассвета просижена.
Весь содрогаясь от храпа,
Дом, точно утлая хижина,
Хлопает дверцею шкапа.

В стихотворении чувствуется некое отчуждение праздника, который остается будто между строк. И теперь наступает уродливая будничность, «угнетенное душевное состояние» преобразившее светлые образы Рождества Христова в отталкивающие картины: вместо нарядной елки, она – трубочиста замаранней и напыжилась барыней, – лица становятся каменней, дом содрогается от храпа, и точно утлая хижина, гости проспали завтрак, солнце – уродина и пьяница, с образиной пухлой.

Новые сумерки следуют,
День убавляется в росте.
Завтрак проспавши, обедают
Заночевавшие гости.

Солнце садится, и пьяницей
Издали, с целью прозрачной
Через оконницу тянется
К хлебу и рюмке коньячной.

Вот оно ткнулось, уродина,
В снег образиною пухлой,
Цвета наливки смородинной,
Село, истлело, потухло.

И так продолжается из года в год. Зимние праздники ожидают, но они будто остаются в теории, потому что светлые библейские образы тут не просматриваются. Они есть только в начальном «Надо, чтоб…». Однако даже в этой предпраздничной суете и в уродливом утреннем похмелье душа лирического героя ищет свет Рождества Христова, страдая от тьмы и пытаясь найти подтверждение словам самого Спасителя: «Я свет миру: кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8:12).

Автор: Виктория Колтыга