Теперь мы переходим от Предыстории Иисуса Христа к собственно Истории Его зрелой жизни и деяний. Раздел, к которому мы приступаем, повествует о событиях, предшествующих публичной деятельности Спасителя, которому – минуя Его детство, отрочество и юность – уже исполнилось. 30 лет. Евангелие от Матфея умалчивает о возрасте Иисуса, но об этом мы узнаём из Евангелия от Луки, в котором написано: «Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати» (Лк. 3:23). И было это «в пятнадцатый год правления Тиверия кесаря, когда Понтий Пилат начальствовал в Иудее» (Лк. 3:1). Мы знаем, что Тиверий формально стал императором в. 14 г. РХ, когда умер император Октавиан Август. Однако нам также известно, что Август последние три года своей жизни пребывал в немощи, и тогда его соправителем был Тиверий. Иначе говоря, не формально, а реально Тиверий правил с. 11-го г. РХ, и. 15-й год его правления приходится на. 25-й год РХ. Вот приблизительно в этом году Иисусу и исполнилось. 30 лет. Примем эту дату – 25-й год РХ.

С начала третьей главы евангелист Матфей следует своему предшественнику, своему основному литературному источнику – Евангелию от Марка. Для него, как и для Марка, проповедь Иоанна Крестителя образует как бы «затакт», толчок к началу повествования о публичной деятельности Иисуса Христа.

Совершив прыжок во времени едва ли не в 30 лет, евангелист переходит к рассказу о Иоанне Крестителе и о Крещении Иисуса Христа. Рассказ этот начинается неопределенным указанием времени: «в те дни». Этот, можно сказать, фольклорный оборот часто встречается в библейских исторических книгах: «в то время были на земле исполины» (Быт. 6:4), «спустя долгое время умер царь Египетский» (Исх. 2:23), «в те дни не было царя у Израиля» (Суд. 17:6). Так и в Евангелии от Матфея мы постоянно встречаем «в то время», «в тот день» или просто «тогда». Но в нашем случае выражение «в те дни» говорит также о том, что Евангелист не делает разрыва между историей детства и явлением Крестителя. Он желает связать всё это вместе, разумеется, из богословских, а не из хронологических соображений. Впервые Иоанн назван «Крестителем» (βαπιστής). Это – новое, не существовавшее прежде греческое слово. Креститель выступает «в пустыне Иудейской». Это не совсем точно. Те, кто бывал в Святой Земле, знают, что место крещения на Иордане находится не в пустыне Иудейской. Да и что это за пустыня, в которой надо проповедать? Кому проповедать в пустыне? А к Иоанну шли и шли толпы людей, к нему выходил «Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская». Но для евангелиста не столько важна география, сколько богословие. Во-первых, пустыня – важный библейский символ исхода Израиля. Во-вторых, Матфей чуть ниже будет цитировать Исаию, у которого речь идет о пророке, «вопиющем в пустыне», с которым сравнивается Иоанн. В-третьих, тот факт, что Креститель пришел в «пустыню Иудейскую», где и проповедал, говорит о том, что он послан к иудеям, к Израилю.

Среди многих церковных толкований «пустыни Иудейской» упомяну только толкование Евсевия Кесарийского. Он подчеркивал: не в Иерусалиме, не в Храме и не в синагоге проповедал Иоанн, а в пустыне, чтобы показать отмену иудейского Закона. Что ж, так вполне мог бы истолковать и апостол Павел с его тезисом о том, что Иисус Христос отменил Закон Моисея. Но евангелист Матфей, конечно, вовсе не это имел в виду.

«Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное», – провозглашает Иоанн. В этих словах мы видим некоторое отличие от того, как передана проповедь Иоанна у других евангелистов. В Евангелии от Марка мы читаем: «Явился Иоанн, крестя в пустыне и проповедуя крещение покаяния для прощения грехов» (Мк. 1:4). Но для евангелиста Матфея, как мы увидим много позже, «прощение грехов» связано не с Иоанном Крестителем, а с Иисусом Христом. Крещение Иоанна в глазах Матфея не могло дать никакого отпущения грехов. Для Евангелиста таковое неразрывно связано с личностью Иисуса Христа. Об этом мы читали в самой первой главе его Евангелия, где Ангел повелевает Иосифу Праведному: «Наречешь Ему имя Иисус, ибо Он спасет людей Своих от грехов их» (Мф. 1:21). Об этом говорит и Сам Иисус на Тайной Вечере: «Сие есть Кровь Моя нового завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф. 26:28).

Но для евангелиста Матфея важнее другая тема, связанная с Иоанном Крестителем. Ему важно, что Иоанн был пророком. Он, как говорил о нем Сам Иисус Христос, «пришел … путем правды» (Мф. 21:32), чтобы пророчески указать иудеям этот путь правды, то есть путь, согласный с правдой Божией. Но как пророк он принципиально отличался от своих ветхозаветных предшественников. Те тоже призывали вступить на «путь правды», путь, делающий человека праведным исполнителем Закона и его заповедей. Но отличие Иоанна в том, что он был эсхатологическим пророком, указавшим на приблизившееся Царствие Божие. Такого до Иоанна еще никто не возвещал. Путем правды, на который человек вступает через покаяние, этим путем человек входит в приблизившееся Царствие Божие. Заметим попутно, что Матфей почти никогда не употребляет это выражение – «Царствие Божие», но всегда «Царство Небесное». Выражение «Царство Небесное» встречается только у него. Почему? Дело в том, что палестинские иудеи боялись произносить слово «Бог», хотя это и не Имя Божие, которое запрещали произносить заповеди Закона. Они предпочитали заменять слово «Бог» словом «Небеса». Это относится и к автору нашего Евангелия.

«Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное», – провозглашал Иоанн. Но то же самое провозгласит вскоре Иисус Христос (Мф. 4:17). И ту же Весть, следуя заповеди Христа, возвестят миру апостолы (то есть Церковь): «Ходя же, проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное» (Мф. 10:7). Эта Весть и есть главная Благая Весть христианства, Евангелие в самом своем существе. Именно поэтому Иоанн – не просто пророк, но, как сказано в нашем Евангелии, «больше пророка» (Мф. 11:9), ибо с Иоанном Крестителем началась христианская проповедь Царствия Божия. Но чтобы войти в это Царство, надо изменить строй своих мыслей, чувств и действий, то есть покаяться. Поэтому слово о покаянии Матфей ставит перед вестью о близости Царства. Надо быть готовым к его приходу.

«Приблизилось Царство Небесное». Здесь следует сказать, что в оригинале глагол «приблизилось» стоит в совершенном времени Perfectum. Царство Небесное не просто где-то неподалеку, оно уже здесь, от него нас отделяет лишь невидимая черта, которую следует переступить. Царствие Божие пришло в Лице Господа Иисуса Христа. Весть о близости Царства, о близости Бога современникам Иоанна напоминала о библейских словах из пророка Исаии, которые как бы предрекали явление Иоанна Крестителя, «вопиющего в пустыне».

³Ибо он тот, о котором сказал пророк Исаия:

«глас вопиющего в пустыне:

приготовьте путь Господу,

прямыми сделайте стези Ему».

Буквально у Исаии сказано: «прямыми сделайте в степи стези Богу нашему» (Ис. 40:3). Но при небольшом и вполне допустимом изменении цитаты у Матфея под Господом подразумевается, конечно же, Иисус Христос. «Вопиющий» глашатай – это Иоанн Креститель. Он «вопиет в пустыне». «Пустыня», таким образом, – ключевое слово в цитате. Она понимается как та самая «пустыня Иудейская», о которой шла речь в связи с явлением Иоанна.

Описание питания и одежды Крестителя взято полностью из Евангелия от Марка. «Сам же Иоанн имел одежду из верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, а пищею его были акриды и дикий мед». Согласно иудейской традиции перед приходом Мессии, Который принесет Царствие Божие, должен явиться пророк Илия. В Евангелии от Матфея Иоанн идентифицируется с Илиёй. Об этом говорят слова об Иоанне Самого Иисуса Христа: «Он есть Илия, которому должно прийти» (Мф. 11:14). Как и пророк Илия Иоанн – строгий аскет и в одежде и в пище. Заметим, что Иисус Христос в противоположность Иоанну аскетом не был: «Пришел Иоанн, ни ест, ни пьет; и говорят: "в нем бес". Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: "вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам"» (Мф. 11:18-19). – Забавно, что в истории толкования смущение иногда вызывало то, что Иоанн питался «акридами», то есть саранчой. «Акриды» – это по-гречески. Вообще-то сушеная саранча – обычная жалкая пища пустынных бедуинов. Но читатели Евангелия бедуинами не были, и им казалась такая пища странной. В толкованиях саранчу нередко заменяли на что-либо иное, например, на «молоко и дикий мёд» «Диатессарон» Татиана.. Иногда, чтобы представить Иоанна вегетарианцем, ἀκρίδες (саранча) заменяется похожим словом ἐγκρίδες (пряники) Евангелие эбионитов.. Святитель Иоанн Златоуст не вдается в подробности, но толкует образ жизни Иоанна в нравственном, умеренно-аскетическом духе: «Будем же подражать ему, оставим расточительство и пьянство и станем жить просто и скромно» Св. Иоанн Златоуст. Беседы на Мф. Беседа. 10:5.. Вот так. Не нужны акриды. Нужна простота и скромность.

«Тогда Иерусалим и вся Иудея и вся окрестность Иорданская выходили к нему и крестились от него в Иордане, исповедуя грехи свои». В рассказе о волхвах «весь Иерусалим» (Мф. 2:3) отождествлялся с Иродом, встревожившись вместе с ним. А здесь «весь Иерусалим» отождествляется с простым иудейским народом, который исповедует свои грехи и крестится, отличаясь в этом от ослеплённых народных вождей, «фарисеев и саддукеев», как будет сказано ниже (3, 7). С Иоанновым крещением связано исповедание грехов. У Матфея, как мы уже упомянули, отсутствует «крещение… для прощения грехов» (Мк. 1:4). Следует сказать, что в Древней Церкви только отдельные толкователи приписывали Иоаннову крещению способность прощать грехи (например, святитель Кирилл Иерусалимский). Преобладало противоположное мнение (например, Тертуллиан: Иоанново крещение божественно только по своей задаче, но не по своему действию). Католический Тридентский собор (1545–1563) даже анафематствовал мнение, будто Иоанново крещение и Христово крещение имеют одинаковую силу Однако… вопрос не так уж прост. Ведь исповедание грехов логически ведёт к прощению грехов (иначе зачем их исповедовать?) и говорит скорее о том, что во времена Евангелиста Матфея такого строгого различия между Иоанновым и христианским крещением еще не делалось..

Источник

Евангелие от Матфея.. Богословско-экзегетический комментарий. Т. 1. М.: 2020. С. 74-79

Евангелие от Матфея, Глава 3, стих 5. Толкования