Читать толкование: Евангелие от Луки, Глава 1, стих 38. Толкователь — Ианнуарий (Ивлиев) архимандрит

В отличие от Захарии Мария верит сказанному ангелом и не требует знамения, которое подтвердило бы истинность его слов. Поэтому ангел сам указывает ей на знамение силы Божьей, на неплодную и старую Елисавету, которая все же понесла сына. Эти слова о Елисавете подготавливают последующую сцену встречи двух женщин, во время которой Мария убедится в истинности слов ангела. Но Мария и без этого знамения уверена в истинности творческого слова Божьего, для которого нет ничего невозможного. Она говорит: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему». И ангел, и Мария говорят о «слове Божьем». Ангел: «у Бога не останется бессильным никакое слово». Мария: «да будет Мне по слову твоему», Оба раза употребляется греческое ρήμα - сказанное, речь, слово (еврейское dabar- одновременно означающее и слово, и дело). Убежденность в том, что для Бога нет ничего невозможного - привычный библейский мотив: «Есть ли что трудное для Господа?» - слова, сказанные тремя ангелами Аврааму у дуба Мамврийского (Быт. 18:14); «Знаю, что Ты все можешь» - слова, сказанные многострадальным Иовом (Иов. 42:2); «Богу все возможно» - слова, сказанные самим Иисусом (Мф. 19:26). Ответ Марии выдает ее совершенное послушание воле Божьей, так что слово (ρήμα) Божье на ней тотчас исполняется, и она чувствует в себе обетованное зачатие ее Сына.

Религиозно-историческая школа XIX века исходила из того, что евангелист Лука вывел свой рассказ о чудесном божественном зачатии из многочисленных мифов древности. При этом указывалось на то, что существует бесчисленное количество древних и новых мифов о чудесном зачатии и не менее чудесном рождении. Достаточно вспомнить народные иудейские сказания о библейских персонажах Моисее и Аврааме, легенды о римских героях и императорах Ромуле и Реме, Августе, Нероне и Константине, о греческих мифологических фигурах Персее, Геракле, Аполлоне, Дионисе, о египетском божестве Сете-Горе, о Кришне и Гаутаме Будде в Индии, наконец о Гильгамеше шумерского эпоса, о Заратустре в древнем Иране, о строителе Вавилонской башни Нимроде, о Чингисхане в монгольских легендах и так далее. Но все эти мифические параллели и аналогии к нашему тексту Евангелия от Луки никак не относятся. Лука совершенно очевидно сформировал свое повествование не из мифов о царях, героях и «божественных мужах», но за литературный образец взял библейскую историю о том, как Агари, служанке Сары, явился ангел, который пророчествовал о рождении Аврааму от Агари сына Измаила. Вспомним эту историю, несколько сократив ее:

И сказал ей Ангел Господень: Агарь, служанка Сарина! откуда ты пришла и куда идешь ? Она сказала: я бегу от лица Сары, госпожи моей. Ангел Господень сказал ей.: возвратись к госпоже своей и покорись ей. И сказал ей Ангел Господень: умножая умножу потомство твое, так что нельзя будет и счесть его от множества. И еще сказал ей Ангел Господень: вот, ты беременна, и родишь сына, и наречешь ему имя Измагы, ибо услышал Господь страдание твое... Агарь родила Авраму сына; и нарек Аврам имя сыну своему, рожденному от Агари: Измаил. Аврам был. восьмидесяти шести лет, когда Агарь родила Авраму Измаила (Быт. 16:8-16).

Разумеется, наш евангелист, в целом и в некоторых частностях опираясь на эту ветхозаветную историю, основательно переделал ее в христологическом духе.

Что же касается веры в чудесное девственное зачатие Мессии / Сына Божьего, то непостижимым (или, точнее говоря, невозможным) таковое представляется современному рациональному сознанию, которое различает понятия «естественного» и «сверхъестественного». Ничего подобного такому различению не было в древности. Даже такого слова - «сверхъестественное» - мы ни в Священном Писании, ни во всей античной литературе ни разу не встретим. «Чудесное» - да, то есть редкостное, необычное, удивительное, - но не сверхъестественное. Чудесное возможно, так как «Богу все возможно». Вера в девственное зачатие была распространена как в эллинистическом иудействе, так и в современных ему языческих религиях. Вот известнейший пример: незадолго до Рождества Иисуса Христа величайший римский поэт Публий Вергилий Марон (70-19 до РХ) в своей Четвертой эклоге писал:

Дева спускается в мир...

Время, с высоких небес новым придти поколеньям.

Ты же рожденью младенца, что с веком железным покончит,

И возвестит всему миру века приход золотого,

Радуйся ныне...

Так что именно эта вера хорошо отвечала религиозным ожиданиям Древнего мира, а также христианским миссионерским задачам как среди иудеев, так и среди язычников. Выраженная в нашем рассказе вера в то, что родившийся Младенец - Мессия, центральный образ руководимой Богом космической истории, отражена не только у Луки, но также у евангелиста Матфея (Мф. 1:18-23), у апостола Павла, который ссылается на историю с Авраамом, Агарью и Измаилом (Гал. 4:29; Рим. 4:17-19), у евангелиста Иоанна, который говорит о «рождении не от мужа, но от Бога», о «рождении отДуха» (Ин. 1:13; 3:6). Все это свидетельствует о развитии учения о Богочеловечестве Иисуса Христа в ранней церкви. Эти первые шаги в христологии позднее развились в формулировках Никео-Цареградского символа веры: «Верую... во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Иже от Отца рожденного прежде всех век, и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася», и в Халкидонском догмате о двух естествах во едином лице Господа нашего Иисуса Христа IV Вселенского собора: «Поучаем исповедовати... Господа нашего Иисуса Христа, совершенна в Божестве и совершенна в человечестве; истинно Бога и истинно человека... по всему нам подобна, кроме греха; рожденна прежде век от Отца по Божеству, в последние же дни тогожде, ради нас и нашего спасения, от Марии Девы Богородицы, по человечеству; единого и тогожде Христа, Сына, Господа, Единородного, во двух естествах неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемого». Но это уже высокая христианская догматика. А мы вернемся к ее истокам, к тексту Евангелия от Луки.

Размышляя над чудом зачатия и рождения Спасителя, нам надлежит задуматься над высотой мысли, выраженной в повествовании об этом чуде. Все суетные, банальные рассужде

ния на эту тему ничтожны по сравнению с главной мыслью христианства, которая выражена в Евангелии: Бог соединил себя с человеком! А потому нелишне будет вспомнить и слова Божьи, обращенные к Моисею при неопалимой купине: «Не подходи сюда; сними обувь с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх. 3:5). «И беспрекословно - великая благочестия тайна: Бог явился во плоти» (1 Тим. 3:16). Богово- площение - великая тайна того, как Бог «сделался подобным человекам и по виду стал как человек» (Флп. 2:7).

Уместно привести ссылку на известного современного богослова, папу римского Бенедикта XVI, который в бытность свою кардиналом Йозефом Ратцингером и будучи тогда, можно сказать, главным богословом Римской церкви, в своей книге «Введение в христианство» так писал о глубинном богословском смысле повествования о зачатии от Духа Святого:

«Появление Иисуса - новое творение, а не зачатие Богом. Бог не был биологическим отцОм Иисуса... Богосыновство вовсе не означает, что Иисус был полубогом, получеловеком. Но для веры всегда было принципиально, что Иисус - полностью Бог и полностью Человек. Его божественность не означает некоего умаления Его человеческого существования: таков был путь Ария и Аполлинария, самых больших лжеучителей древней церкви. Против них со всею силою отстаивалась неповрежденная целостность человеческого бытия Иисуса, и тем самым отвергалось превращение библейской вести в языческий миф о полубоге, зачатом Богом. Богосыновство Иисуса, согласно церковной вере... - не биологический, но онтологический факт, и не во времени, а в божественной вечности: Бог всегда есть Отец, Сын и Дух. Появление Иисуса не означает появления нового Бога Сына, но означает, что Бог Сын в Человеке Иисусе принимает на себя человека как тварь таким образом, что сам становится Человеком (Бог Сын есть Человек)».

J. Ratzinger, Einfihmngin das Christentum, Kosel-Vcrlag, Mimchen 1968, S. 225. 

Ну а человеку, нечувствительному к таким возвышенным категориям как высший смысл и святость, наука о Библии, как прежняя, так и современная указывает на то, что в евангельской вести надо мудро различать временное и вечное, букву и ее духовный смысл.