«ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ» – ШЕДЕВР СЛЕПОГО ГЕНИЯ

Поэма Джона Мильтона «Потерянный рай» доставила бессмертную славу своему создателю. Слава эта была признана современниками, оценена по достоинству потомками. В одном из недавних научных изысканий говорится: «творчество Мильтона имеет общечеловеческий и вневременной характер». Но как мало написано о Мильтоне-христианине, каким он предстал перед нами в своем шедевре. В советское время текст трактовался с позиций гражданственности, а потому достаточно плоско и однобоко. Все это приводило к выводу, об «истинном» значении Мильтона – английский поэт есть «певец революции», он чужд подлинной христианской религиозности.

Однако каково же будет наше изумление, когда, открыв «Потерянный рай», прежде всего, прежде даже всякой поэтической строчки, в небольшом, предваряющем основной текст содержании первой книги мы найдем отсылку к Святым Отцам: «Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ». Действительно богословие преподобных Иоанна Дамаскина и Кассиана, святителей Василия Великого, Григория Богослова и Амвросия Медиоланского свидетельствует о том, что создание ангелов предшествовало творению вещественного мира и человека. Такое созвучие Святым Отцам само по себе могло бы указывать на ортодоксальность взглядов писателя. Но нет. Поэт объявлен антитринитарием: «Мильтон отрицает догмат Троицы». Между тем, прежде чем дать волю вдохновению («Пой, Муза горняя»), автор подобно средневековым христианским писателям молитвенно обращается к Богу, а именно к третьей ипостаси Пресвятой Троицы – Святому Духу, прося наставить его на предстоящие труды.

Но прежде ты, о Дух Святой! – ты храмам

Предпочитаешь чистые сердца, –

Наставь меня всеведеньем твоим!

В стихотворных строках, посвященных Утешителю, поэт исповедует не только свою немощь («возвысь все бренное во мне»), но и являет свою веру, показывая, между тем, и свое знание Священного Писания. Так, достойно удивления, как двустишие

Ты, словно голубь, искони парил

Над бездною, плодотворя ее…

содержит в себе аллюзии на события, описанные одновременно в Ветхом и Новом Заветах. Если до начала времен «тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою» (Быт.1:2), во времена христианской проповеди Тот же Дух «как голубь» (Мф. 3:16) сходил с небес на крещающегося во Иордане Иисуса Христа. Облеченная в поэтическую форму молитва ко Святому Духу остается не замеченной советским литературоведением. Навряд ли будет преувеличением сказать: к изображению ипостасей Божества Мильтон подошел как возвеститель Истины и певец Правды. Вопреки трактовкам советских литературоведов, поэт изображает Бога-Сына рожденным, не сотворенным. Его Мессия сый прежде век, прежде сотворения видимого мира, а потому не может именоваться «первым созданием бога». Бог-Сын, изображенный английским поэтом, – это образ любви, источник милости.

Сын

Был славой несравненной озарен;

Вся суть Отца отобразилась в Нем.

Святое состраданье лик Его

Являл, неистощимую любовь

И милость беспредельную

Некогда в «Слове о вочеловечивании» святитель Иоанн Златоуст изрек: перед сотворением человека Всеведущий обратился к Сыну Своему с повелением воплотиться и пострадать за славное Свое создание. «Слово» это не могло и не может ни рождать размышлений о божественной любви к людям. Вместе с тем, вынесено оно из сокровищниц сердца человеческого, а не взято со страниц Писания, на что и сам творец его указывает: «и мнится мне…». Поэтическое слово Мильтона – не слово Отца Церкви, но и оно, изошедшее, очевидно, из сердца благого, может быть достойно внимания. Бог-Сын прежде времен (то есть прежде, нежели было сотворено время) проявил послушание Отцу, изволив пострадать за грехи человеческие, назидает святитель. Поэт не противоречит церковному преданию, согласно которому Бог благоволил спасти мир во Христе Иисусе «прежде вековых времен» (2 Тим. 1:9), но делает акцент на добровольности Жертвы: Премудрое Слово Сам испрашивает у Отца позволения воплотиться и умереть за беззакония людей.

Взамен его – меня прийми. Твой гнев

Пускай меня карает. Человеком

Меня сочти; я, из любви к нему

Твое покину лоно; отрешусь

От славы, разделяемой с Тобой,

И за него умру охотно.

Но будучи Порождением Воли Божией, Сам облеченный в святую Его волю – над любовью поставляет послушание Отцу:

В жертву принося

Охотно, радостно Себя, Он ждал

Решения Всевышнего Отца.

В ответ на волеизъявление Сына Отец (и пусть по-богословски это не совсем точно) наделяет Его равной Себе честью и славой.

Того же, кто согласен умереть

...возлюбите,

О, божества! (то есть чины небесные – Ю.Р.) – и чтите, как Меня…

Такова написанная Джоном Мильтоном словесная икона Святой Троицы. Увидеть ее не помешали антихристианские советские псевдонаучные теории. Бессильны они и при воззрении на созданный в поэме человеческий образ. По замечанию советского литературоведа, автор «Потерянного рая» не проводит значимой границы между человеком и животным: «разница только в степени, ибо все они – различные виды материи, которая является источником всего существующего». Однако в поэме видим совершенно иное: следуя Священному Писанию, стихотворец именует человека «владыкой прочих тварей». Нет и тени сравнения его с бессловесными. Напротив, по силе божественной к нему любви («не много Ты умалил его пред Ангелами» (Пс.8:6)), поэт уподобляет род людской вестникам Неба.

… которых Он

Возлюбит с Ангелами наравне.

Автор статьи Краткой литературной энциклопедии называет глубоко привлекательными «образы людей, нарушающих божью заповедь». Что ж, каждый мерит своею мерой. Мы же справедливо заметим, что по авторскому замыслу прекрасным в человеке является отражение Божьего подобия, каким оно было до грехопадения:

В их лицах (прародителей – Ю.Р.) отражен

Божественных преславный лик Творца,

Премудрость, правда, святость…

Изображая человека, как и повествуя об ангелах, Мильтон опирался на святоотеческую традицию. Так, упоминание о сыновьей свободе прародителей коррелируется в поэме с понятием о совести («Я в души Совесть им вселю, / Вождя и Судию») – таком свойстве душ существ разумных, которое преподобный Авва Дорофей назвал некогда «естественным законом».

Поэма задумана как теодицея: намерение автора было «благость Провиденья доказать, / Пути Творца пред тварью оправдав», и это знаменательно. Некогда пораженный гением английского поэта А. С. Пушкин писал: «в злые дни, жертва злых языков, в бедности, в гонении и в слепоте сохранил непреклонность души и продиктовал “Потерянный рай”». Так, подобно персонажам Священной истории, лишенный земного блаженства, Джон Мильтон утверждал всеблагость Создателя и праведность судов Его и в собственной жизни.

Автор: Юлия Ростовцева