ПОЭТИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА ТРАГЕДИЮ ВЕЛИКОГО ПОТОПА

И устроил Ной жертвенник Господу...

И обонял Господь приятное благоухание,

и сказал Господь [Бог] в сердце Своем: не

буду больше проклинать землю за человека.

(Быт. 8:20-21)

Тема Великого потопа издревле занимала умы деятелей на ниве словесности. В XX столетии к мировой трагедии обращается еврейский русскоязычный поэт и публицист Семен Григорьевич Фруг. Поэт, который большую часть своего творчества посвятил теме угнетенного еврейского народа, прославившись как «певец сиона», здесь превосходит самое себя в громадности идеи и замысла. Произведение начинается с изображения момента, предшествовавшего Великому наводнению, который вслед за богомудрым Бытописателем автор описывает как период восторжествовавшего человеческого греха.

Когда стоглавый грех над миром воцарился
И юный сын земли пред ним, как раб, склонился,
Кладя на жертвенник его
Все силы сердца своего

Поэтическая риторика Фруга – свидетельство незаурядного знания Писания. Перефразировав слова пятого стиха шестой главы Книги Бытия: «И увидел Господь [Бог], что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время» (Быт. 6:5), поэт художественно осмысляет слово «прилѣжно», видоизменяя во «все силы сердца своего». Задолго до Фруга с богословской точки зрения удивительно схоже именовал первопричину Возмездия Небес святитель Филарет Дроздов в толкованиях на известный стих Писания: «Бог, яко первая причина всего, судит человека не по наружным действиям, но по их причинам и основаниям и находит повреждение самое глубокое, начинающееся от помышлений сердца; повреждение самое пагубное, простирающееся отсюда на всю деятельность; повреждение всеобщее, простирающееся на все вырождения помышлений сердца». Истолковывая фрагмент Божественной книги, просветитель заострил внимание на главном – внутренней, сердечной испорченности «юного сына земли». Испорченности, которая, по мысли живущего столетие позднее Фруга, имела всеохватывающее значение, коснувшись не только потомков Адама, но и ангелов Света. Знаменательно, что вопреки восторжествовавшей среди святых экзегетов точки зрения, согласно которой под «сынами Божьми» следует понимать потомков Сифа (свт. Иоанн Златоуст, преп. Ефрем Сирин, блаж. Августин), Фруг следует взгляду святителя Амвросия Медиоланского, понимающего под «сынами Божьими» существ ангельских:

И ангел, свой чертог лазурный покидая,
С надзвездной высоты, из мирных кущей рая
На землю грешную сходил
И грех со смертными делил, –

Подобное усиление мотива греховности, которое вслед за великим богословом древности предпринимает поэт второй половины XIX – начала XX века подчинено, с одной стороны, идее показать масштабность охватившего мир беззакония, с другой стороны – теодицее, высшему оправданию постигшего земной род гнева Божия. Трагизму подчинена и своя, оригинальная трактовка литератором Великого потопа. В Писании отчетливо, от Лица Самого Бога говорится о природе стихии: «Я буду изливать дождь на землю сорок дней и сорок ночей» (Быт. 7:4). В катастрофическом описании еврейского поэта воды настигают грешный люд отовсюду, скоропостижно и невозвратно.

Отверзлась грудь земли, отверзлись неба своды,
Потоком хлынули карающие воды –

По мысли Фруга создание Творца всяческих «вмиг» смывается с лица земли, страждущей от человеческого порока.

Подлинное богословие связано в стихотворении с фигурой последнего из допотопных ветхозаветных патриархов. Следуя за текстом Писания поэт воссоздает картину молитвы угодника Божия:

Тотчас после молитвословия в стихотворении раздается речь Господа, отчего рождающая смысл: благоволение Божие (Не ниспошлю на род людской / Я этой кары роковой…») есть следствие усердной жертвы праведника. Подобный взгляд может показаться слишком надуманным, вольным. Неужели только благодаря мольбам Ноя Господь изъявил желание никогда больше не подвергать землю разгулу водной стихии? Между тем, и здесь воззрения лирика находят созвучие у святых отцов. По слову преподобного Ефрема Сирина, благоволение Всевышнего к угоднику Своему следует понимать наподобие изречения: «и ради жертвы твоей, принесенной от всякой плоти и за всякую плоть, не наведу более потопа на землю». Глубоко авторским, однако, представлен образ этой «жертвы» у Фруга. По мысли таких экзегетов, как святители Иоанн Златоуст и Кирилл Александрийский, Ной принес «благодарственные жертвы спасшему его Богу». Вместе с тем, Ной Фруга молится не за себя, но «на мир осиротелый», воскуряя дым за грехи этого мира. Как было показано в очерке о трагедии Вондела, святоотеческая мысль видела в последнем из допотопных патриархов печальника за род человеческий, на протяжении сотни лет возвещающего ему грядущий гнев Божий. Продолжая эту мысль, можно задаться вопросом, могла ли иссякнуть любовь праведника к грешному люду после совершившегося Возмездия? Поэт отвечает на этот вопрос однозначно: его герой не перестал ходатайствовать за мир пред Богом и после того, как тот был истреблен с лица земли водами Потопа. Таким еврейский литератор представил персонажа Священной истории, о котором возвещает Писание: «Ной же обрел благодать пред очами Господа [Бога]» (Быт. 6:8). И кто знает, может быть, наряду с непогрешимой праведностью в природе этой благодати была совершенная любовь, которая, по слову апостола, никогда не перестает.

Автор: Юлия Ростовцева