«Господа Головлёвы» - Салтыков - Щедрин Михаил Евграфович

Описание произведения.

Роман Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы» — неожиданная для русской литературы хроника жизни одной дворянской усадьбы, затерянной в глуши необъятных русских пространств, с которыми сопрягаются такие же глухие и застывшие пространства душ его персонажей.

Роман — этот страшное повествование о том, как мучают и губят друг друга члены провинциальной дворянской семьи, формально благочестивой, но дошедшие до полной духовной и нравственной пустоты. — Это ещё и одна из самых потрясающих литературных иллюстраций к сюжету блудного сына. Евангельский мотив впервые возникает в начале романа, когда старший сын Головлёвых, Стёпка-балбес, возвращаясь домой из Москвы нищим, с тоской помышляет о невозможности христианской любви в родном семействе: «Вспомнилась ему евангельская притча о блудном сыне, возвращающемся домой, но он тотчас же понял, что, в применении к нему, подобные воспоминания составляют одно только обольщение». И, вправду, никто его в родном доме не привечает, и живётся ему там ненамного лучше, чем блудному сыну в свинарнике в пору обитания в стране далече.

Потрясает и то, что истинно блудным сыном становится отвратительный, единственно уцелевший под конец хроники представитель рода, к тому же и прямой потомок предателя Иуды — не по крови, а по духу, что и чувствуют его братья и сестры, которые прозвали его «Иудушка-кровопивушка».

Иудушка с детства творит свой воспалённый, выдуманный мир, некую страну далече, которая к концу жизни поглощает его почти целиком как чёрная дыра. Превратно усвоенными религиозными прописями он забалтывает окружающих, и они заменяют ему добрые дела.

И вдруг происходит преображение.

Человек, предавший и обрёкший на духовную гибель родных братьев и своих сыновей, выживший из дома родную мать, готовый на любодеяние с племянницей, проживший фантастическую, выдуманную, эгоистическую жизнь, — вдруг, во время слушания 12-ти Страстных Евангелий, которые он и до того слышал неоднократно, но ни разу не вдумывался в услышанное, — внезапно, в один миг ощущает Бога. И, видит свою идущую к концу жизнь такой, какой она есть — подлой и гадкой. Прозревает тем более неожиданно, что до сих пор сюжет не давал к этому никаких предпосылок. — Ибо Порфирий Петрович Головлёв уподобился Иуде и стал им чуть ли не по призванию, как ни чудовищно это звучит. Более того, на определённом этапе жизни у него возникает мысль о самоубийстве, и он уже готов повторить судьбу своего предшественника. — Показательно, что и все родные его тоже в той или иной степени самоистребляются. За исключением матери, все они умирают без покаяния.

Милостью Божьей Порфирий Головлёв сподобился покаяния. После того, как его проклинает мать, как, изморив елейными поучениями всех членов семейства, он остаётся наедине с памятью о своём гадком прошлом, в нём пробуждается совесть, которая есть, как известно, голос Божий. Ему становится внятен смысл страданий Господа на Кресте. — И вот, он возрождается сам и содействует возрождению нравственно опустошённой племянницы. — «Всех простил! — вслух говорил он сам с собою, — не только тех, которые тогда напоили Его оцетом с желчью, но и тех, которые и после, вот теперь, и впредь, во веки веков будут подносить к Его губам оцет, смешанный с желчью… Ужасно! ах, это ужасно!

И вдруг, остановившись перед ней, спросил:

— А ты… простила?

Вместо ответа она бросилась к нему и крепко его обняла.

— Надо меня простить! — продолжал он, — за всех… И за себя… и за тех, которых уж нет… Что такое! что такое сделалось?! — почти растерянно восклицал он, озираясь кругом, — где… все? …».

Роман, сюжетом которого была деградация и оскудение человеческих душ, череда смертей, — заканчивается символической смертью: путь к могиле родоначальницы рода бывший Иудушка преодолевает едва ли не на коленях. — Автор не случайно относит эту смерть к страстной Субботе, к кануну Светлого Воскресения.

История создания.

Ещё в конце 50-х гг., накануне освобождения крестьян от крепостной зависимости, М.Е. Салтыков-Щедрин задумывал «Книгу об умирающих» — предшественницу будущего романа о «выморочной семье». Замысел не был осуществлён, но отразился в сюжете «Господ Головлёвых». Новый сюжет сложился не сразу, ему предшествовали несколько очерков, помещённых в раннем цикле «Благонамеренные речи».

Первая глава романа «Семейный суд» была пятнадцатым по счёту очерком «Благонамеренных речей», напечатанном в «Отечественных записках» в 1875 году. «Семейный суд» с восторгом встретили Гончаров, Некрасов, Жемчужников и, особенно, Тургенев.

На основе очерков Салтыков пишет «крупный роман с группировкой характеров и событий, с руководящей мыслью и широким исполнением». На протяжении двух лет, 1875 и 1876, одна за другой появляются в печати главы: «По-родственному», «Семейные книги», «Племяннушка», «Выморочный», «Недозволенные семейные радости». И только глава «Решение» («Расчёт») выходит позже, в 1880 году: раздумья художника над финалом романа, концом Иудушки, который должен быть евангельски мотивирован, отсрочили работу, изменив дату окончания романа на 1880 год.

Отношение автора к вере.

При чтении произведений Салтыкова-Щедрина, непредубежденный читатель может подумать, что писателем двигали мизантропия, презрение к человечеству, гнев. Хотя Салтыков и не даёт нам прямых поводов в этом убедиться, — но, скорее всего, его творчество пронизано болью за человека, утратившего образ Христа. Образ, Который запечатлелся ещё в детстве у будущего писателя, он пронёс через всю жизнь, сверяя с Ним каждого встреченного в этой жизни человека. Другое дело, что сравнение часто оказывалось не в пользу последнего.

О том, какое впечатление произвело Евангелие на Салтыкова, есть упоминания в автобиографическом романе «Пошехонская старина»: «Я понимаю, <…> что самый неразвитый, задавленный ярмом простолюдин имеет полное право называть себя религиозным, несмотря на то, что приносит в храм <…> только измученное сердце, слёзы и переполненную вздохами грудь. Эти слёзы и воздыхания представляют собой бессловную молитву, которая облегчает его душу и просветляет его существо. <…> Он верит, что в мире есть нечто высшее, нежели дикий произвол, которому он от рождения отдан в жертву <…> что есть в мире Правда и что в недрах её кроется Чудо, которое придёт к нему на помощь и изведёт его из тьмы <…> Увы! — ничего подобного я лично за собою не помнил. <…> Все в доме усердно молились, но главное значение молитвы полагалось не в сердечном просветлении, а в тех вещественных результатах, которые она, по общему корыстному убеждению, приносила за собой. <…> Самое Евангелие <…> оставалось закрытым и для наиболее культурных людей <…> Когда я в первый раз познакомился с Евангелием, это чтение пробудило во мне тревожное чувство. <…> Всё это очень кстати случилось как раз во время Великого поста <…> Для меня эти дни принесли полный жизненный переворот. <…> Главное, что я почерпнул из чтения Евангелия, заключалось в том, что оно посеяло в моём сердце зачатки общечеловеческой совести <…> я приобрёл более или менее твёрдое основание для оценки как собственных действий, так и явлений, и поступков, совершавшихся в окружавшей меня среде. <…> я уже вышел из состояния прозябания и начал сознавать себя человеком. <…> Момент этот имел несомненное влияние на весь позднейший склад моего миросозерцания».

И вряд ли эти впечатления от Священной Книги выветрились из души писателя впоследствии. Можно быть уверенным, что исповедь и причастие не были для Салтыкова формальностью, как для чиновников его времени, когда соблюдение церковных обрядов было лишь средством, избавляющим от возможных служебных неприятностей.

Перед смертью, Салтыкова по его просьбе навещал о. Иоанн Кронштадтский, они долго беседовали. О чём была беседа, исповедовал ли, причащал ли писателя святой праведный отец — досконально не известно. Известно, что Салтыков пытался скрыть факт посещения от своих друзей-демократов, в частности, от известного адвоката А. Кони. Это наводит на мысль о двойственном положении писателя в жизни. — Христианином ему приходилось быть в душе, внешне же — таить веру перед атеистически настроенным своим окружением. Может быть, поэтому и нет никаких упоминаний о его вере в их воспоминаниях.

Биография.

Михаил Евграфович Салтыков родился 15 (27) января 1826 года в старинной дворянской семье, в имении родителей, селе Спас-Угол Калязинского уезда Тверской губернии.

Десяти лет от роду он поступил в Московский дворянский институт, а два года спустя был переведён, как один из лучших учеников, казённокоштным воспитанником в Царскосельский лицей. Именно там он и начал писать. В 1844 году окончил лицей по второму разряду, с чином X класса. Несколько его стихотворений было помещено в «Библиотеке для чтения» (1841 и 1842) и в «Современнике» (1844 и 1845). Однако автор скоро понял, что у него нет призвания к поэзии и стал писать прозу.

В 1845 году Салтыков был зачислен на службу в канцелярию военного министра. В это время он пишет библиографические заметки, затем повести: «Противоречия» (1847) и «Запутанное дело» (1848). Публикация их стала поводом для ссылки Салтыкова в Вятку в 1849 году, где он служил при вятском губернаторе, а с 1850 года был советником губернского правления.

В 1856 женится на дочери вятского вице-губернатора, Е.А. Болтиной, для которой пишет «Краткую историю России».

В ноябре 1855 года ему разрешено было, наконец, покинуть Вятку; в 1856 году он служит в Министерстве внутренних дел. Возобновилась с большим блеском его литературная деятельность. «Губернские очерки», появившиеся в «Русском вестнике» стали любимым чтением в кругах интеллигенции и выдержали три издания. Они положили начало литературе, получившей название «обличительной» (но сами принадлежали к ней только отчасти).

В 1858 году Салтыков был назначен рязанским вице-губернатором, в 1860 году переведён на ту же должность в Тверь. Пишет много, публикуется почти исключительно в «Современнике». Выходят два сборника: «Невинные рассказы» и «Сатиры в прозе»; оба выдержали три издания.

В 1862 году Салтыков в первый раз вышел в отставку. Переезжает в Петербург и с 1863 года становится одним из редакторов «Современника».

Цензурные стеснения «Современника» побудили Салтыкова снова поступить на службу, но в другое ведомство. В 1864 году он работал в Пензенской казённой палате, затем переведён в Тулу, а в 1867 году — в Рязань. Как только «Отечественные записки» перешли (с 1868 года) под редакцию Некрасова, Салтыков окончательно покинул службу и занял должность ведущего сотрудника журнала, официальным редактором которого стал после смерти Некрасова. После запрета «Отечественных записок» Салтыков печатался в «Вестнике Европы».

Написанное Салтыковым вошло в сборники: «Признаки времени» и «Письма из провинции», «История одного города», «Помпадуры и Помпадурши», «Господа Ташкентцы», «Дневник провинциала в Петербурге», «Благонамеренные речи», «В среде умеренности и аккуратности», «Господа Головлёвы», «Сборник», «Убежище Монрепо», «Круглый год», «Современная идиллия», «За рубежом», «Письма к тётеньке» «Недоконченные беседы», «Пошехонские рассказы».

«Сказки» появлялись сначала в «Отечественных записках», «Неделе», «Русских ведомостях» и «Сборнике литературного фонда».

Последние годы писателя были медленной агонией, но он не переставал работать. Умер 28 апреля (10 мая) 1889 года и погребён 2 мая (14 мая), согласно его желанию, на Волковском кладбище, рядом с И.С. Тургеневым.

Составитель текста: Виталий Яровой.