Екклесиаст. Глава 1 - Александр Сатомский иерей

Приблизительное описание лекции:

Перед нами одна из самых сложных и противоречивых книг всего библейского корпуса: Екклесиаст - книга Проповедник. Мы привыкли к высокому стилю библейских текстов, к надежде и ободрению от чтения их страниц. Поэтому для человека, впервые сталкивающегося с текстом этого древнего мудреца, слова Проповедника могут показаться абсолютно диссонирующими со всем библейским повествованием.

Абсолютный нигилизм и цветущий постмодерн - такое впечатление возникает от книги Екклесиаста при первом прочтении.

Наш курс лекций не претендует на какое-либо полновесное комментирование текста. Наша задача - показать место данного текста и его идей в рамках Библии, дать ключи к наиболее неоднозначным фрагментам, указать на то, как текст живет в классических комментариях, создать общую, систему православных координат.

Перед началом чтения нам необходимо определиться с базовыми константами: временем и местом написания текста, а также личностью его автора. Не погружаясь в вопросы библеистики, отметим, что до XVI века, как в иудейской, так и в христианской среде, доминировала позиция, рассматривающая в качестве автора книги Соломона.

"Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме". (Еккл. 1:1)

То, что автор - сын Давида, который царствует в Иерусалиме, наводит толкователей на мысль - а кто еще, как не Соломон это мог бы быть?

Более пристальное внимание к тексту книги позволяет выявить в ней множество вставок, не характерных для библейского иврита. Отсюда современная библеистика приводит к выводу о послепленном происхождении текста, относя его не ранее чем к VI веку до Рождества Христова. Вопрос этот вызывает множество дискуссий.

Отметим, что даже столь священный текст как Евангелие, никогда не стагнировал в языковом смысле. Так, вслед за изменениями в разговорной и письменной речи славян происходили соответствующие изменения - соответствующая замена слов и в тексте Священного Писания.

Например, Елизаветинское Евангелие по глоссарию (но не по смыслу) очень отличается от Остромирова Евангелия. В частности, заметен дрейф от слова "живот" к слову "жизнь".

Аналогичный процесс мог иметь место и в еврейских памятниках, где традиция буква в букву переписывать священные тексты появляется значительно позже. Многое может быть объяснено последующими редакторскими правками, внесенными в текст впоследствии. Так, первый стих, упоминающий сына Давидова, царя Иерусалима и последние стихи, говорящие, что Екклесиаст был мудр, собрал множество притч, могут являться редакторскими вставками, добавлениями в текст.

Талмуд, перечисляя авторов книг Писания, говорит, что при пророке Иезекииле были написаны и притчи, и Екклесиаст, а также Песнь Песней. То есть между моментом сочинения их Соломоном (на чем настаивает еврейская религиозная традиция) и письменной формой прошло более 250 лет.

Верхней границей появления текста Екклесиаста может служить вторая половина II века до Рождества Христова - к этому времени относится фрагмент текста книги, найденной среди рукописи Кумрана.

Существует множество позиций по поводу композиции этого текста - от разделеня на 12 смысловых отрывков, до полного отказа видеть в книге хоть какую-то осмысленную структуру. В частности, стоит здесь упомянуть введение в книгу, ограниченное первым и одиннадцатым стихами первой главы, и двойной эпилог переписчиков двенадцатой главы - с девятого по четырнадцатый стих.

Итак, первая глава:

"Слова Екклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме. Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует, - все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки. Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи - в труде: не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но (это) было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после". (Еккл. 1;1-11)

Перед нами текст мудреца, находящегося в позиции властителя царства Израиля, датируемый в предельно широких границах - от первой половины X века до II века до Рождества Христова. В рамках данного комментария мы исходим из того, что автором был царь Соломон.

Святитель Григорий Нисский говорит, что Соломон - славнейший перед всеми людьми царь и мудрейший пророк всей Церкви Божией - всему собранию верующих. Эту веру разделяют отцы Церкви, поэтому автор и назван Екклесиастом, т.е. собирающим людей Проповедником - от греческого "экклесия" ("собрание"). В еврейском языке есть также слово "кахеллет" - причастие от глагола "кахаль", означающего "собирать", "созывать".

Слово Екклесиаст уникально для Библии, упоминается только в данной книге. Есть оригинальное мнение одного из иудейских толкователей, который видит в книге Екклесиаст не монолог, но полилог - звучание нескольких голосов, обозначающих разные подходы к жизни (потому так много противоречий можно найти в этом тексте). С его точки зрения, автор назван "кахеллетом", то есть собирающим, но не собрание внешних людей, а собирающим своего внутреннего человека воедино.

С этим мнением о внутренней противоречивости Проповедника, в принципе, солидарен святитель Григорий Великий, он же Двоеслов: " Выражая прежде удовольствие плотских людей, преданных заботам, возвещая о том, что хорошо есть и пить, то же самое потом по суду разума отвергает, когда говорит что лучше идти в дом плача, нежели в дом пира".

Среди общего мнения христианских экзегетов выделяется позиция главы Александрийской школы Дидима Слепца. Он указывает, что для Священного Писания важно, что его автор – Святой Дух, Которому содействует кто-то из просвещенных людей. При этом не принципиально, чтобы в данном случае это был именно Соломон.

Дидим говорит о строках книги: "Или Соломон написал их, или кто-то написал из мудрых. Более предпочтительно для нас последнее, дабы не казалось кому-либо, что тот, кто их высказал, говорит о себе", - с его точки зрения, соломонов авторитет может оказаться для читателя избыточным, личность автора может передавить авторитетом смысл слов.

Авторское "я" в 12 главах упомянуто около 30 раз, причем больше всего – в начале книги. К середине повествования эго начинает уходить на второй план - возникнут выражение второго лица: "не торопись устами, не говори". В самом конце мы встретим упоминания автора в третьем лице: "пустая тщета, так сказал Екклесиаст". С уменьшением эго-выражений начнут все чаще появляться стихи, упоминающие Творца, практически отсутствующие в первой части и регулярно звучащие в последних главах.

"Суета сует, все суета", - одно из самых популярных библейских выражений. Суета ("гевель") – "тщета", более точно переводится как "пар, туман, нечто несущественное, практически несуществующее, пустое".

Это же слово "гевель" однокоренное с именем второго сына Адама - Авеля. В первом рождении Ева ожидала сразу обрести в нем того самого потомка, который быстро и сразу исправит все последствия грехопадения - "сотрет главу змия", как то обещал Бог. Потому она называет первого сына "приобретение" – так родился Каин. Когда же Ева зачинает и рождает вновь, то понимает, что надежда на скорое избавление была тщетной, суетной - отсюда имя Авель.

Мудрецы Израиля считают, что Соломон указывает, что в его глазах обесценилось абсолютно все, что появилось в рамках семи дней творения. Такую позицию не разделяют христианские отцы. Святитель Иоанн Златоуст говорит: "Не дела Божии назвал он суетными, нет, ни небо суетно, ни тело наше, все это весьма хорошо".

Что же тогда суетно? Послушаем, что говорит сам Екклесиаст: "посадил себе виноградники" (Еккл. 2:4), "завел у себя певцов и певиц" (Еккл. 2:8), "и вот, все - суета и томление духа". (Еккл. 2:11).

Негативизм Соломона направлен не против творения, а указывает на тщетность и мимолетность человеческих трудов - дел человека "под солнцем". Вдобавок, комментаторы уточняют, что не всякое дело бесполезно, указывая, что вклад человека в то, над чем не властно время (обозначаемое как раз движением солнца), имеет смысл и цену: "В трудах исследования духа человека есть выгода, ибо дух неподвластен времени", - в частности, говорит Ибн Эзра.

В последующих главах, ставящих под вопрос человеческую мудрость как таковую, соотносятся труды человека с вечным, цикличным бегом творения. Указание на цикличность в мире природы никоим образом не переносится автором на мир людей - ему чужда идея цикличности бытия социума, или отдельного человека: пусть это бытие быстротечно, но оно уникально.

Так, блаженный Августин настаивает, что нет ничего общего между воззрениями Екклесиаста и последователями Платона, указывающими на цикличность бытия мира. Блаженный Августин говорит: "Чуждо это нашей вере, ибо Христос однажды умер за грехи наши, восстав же, уже не умирает".

Идея линейной истории - один из основных культурных даров в Библии для европейской цивилизации. Факт течения истории утверждает Библия. Так, книга Бытия говорит: вот первые одежды, которых не было доселе, а вот - первый пастух и первый земледелец. Вот самое первое жертвоприношение, самый первый в мире кузнец и первый музыкант, а вот - самый первый город.

Итак, цикличность Библией не абсолютизируется, но и она тоже имеет место быть. Мысль по поводу циклических повторений у Екклесиаста созвучна с пророческой мыслью, которую впоследствии выскажет Христос:

"Как было во дни Ноя, так будет и в пришествие Сына Человеческого", говорит Он, "ибо как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, - так будет и в пришествие Сына Человеческого". (Мф. 24:37-39)

Читаем книгу Екклесиаста далее:

"Я Екклесиаст, был царем над Израилем в Иерусалиме". (Еккл. 1:12)

Это, собственно, первый стих основной части текста.

Соотнесенность автора с сыном Давида и царем Израиля наводила христианских комментаторов на параллель между Соломоном и Христом, называемым Истинным Проповедником, Которого прообразует ветхозаветный Екклесиаст - Соломон.

"И предал я сердце мое тому, чтобы исследовать и испытать мудростью все, что делается под небом: это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в нем". (Еккл. 1:13)

Юный Соломон попросил у Бога мудрость и знание, говорит третья книга Царств. Их он и получит с избытком. В стихе уже имеет место разночтение. Масоретский текст дает иное прочтение: " Обратил я сердце мое, чтобы мудростью изучить и исследовать все, что делается под небесами. Дурное дело возложил Бог на сынов человеческих, чтобы томились Им".

Здесь можно вспомнить место в книге Бытия, где Бог обращается к Адаму:

"Проклята земля за тебя; в муках будешь питаться от нее во все дни жизни твоей… в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю…". (Быт. 3:17-19)

Другие варианты текста дают иной смысл: тяжелым занятием называется испытание мудростью всех вещей, делаемых в мире. Тогда вспоминается другой фрагмент книги Бытия, указывающий на изначальный замысел Бога о человеке.

"Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел (их) к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было имя ей. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым". (Быт. 2:19-20)

То есть интеллектуальная работа - это труд сложный, но благословленный Богом.

"Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все - суета и томление духа!". (Еккл. 1:14)

Апостол Павел писал в послании к Римлянам, что все творение покорилась суете не добровольно, но по воле Бога, соподчинившего творение человеку. Потому призрачность, эфемерность результата и близость распада сопутствует после грехопадения не только делам человеческим, но и всей природе - живой и неживой.

"Кривое не может сделаться прямым, и чего нет, того нельзя считать нельзя. (Еккл. 1:15)

"Нельзя объять необъятное", - созвучным образом писал Козьма Прутков, как мы знаем – не вполне серьезно. Однако иудейские комментаторы более чем серьезно выводят отсюда мысль о том, что искривленное при жизни невозможно выправить после смерти.

"Говорил я с сердцем моим так: вот, я возвеличился и приобрел мудрости больше всех, которые были прежде меня над Иерусалимом, и сердце мое видело много мудрости и знания. И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это - томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь". (Еккл. 1:16-18)

Это разговор автора с самим собой, со своим сердцем. Диалог со своим сердцем или со своею душою - характерная черта, объединяющая Екклесиаст с древнеегипетской литературой. Существует ряд исследований, рассматривающих взаимосвязь Екклесиаста с другими образцами ближневосточной "литературы мудрых" - эти темы подробно рассмотрены в двух монографиях архимандрита Сергия (Акимова), ректора минской духовной академии.

Рассуждая с самим собой, Соломон приходит к практическому выводу: теории мало, нужно получить как опыт жизни в мудрости, так и опыт следования путем глупости, чтобы перебрать все возможные варианты. Описанию этого опыта и будут посвящены следующие главы книги.

Заканчивается глава любимым выражением всех гносеомахов - борцов со знанием и ученостью:

"Во многой мудрости много печали, кто умножает познания умножает скорбь". (Еккл. 1:19)

Мудрец, умножая познания, не может не скорбеть, видя несовершенство мира, но его труды нужны и благословенны Богом - приобретение мудрости можно сравнить, в некотором смысле, с вредным, но необходимым производством.