Читать толкование: Иов, Глава 7, стих 7. Толкователь — Григорий Двоеслов святитель

Стих 7. О, вспомни, что моя жизнь ветер Иов. 7:7. 28. Ибо те люди любят жизнь плоти незыблемо, которые не осознают, как бесконечна вечность жизни грядущей; и, в то время как они не заботятся о прочной твердости вечного состояния, они принимают место своего изгнания за свой дом, тьму почитают светом, проходящее - неизменным. Так они, ничего не зная о больших вещах, никогда не могут судить справедливо о вещах меньших. Ибо порядок судейства требует, чтобы мы находились выше того, о чем мы собираемся судить. Так, если ум не в состоянии подняться над всеми вещами, он вообще не имеет определенной точки зрения по отношению к тем вещам, которые его превосходят. И вот именно по этой причине, что потерянная душа недостаточна, чтобы оценить ход настоящей жизни, от любви к ней же она преклоняется в восхищении ею. Но святые люди, в той мере, в какой они поднимают свои сердца к вечному миру, считают и себя недолговечными, как все, что быстро закрывается в окончании. И все, что проходит, не заслуживает оценки их чувств также как то, что проливается в свете лучами постижения, будучи получено, уже никогда не уходит. И как только они созерцают бесконечную степень вечности, они перестают больше желать то, что имеет конец, каким бы великим это не было. И ум при подъеме вверх оказывается за пределами времени, даже когда по плоти он находится в быстротекущем времени, и чем с большей высоты он смотрит вниз на все, что имеет конец, тем вернее он знает вещи без конца. Теперь само рассмотрение краткости промежутка, на который человек помещается здесь, само по себе является предметом для особой благодарности нашему Творцу. Потому заслуженная жертва справедливо предлагается вместе с молитвой, когда он говорит: О, вспомни, что моя жизнь ветер. Как будто это было сказано простыми словами: «Смотри с особой любящей добротой на того, который быстро проходит, и я прошу, чтобы Ты смотрел на меня с тем большей жалостью, чем больше я сам не могу оторвать взгляд от созерцания краткости моего промежутка». Но, видя, что, когда период нашей нынешней жизни обрывается, нет больше возврата к труду ради нашего прощения, справедливо добавляется: Око мое не возвратится к тому, чтобы увидеть хорошее Иов. 7:7. 29. Глаз мертвых не возвратится к тому, чтобы увидеть хорошее, потому что, в отношении добрых дел, душа, будучи однажды отрезана, уже не знает туда возврата. Это значит, что богатый человек, которого пожирает огонь ада, знал, что он никогда не сможет восстановить себя, выполнив какие-либо работы; потому он даже не просит сделать добро самому себе, но просит о своих братьях, которые были им оставлены: Я молю тебя, Авраам, отче, пошли его в дом отца моего, ибо у меня пять братьев; пусть он засвидетельствует им, чтобы и они не пришли в это место мучения. Лк. 16:27-28. Ибо надежда, даже если необоснованная, используется, чтобы подбодрить споткнувшуюся душу; но потерянные, чтобы они могли чувствовать их горе обостреннее, теряют даже надежду, чтобы простить. И поэтому, когда он был передан карающему пламени, он не стремился помочь себе, как мы уже говорили, но своим братьям, потому что он знал, что он никогда не покинет пламя этих внешних мучений, и наказание отчаянием было ему добавлено внутри. Поэтому Соломон говорит: все что руке твоей по силам делать, делай это изо всех сил; ибо нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости в могиле, куда ты пойдешь. Еккл. 9:10. Таким образом, глаз не возвратится к тому, чтобы увидеть хорошее потому, что душа, встретив воздаяние, никогда больше не призывается к делу практики. И потому что все, что видимо, также и быстротечно, вещи, которые следуют терпеть, благословенный Иов по праву объединил в одном стихе, говоря: вспомни, что моя жизнь ветер и око мое не возвратится к тому, чтобы увидеть хорошее. Ибо, глядя на бренность вещей присутствующих, он говорит: О, вспомни, что моя жизнь ветер. Но, размышляя о вечности, о тех вещах, которые приходят после, добавил он: око мое не возвратится к тому, чтобы увидеть хорошее. И здесь, кроме того, он справедливо продолжает принимать на себя голос всей человеческой расы, нуждающейся в искуплении, говоря: