Читать толкование: Иов, Глава 7, стих 11. Толкователь — Григорий Двоеслов святитель

Стих 11. Поэтому и я не буду удерживать уст моих Иов. 7:11. 36. Ибо тот человек «воздерживает уста», которому стыдно признать зло, что он сделал. Ибо заставить уста трудиться,- значит использовать их в исповедании совершенного греха. И праведник «не удерживает уст своих», потому что, опережая гнев Судьи, он падает ниц, ругая себя в словах само-исповеди. Поэтому псалмопевец говорит: предстанем пред лице Его с исповеданием Пс. 94:2. Следовательно, доносится Соломоном: Скрывающий свои преступления не будет иметь успеха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован. Притч. 28:13. Поэтому написано снова: праведник сначала обвиняет себя Притч. 18:18. Но уста никогда не будут открыты в исповеди, если при мысли о зорком Судье, дух не находится в проливах страха; и, следовательно, он справедливо сказал после этого: Я буду говорить в стеснении духа моего Иов. 7:11. 37. «Стесненный дух» устанавливает язык в движении, так что голос исповеди выравнивается против вины злых дел. К тому же, следует иметь в виду, что часто даже отверженные исповедают грехи, но слишком горды, чтобы оплакать их. Но избранные судят со слезами тяжелого самоосуждения те грехи, которые они раскрывают в словах исповеди. Следовательно, это хорошо, что после того, как блаженный Иов обязался не щадить его уста, он добавил, непосредственно, и «стесненный дух». Как будто он сделал ясно общеизвестным следующее, говоря: «язык так рассказывает вину, что дух никогда не останется среди других вещей, свободным от жала печали; но, рассказывая мои грехи, я раскрываю мою рану, и обдумывал свои грехи, чтобы их исправить, я ищу лекарство от раны в медицине печали». Ибо тот, кто говорит на самом деле о злых делах, что он сделал, но удерживается от оплакивания того, о чем он сказал, как бы снимая покрытие, обнаруживает рану, но в мертвости ума он не применяет никакого лекарства для раны. Поэтому необходимо, чтобы печаль нажимала на голос исповеди, чтобы раны, открываясь, не были оставлены в пренебрежении, в той мере, как он отныне более свободно прикоснулся через знания к тому, что, чем тверже он, тем хуже. Напротив, псалмопевец не только раскрыл язву своего сердца, но, кроме того, применил к оголенному месту лекарство плача, когда он сказал: я признаю свой грех к Тебе, и мое беззаконие, и Я думаю, что дальше Пс. 31:5. Ибо, «признавая» он обнаружил скрытую рану, и, таким образом, «думая», что еще он делает, если не применяет лекарство на рану? Но из-за сокрушения и тревожных дум о своих собственных недугах, возникает борьба себя против себя же самого. Ибо, когда он призывает себя к скорбям раскаяния, он раздирает себя тайной бранью. И, следовательно, справедливо добавляется следующее: Я буду разговаривать с горечью моего духа Иов. 7:11. 38. Ибо, когда мы в горе от страха Божьего Суда, в то время как мы сетуем о некоторых вещах, что мы сделали неправильно, мы самой только силой нашей горечи встряхиваем себя, чтобы взглянуть более глубоко в себя, и мы находим в себе другие вещи, которые заслуживают слез даже в большей мере. Ибо часто случается, что неизвестное для нас в бесчувственности, становится известным нам более точно в слезах. И беспокойный ум находит конечно же, больше ран, что он сделал, и о которых не знал, и его внутренняя брань обнаруживает для него истинную точку зрения, насколько далеко он отклонился от мира, который истинный; и в чем его вина он обнаруживает в себе, когда потревожен, в то время как в безопасности он не думал об этом. Ибо горечь покаяния, увеличиваясь, мгновенно приносит домой в сердце знание о незаконных вещах, что оно совершило, являет преступления, выстроившиеся напротив него по степени тяжести, поражает глубокими угрозами наказания, сокрушает душу испугом, переполняет сердце стыдом, упрекает незаконные движения сердца и нарушает покой ложной собственной безопасности; и все хорошие подарки, что Создатель сподобил даровать ему, все зло, что он сам сделал в обмен на эти хорошие вещи, полученные из Его руки, сосчитываются; как он был создан Им удивительным образом, что он был поддержан свободой и даром, что он был наделен веществом разума при его создании, что он был назван по милости своего Творца, что он сам даже, будучи призван, отказался следовать Ему, что милость Призывающего не игнорировала его, даже когда он был глухим и сопротивлялся, что он был просвещен дарами, которые по своей собственной воле, даже после того, как эти дары были получены, он ослепил сам злыми делами, что он был очищен от неправильных поступков своего состояния слепоты ударами отеческой заботливости, что с помощью боли этих ударов он был восстановлен в радости спасения здоровья, с помощью средств правой защиты, что несмотря на милость дарованную, все еще подвергаясь некоторым плохим практикам, хотя и не худшего сорта, он не перестает грешить даже в разгар этих ударов; что благодать Божия, даже когда притесняется им самим, не отказывается от грешника. И таким образом, в то время как он корит себя с таким большим количеством вещей во взволнованном уме, в одно время по виденью даров Божьих, в другое время по упрекам своего собственного поведения, горечь духа толкает свой собственный язык в самом сердце праведника, который говорит тем более испытующе, чем более он слышит внутри. И, следовательно, он не сказал: «Я буду говорить в горести моего духа», но Я буду разговаривать с горечью моего духа; потому что сила горя, которое принимает каждый грех отдельно, стимулирует притупленный ум к плачу, оформляет слова в беседе, в котором он, будучи поруган внешне, может оказаться в дальнейшем поднявшимся, и с большим вниманием безопасно хранить себя внутри. Итак, пусть праведник скажет и своим собственным голосом, и от имени Святой Церкви, и пусть скажет от нашего имени тоже: Я буду разговаривать с горечью моего духа. Как будто он говорит это простыми словами, произнося: «Внутри я держу противоречие с мукой моего сердца против самого себя, и этим я укроюсь от плети Судьи». Теперь ум, что подвержен труду самих мук раскаяния, собирается в себе, и оторванный сильной решительностью от всех удовольствий плоти, он стремится, чтобы перейти к вещам выше, но он по-прежнему чувствует противодействие со стороны тленной плоти. И, следовательно, справедливо приобщается сразу: