Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Розанов Н. П.

Сказавши, что первый завет обветшал и близок к исчезновению, ан. доказывает, что Бог совершенно справедливо предает его такой участи,—доказывает посредством сравнения ветхозаветнаго святилища и жертвоприношений с первосвященническим служением И. Христа в небесном святилище. Сначала ап. дает характеристику священническаго служения в земном святилище — скинии Моисеевой, представляя при этом самое служение как-бы прекратившимся (είχε—прош. несов. время). И первый завет, говорит апостол, как и новый, стремился довести людей до общения с Богом. Для этого он имел особыя правила относительно богослужения (οικαιοίματα λατρείας) и место для совершения богослужения, учрежденное хотя и по Божественному повелению, но имевшее назначение только временное, для земной жизни человека (τό τε άγιον κοσμικόν). Ап. хочет говорить только о ветхозаветном богослужении и сравнить его с первосвященническим служением И. Христа на небе; но чтобы это сравнение было яснее, он сначала приводит своим читателям на память устройство самаго места ветхозаветнаго богослужения. Сначала была приготовлена Моисеем для совершения богослужения (κατεσκευασθη) и снабжена светильником и столом с хлебами предложения первая т. е. передняя часть скинии или святое (άγια). За этой частью следовало отделенное завесою от первой Святое Святых. К принадлежностям Святаго Святых ап., кроме ковчега завета с содержащимися в нем предметами, относит золотой кадильный алтарь. Почему ап. так делает, хотя каждому было известно, что алтарь кадильный находился в святилище— это можно объяснить, приняв во внимание, что сказано в законе об этом алтаре. Алтарь кадильный Моисей должен был поставить пред лицом завесы, отделявшей Святое Святых от святилища, пред ковчегом откровения (Исх. 40:3. 4. 5). Этим, конечно, показывалось, что алтарь кадильный имеет ближайшее отношение к ковчегу завета, почему, вероятно, и в 3 книге Царств (6, 22) он назван алтарем, принадлежащим к Святому Святых. Он так же принадлежал к Святому Святых, пред входом в которое стоял, как алтарь всесожжения принадлежал собственно к самой скинии, хотя и стоял пред нею, на дворе. В самом деле, воскуряя фимиам на алтаре кадильном, священники вместе с благовонием фимиама возносили свои молитвы за народ к Богу, пребывавшему среди Херувимов Славы над ковчегом завета, во Святом Святых. И так как ап. задался мыслию описать не скинию, а богослужение в ней совершавшееся и значение богослужебных действий, то и отнес в своем описании алтарь кадильный к принадлежностям Святаго Святых, к коему этот алтарь и принадлежал по существу совершавшагося на нем действия. Затем, следуя раввинско-талмудическому толкованию, ап. говорит, что в ковчеге завета находился сосуд с манною и прозябший жезл Аарона. Упомянув, наконец, о херувимах славы, т. е. о представителях божественнаго величия, осенявших своими крыльями и закрывавших от очей первосвященника очистилище или крышку ковчега, по направлению которой должен был кропить кровию первосвященник, ап. не видит затем надобности говорить о всех принадлежностях скинии по частям, т. е. раздельно изъяснять типическое значение перечисленных предметов .

Он хочет собственно указать типический, сеновный характер богослужения, совершавшагося в скинии. Имея в виду эту цель, он выставляет на вид прежде всего ограниченность прав на совершение богослужения, какими пользовались ветхозаветные священнослужители. Священники вовсе не могли входить во Св. Святых, а первосвященнику позволялось делать это только однажды в год. Этим самым, по представлению апостола, богодухновенное писание ясно указывало на то, что путь к истинной святости, к престолу Божию еще не был открыт для людей при существовании передней части скинии (ст. 6 — 8 ср. είσοδος των άγιων в 10 гл. 19 и сл.). 

Даже и теперь, говорит апостол, эта передняя часть скинии (ήτις) может служить притчею, наглядно представляющею нам существо настоящаго времени, к которому она принадлежит. Это время— последняя пора существования жертвоприношений, не могущих, по воззрению апостола, доставить человеку, приносящему жертву, сердечнаго успокоения, поставить его в правильное отношение к Богу. Это такое время, когда все законныя постановления о чистоте и нечистоте, имеющия отношения только к плоти и плотской жизни человека, переживают последние часы своей жизни и, налегая на евреях как тяжелое бремя (επικείμενα), ждут того времени, когда все будет приведено в порядок, когда будет утверждено в своих правах истинное богослужение (καιρός διορθώσεως ст. 9 — 10).

Итак, ветхозаветная скиния своим устройством ясно показывала, что путь к Богу еще не был открыт, а ветхозаветное богослужение не очищало совесть человека от грехов. Напротив (δέ) Христос, выступивши в мире как первосвященник, ходатайствующий о вечных благах или вечном спасении людей, вошел во Святое Святых чрез большую и лучшую скинию, которая не принадлежит к находящемуся пред нашими глазами сотворенному миру, именно чрез небо (ср. выражение 4 гл. 14 ст. прошедшаго небеса). Вошел Он во Святое Святых для того, чтобы Своею кровию совершить примирение человечества с Богом, имеющее вечное значение.

Из этих слов апостола с ясностию видно, что человека с Богом примирила не одна смерть Христа, а и вхождение Его на небо, подобно тому как в В. Завете Бога умилостивляли не закланием животнаго, а кроплением крови животнаго на очнстилище — место Божественнаго присутствия. Разъясняя далее, почему эта жертва И. Христа имеет вечное значение, ап. указывает на ея внутреннее освящающее действие. Кровь животных, приносившихся в день очищения, и пепел рыжей телицы доставляли только внешнее очищение, т. е. содействовали возстановлению нарушеннаго общения между человеком и Богом, и первыя примиряли с Богом все общество Израильское с разу, а вторая—отдельных лиц из народа, осквернившихся прикосновением к трупу. Но если кровь животных давала человеку оправдание, хотя и внешнее, юридическое (τής σαρκός καθαρότης в отличие от καθαρίζειν τήν συνείδησιν), то И. Христос, принесший Себя как истиннаго непорочнаго агнца в жертву Богу, очевидно может очистить и внутреннее наше существо, освободить нас от тяжести, или даже от осквернения, которое производили в нас мертвыя или безплодныя дела иудейскаго богослужения.

Поелику таким образом Христос чрез принесение Своей крови в жертву приобрел вечное искупление (διά τούτο), то Он и сделался посредником Новаго Завета. А это посредничество Христа было необходимо для того, чтобы, после смерти Его, грехи, совершенные людьми перваго завета, были заглажены и чтобы, после исполнения Христом всех условий, предъявленных в Ветхом Завете тем, которые желали войти в землю обетования, для призванных (ои κεκλημένοι) как Ветхаго, так и Новаго Завета открылась, наконец, возможность войти в эту обетованную страну и получить вечное наследие (ст. 15 ср. 11:13)..

Далее апостол объясняет из самой сущности завета или завещания (διαθήκη) выше высказанное положение, что получение обетованнаго вечнаго наследия зависело от смерти Христовой. Завещание—говорит ап.— вступает в силу только по смерти завещателя и только после этой смерти оно делается твердым, не может быть изменено.

Правда, завещателем был собственно Бог, но Он передал все права Свои на имущество, г. е. на царство Божие И. Христу и потому вступление людей в обладание вечным наследием делалось возможным только после смерти Христа. И Христос, действительно, накануне смерти Своей говорил ученикам: и Я завещаваю вам, как завещал мне Отец Мой, царство (Лк. 22:29). С другой стороны, смерть И. Христа необходима была для искупления людей от грехов и на это было уже указано при заключении Ветхаго Завета. Именно поэтому последний был обновлен (έγκεκαίνισται) т. е. освящен для обитания в нем как бы некоторое здание (ср Втор. 20:5) посредством пролития крови. При этом ап. находит нужным напомнить, что кровь была употребляема и после, для очищения скинии, да и вообще почти во всех случаях осквернения