Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Кирилл Александрийский святитель

 Но, не понеся тяжести заповеди и ослабев в добродетели, не находит законник в себе силы исполнить повеленное.«Отиде, — говорит Писание, — скорбя» . Разве здесь был подходящий момент для богословия? Ведь для вопросившего «что сотворив...», Он и Сам будет в числе спасаемых. Ведь он вопросил, что сотворив, он и сам будет причислен к спасаемым. Какой же резон прежде открывать ему не то, что он искал узнать, но говорить нечто иное, нежели то, чего он страстно желал? Как же было возможно того, кто был не в силах понести бремя одной евангельской заповеди, учить превышающему всё таинству, когда он так ослабел в своем устремлении к благу, что на словах не мог сего вместить? Ибо он опечалился, как написано.  

Как бы из возражения последователей Евномия. Если единосущен, говорит евномианин, Сын Отцу, то что же и Он не так же благ, как Отец? Ибо негде говорит некоему человеку Христос: «Что Мя глаголеши блага? Никтоже благ, токмо един Бог». Сказав же «един», Он Себя поставил вне, как тоже, конечно, благого, но не настолько, как Отец.
Опровержение на это. Когда божественное Писание называет Сына Господом, ты согласишься, что и Он — тоже Господь, причем поистине, или ко всему прочему будешь отрицать и это? Если скажешь, что Он не есть Господь, то ты мудрствуешь противно божественным Писаниям и глаголавшему это Духу. Согласившись же и сказав, что Он есть Господь, ты себя самого обличишь в нечестии, так как и Господом зовешь, и поклоняешься Тому, Кого не считаешь единосущным Богу и Отцу, и скорее служишь твари, чем Богу по природе. Ведь то, что иной сущности, нежели Сущий Бог, не будет по природе Богом. И сему свидетель божественное Писание, гласящее:«Господь Бог наш, Господь един есть» (Втор. 6:4), ибо одна природа Божества. И о том, что ей одной подобает поклоняться, послушай паки: «Господу Богу твоему поклонишися и Тому единому послужиши» (Мф. 4:10). Итак, если из-за того, что «единым благим» называется Бог и Отец, Сын отпадает от того, чтобы быть столь же благим, как и Отец, то и из-за того, что единым Богом и Господом зовется Отец, Сын отпадает от того, чтобы быть Богом и Господом, по логике мысли. Как же ты тогда поклоняешься Тому, Кто не Бог и не Господь? Если же, при том что Отец есть Бог и Господь, с Ним приводится и Сын, обладающий отсюда отличительным свойством как из Него по природе сущий, и является вместе с Отцом Господом и Богом, то Он всяко будет иметь и то, чтобы быть благим, как Отец, так как отличительное свойство Отца также присутствует в Нем, как и в Оном.
ИНОЕ. Много и об Отце, и о Сыне говорят божественные Писания, и различие имен не приводит непременно к тому, что у Них разделяется и логос сущности, так, чтобы через это между Ними нашлось место для какого-либо неподобия. Ибо есть единое Божество Отца и Сына, хотя бы каждый из Них и обозначался разнообразными именами, не как имеющий что-то особенное и Сам по Себе, что не присуще Другому, но так, что в отношении обоих может пониматься всё, что говорится касательно одного из Них, за исключением только лишь именования Отца и Сына и соответствующего этому именованию дела. Ибо Отец есть всегда Отец, и никогда Ему не стать Сыном; и Сын всегда есть Сын, и никогда не будет Отцом. Если же кто захочет сказать, что не может пониматься в отношении обоих какое-либо именование, которое может быть отнесено к одному, то попадет в великую беду. Ибо что он будет делать, когда услышит Павла, говорящего: «Един Бог Отец, из Негоже вся; и един Господь Иисус Христос, Имже вся» (1 Кор. 8:6)? Ибо вот, он усвоил Отцу то, чтобы быть Богом и Единым; а Сыну — быть Господом и Единым. Значит ли, что теперь Сын потому не будет Богом, что Отец наименован Богом и Единым, а Отец не будет Господом, поскольку Господом и Единым назван Сын? Но это не так, да не будет! Ибо при том, что Богом является Отец, то Бог и Сын; и наоборот, при том, что Господом является Сын, Отец—Господь. Но если бы было некое различие, разграничивающее двоицу и не позволяющего ей соединиться по природе в тождестве, не было бы, думаю, наименование одного присуще другому в собственном смысле. Но поскольку всё, что принадлежит Отцу, является в Сыне, а принадлежащее Сыну, в свою очередь, — в Отце, так что никакой логос не разрывает тождество, то будет и Он благим, как Отец, и поэтому — единосущным.
<75.117> ИНОЕ. Которые лишены природного по отношению друг к другу общения и тождества, тех, конечно же, и некая взаимная чуждость отличительных особенностей (ξενισμός τις ιδιοτήτων) отделяет от природной связи друг с другом. Ибо у человека по отношению к лошади — чуждые свойства; а лошади, в свою очередь, — по отношению к человеку, — не то же самое особым образом присуще. Итак, если некая природная удаленность отделяет Сына и показывает Его чуждым Отчей сущности, то как Он явится носящим в Себе свойства Отца? Как и Отец, если Он действительно по природе чужд Сыну, носит в Себе Его свойства? Ибо истинно по отношению к Отцу говорит Спаситель, что «вся Моя Твоя суть, и вся Твоя Моя» (Ин. 17:10). Итак, если «вся», а одним из всего является и совершенная благость, то и Сын будет обладать ею, являющейся отличительным свойством Отчей сущности, как из Него происшедший. А обладающий свойствами Отчей сущности всяко будет и единосущным.

***

Подобает полностью исследовать смысл вышесказанного, и тогда мы ясно пой-мем, чему хотел научить Христос, сказав нижеследующее, когда законник подошел к Нему (ибо так написано) , ища научиться, как спастись. Затем предлагает, назвав Его прежде «учителем» и «благим», вопрос: «Что сотворив, живот вечный наследую?» На это Христос и говорит: «Что Мя глаголеши блага? Никтоже благ, токмо един Бог   . Иди, продаждь имение твое и даждь нищым, и имети имаши сокровище на небеси ». Но, не понеся тяжести заповеди и ослабев в добродетели, не находит законник в себе силы исполнить повеленное.«Отиде, — говорит Писание, — скорбя» . Разве здесь был подходящий момент для богословия? Ведь для вопросившего «что сотворив...», Он и Сам будет в числе спасаемых. Ведь он вопросил, что сотворив, он и сам будет причислен к спасаемым. Какой же резон прежде открывать ему не то, что он искал узнать, но говорить нечто иное, нежели то, чего он страстно желал? Как же было возможно того, кто был не в силах понести бремя одной евангельской заповеди, учить превышающему всё таинству, когда он так ослабел в своем устремлении к благу, что на словах не мог сего вместить? Ибо он опечалился, как написано. Так что, поскольку, вида человека, законник как к человеку приступает ко Христу и как простого человека спрашивает, испытывая Его как неграмотного, тем более что он заботился произвести впечатление мудрости, показавшись знающим закон, Господь постыждает его, говоря: «Один только Бог поистине благ. Поэтому, что ты, приступив ко Мне как к человеку, приписываешь Мне то, что одному лишь Богу по природе присуще, называя Меня благим? Ибо есть только один, Кто по природе благ, и это, разумеется, Бог. Если же ты, — говорит Он, — знал Меня как Бога и потому благого, то чего ради приступил как к простому человеку? А если не веруешь, что Я являюсь Богом, но считаешь Меня простым человеком, то что при-лагаешь к человеку достоинство, подобающее одному лишь Богу?» Так что сказан-ное есть обличение невежества, а не богословская аксиома.
ИНОЕ. Если по причине того лишь, что говорится, что один Бог является по природе <75.124> благим, Сын исключается из схожести в этом и подобия по отношению к Отцу, и будет менее благим, и поэтому — не единосущным, то пусть бы кто-нибудь из привыкших христоборчествовать сказал нам, что же он станет делать, когда и мы предложим им нечто похожее. Ибо говорит негде о Боге и Отце некто из святых, что «Бог свет есть» (1 Ин. 1:5); говорит же и о Сыне, что «бе свет истинный» (Ин. 1:11). Вот, смотрите, свет — Отец, свет и Сын. И к одному Сыну прилагается еще и «истинный». Лишится, значит, Отец того, чтобы быть поистине светом, раз к одному лишь Сыну относит это слово Иоанн. Но никто, думаю, не дойдет до такого безумия, чтобы согласиться с этим нечестием. Итак, если, несмотря на то, что поистине является и именуется светом один только Сын, светом поистине является и Отец, то и несмотря на то, что благим по природе является Отец, и к Нему прилагается «един», будет по природе благим и Сын, так же, как и Отец. А где тождество природы, там, несомненно, будет и единосущие.
ИНОЕ. Если то, чтобы Сыну по чему-либо отличаться от Своего Отца, не по-зволяет Ему иметь ту же самую, что и Отец природу, но делает Его инородным (ετερογενή) и как бы чуждым (έκφυλον), тогда то, что Он ни по чему не отличается, показывает Его единосущным. Итак, когда божественное Писание говорит об Отце, что Он «свет есть», и опять называет светом Сына, так что ничего здесь нет, что бы разрывало подобие (ибо к Обоим прилагается выражение «свет истинный»), то что препятствует Сыну быть единосущным Отцу?
ИНОЕ. Если иносущен Сын по отношению к Отцу, то как Отец в Нем является, и Он — в Отце? Ведь Он говорит: «Видевый Мене, виде Отца» (Ин. 14:9). Ведь не увидим же мы в лошади образ человека; и наоборот — ее образ никто не усмотрит в человеческом обличии. Ибо подобное в подобном является, а иновидные (ετεροειδή) и обособленные от природного друг с другом подобия никогда не явятся одно в другом. А Сын является в Отце, и Отец в Сыне. Стало быть, Он не иносущный, как это будет по-вашему, но единосущный, как начертание и образ Отца.

***

В собственном смысле слова благое не по причастию и не от иного является таковым, но имеет добродетель, содержащейся в собственной природе и как бы из него самого источающейся; лучше же сказать, оно по природе является тем, что мы называем благом. Итак, когда Отец существует в особой ипостаси, и Сын, в свою очередь, в особой ипостаси, к кому одному нам отнести благо? Или каково на самом деле будет благо? Но, возможно, кто-нибудь скажет, что подобает усваивать благо Отцу. Хорошо, пусть так, ибо мы пока согласимся с этим, как еще исследующие данный вопрос. Затем, кто дерзнет говорить, что Сын по природе не является благим, когда услышит говорящего: «Аз и Отец едино есма ; видевый Мене, виде Отца »? (Ин. 10:30, Ин. 14:10) Ведь если Сын не благ по природе, то как Он нам в Себе показывает благого по природе Отца? Но Он и в этом есть образ Отца. Стало быть, благ и Он, как и Отец. Каким же тогда образом един есть благ, согласно Его словам? Ясно, что в собственном смысле слова благо принадлежит Св. Троице, Которая по причине тождества сущности сплетается в одно Божество, так что <75.529> есть одна лишь Божественная сущность. А по природе совокупляемый в столь тесное единство с Отцом как будет сотворенным или созданным?

Когда Христос сказал: Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди (Мф. 19:17), тот человек, не ожидая, что Он скажет что-то иное или сразу скажет «мои заповеди», спрашивает: какие? Но он обманулся в своей надежде, ибо Христос ответил не от Себя, как тот думал, но возводит его к закону — не потому, что закон есть совершенство (ибо, согласно написанному, законом никто не оправдывается (Гал. 3:11)), но потому, что изучение закона есть некое введение в жизнь вечную, постепенно приучающее ум руководимых к возвышенным вещам. Ведь закон был для нас детоводителем ко Христу (Гал. 3:24). Поэтому закон есть начало телесного жительства, а Христос — совершенство. Ибо начало благих дел, говорит Он, творить праведные дела. И закон изображает праведность, а Христос — благость. Ибо тот учил воздавать желающим оскорбить нас равным (ибо зуб за зуб и глаз за глаз), а Христос, упраздняя это равновесие, возводит нас к большему, ибо говорит: Бьющему тебя в правую щеку, обрати к нему и другую, и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду (Мф. 5:39-40).

Верблюдом Господь называет здесь не вьючное животное, но толстую веревку, к которой моряки привязывают якоря. И совершенно не бесцельно Он дает такое обозначение, но чрезмерно придирчивому человеку показывает, что это дело некоторым образом близко.

Чтобы кто-нибудь не подумал, что сказанное относится только к ученикам, Господь распространил слово на всех, поступающих подобным образом. Ибо даже если остальные не достигнут одного с учениками, тем не менее они обретут вместо сродников по плоти родство с Богом и братство со святыми. Он говорит о старцах и старицах Церкви, которых они обрели по любви как сродников, возлюбленных по расположению, любящих намного более, чем сродники по плоти (от которых они получили даже деньги, чтобы распорядиться ими, как пожелают), поскольку им уготованы будущие блага, вместо полей — рай, и вместо домов из камней — горний Иерусалим, матерь первенцев.