Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Василий Кинешемский священноисповедник

 Снова евангелист рассказывает о великом, удивительном чуде насыщения нескольких тысяч человек немногими хлебцами. Случай, почти аналогичный тому, о котором повествует шестая глава того же Евангелия. Небольшая разница лишь в цифрах: там евших было пять тысяч, здесь – четыре; там они насыщаются пятью хлебами, здесь – семию. Но сущность чуда одна и та же: и там и здесь мы видим проявление изумительной Божественной всемогущей силы Господа.

Как в первом случае, так и теперь Господь привлекает к участию в чуде Своих учеников: опять им приходится взять на себя дело раздачи народу благословленных хлебов, опять они являются при этом посредниками между Христом и Его слушателями,и опять через них Его благодатная сила творит великое чудо.

Это не случайно. Если вообще все слова и действия Господа никогда не были случайной игрой настроений, но всегда имели внутренний глубокий смысл, то тем более один и тот же прием, повторенный дважды, говорит о том, что здесь кроется какая-то определенная цель. Повторение при одинаковых условиях – это почти система.

В чем заключается эта цель?

В тот период, к которому относится описываемое событие, Господь все более и более переходит от общенародной проповеди к более частному делу воспитания в духе Своего учения лишь немногих избранных. Он все более и более замыкается в узком кругу Своих учеников и им главным образом вверяет глаголы жизни вечной. Они должны быть продолжателями Его дела, и, чтобы быть надежными последователями и достойными учениками Своего Великого Учителя, они должны еще многому научиться. Вот почему Он так много уделяет им внимания, с любовью и терпеливой настойчивостью воспитывая их для будущего служения. 

Духовные руководители иудейского народа, фарисеи и саддукеи, всегда очень внимательно присматривались к течениям мысли и явлениям духовной жизни народа. Это было необходимо для того, чтобы сохранить свое влияние и держать все явления такого рода под контролем, не позволяя кому бы то ни было вырвать у себя господство над умами. Понятно, что оставить без внимания Господа и Его проповедь они не могли. Но, наблюдая Его деятельность и учение, они неизбежно должны были испытывать странное раздвоение мысли, какое-то внутреннее недоумение: с одной стороны, чудеса Господа, необыкновенное влияние Его проповеди с неотразимой очевидностью свидетельствовали о том, что это не простой человек и что Божественная сила действует в Нем.

Явления этой силы были настолько ясны, обаяние личности Господа и святость Его жизни настолько поразительны, что многие не только из народа, но, вероятно, и из фарисеев готовы были признать в Нем Мессию. Но, с другой стороны, Его жизнь, методы Его деятельности, самые основы Его учения – все это коренным образом противоречило сложившимся веками иудейским представлениям о Мессии.

Мы знаем уже, что в грядущем Мессии иудеи ожидали встретить могущественного политического деятеля, грозного завоевателя, блестящего царя, вроде Соломона или Давида, который освободит свой народ от ненавистного римского ига и вернет славу прежних царствований. Но в лице Господа с Его смирением и кротостью, с Его всепрощением и любовью, в условиях Его скитальческой жизни, полной лишений и самоотречения, трудно было видеть что-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающее этот блестящий образ, созданный фантазией Израиля. Невольно и настойчиво поднимался вопрос: Кто же это?

Оставить этот вопрос без разрешения, просто отмахнуться от него было совершенно невозможно. Фарисеи следили за каждым пророком, за каждой более или менее выдающейся личностью в религиозной области и должны были так или иначе определить свое отношение к такому крупному явлению, как проповедь Господа и возбужденный ею в народе религиозный подъем, тем более, что их мнения по этому вопросу, несомненно, требовали их друзья и приверженцы. Кто же это? Друг или враг? Следует ли Его поддерживать или бороться с Ним и с Его влиянием, рассеивая то впечатление, которое Он производил в народе?

Как относиться к Нему? Идти за Ним? Но ведь Он требует полного самоотречения, требует, чтобы Его последователи отдались Ему всецело и оставили все. А ведь это значит оставить спокойную, комфортабельную жизнь, тот почет, которым фарисеи были избалованы, значительные доходы, получаемые от поклонников и поклонниц, обеды, угощения, почетные приемы, пышные одежды – одним словом, все то, что доставляло им положение признанных учителей-руководителей. И все это променять на нищее, полуголодное существование вечных странников, не имеющих крова. И во ими чего? Ради чего? Что они получат в награду за этот подвиг и за эти лишения? Достаточно ли велика будет награда для того, чтобы стоило обречь себя на нищету и отказаться от удобств жизни?

Не идти?.. Остаться на своих прежних позициях и с высоты своей законнической правды и старческих преданий созерцать в величавом одиночестве быстро развертывающиеся события и нарастающий энтузиазм толпы?..

А вдруг это в самом деле Мессия?! Какой позор для них, народных руководителей, не узнать страстно желанного и давно ожидаемого Избавителя, не примкнуть к Нему или остаться в хвосте зарождающегося движения и уступить жалким неучам и галилейским рыбакам около Него первые места, на которые они имеют все права по своим знаниям, благочестию и учености! Не иметь видного места при блестящем дворе Мессии и в славе Его будущего царства – об этом и подумать ужасно!

Но, с другой стороны, какой риск! Можно все потерять и ничего не приобрести... Во что бы то ни стало надо узнать наверное, кто это: Мессия или нет, чтобы действовать наверняка и не ошибиться в расчетах.. Надо заставить Его нарушить то таинственное молчание, которым Он окружает Свою личность и Свое дело, не объявляя Себя открыто Мессией и в то же время проявляя такую силу, которую нельзя предполагать в обыкновенном человеке. И если это действительно Мессия, то надо убедиться в этом наверное.

Фарисеи переживали нечто вроде биржевой лихорадки с ее азартными волнениями и томительно-нервным ожиданием: выиграть или проиграть. Понятным становится то нетерпение, с каким они требовали от Господа знамений, которые разрешили бы их недоумения окончательно. «Долго ли Тебе держать нас в недоумении? – спросили они Его однажды, – если Ты Христос, скажи нам прямо» (Ин. 10:24).

Но разве не было таких знамений? Разве чудеса Господа не говорили о Нем красноречиво и убедительно? Он Сам смотрел на них как на свидетельство: «дела, которые творю Я во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне» (Ин. 10:25).

Но фарисеи требовали знамения с неба, знамения необыкновенного, быть может, вроде того, какое дал пророк Исайя царю Езекии, заставив солнце вернуться назад «на десять ступеней» (4 Цар. 20:11). Исцеления различных болезней, представлявшие обычные чудеса в деятельности Господа, были для них недостаточно убедительны. Ведь они рисковали столь многим и должны были получить несомненную гарантию будущей награды, ради которой они, пожалуй, и не прочь были согласиться потерпеть немного, если, конечно, в награду они получат больше, чем потеряют. 

Когда читаешь евангельские повествования о чудесах исцелений, совершенных Господом, невольно обращаешь внимание на описание способов этих исцелений. Господь редко исцелял только словом или одною молитвою. Обыкновенно исцелению предшествует какой-нибудь осязательный жест или прикосновение, причем приемы, употребленные Спасителем, чрезвычайно разнообразны, почти никогда не повторяются и всегда приспособлены к особенностям данного случая. То Он берет больного за руку, помогая ему подняться (Мк. 1:31, 5:41, 9:27), то вкладывает персты Свои в уши глухого (Мк. 7:33), то возлагает руки на глаза слепого (Мк. 8:25), то прикасается к гнойным язвам прокаженного со словами: "очистись!" (Мк. 1:41). Иногда Он требует от больного сделать какое-нибудь, движение (Мк. 2:11, 3:5). В свою очередь, люди, искавшие помощи от Господа Иисуса Христа, прежде всего стараются прикоснуться к Нему или к Его одежде (Мк. 3:10, 5:27–28, 6:56).

Конечно, это объясняется отчасти тем, что от Него исходит благодатная, исцеляющая сила (Мк. 5:30), действующая на больных через прикосновение, но, с другой стороны, нельзя не видеть, что, пользуясь различными приемами исцелений, Господь имеет в виду и Свои особые цели.

Мы уже знаем, что непременным условием исцеления, больных служила их вера в Спасителя. «По вере вашей будет вам» (Мф. 9:29), – говорил Он обычно, и, чтобы сделать человека восприимчивым к благодатной силе исцеления, Он прежде всего старался пробудить в нем эту веру. Те жесты и прикосновения, которые Он употреблял при этом, служат той же цели.

Человеку несравненно легче поверить в возможность выздоровления, когда он чувствует прикосновение к больному месту. Простое слово или взгляд не могут произвести такого действия равной силы. В некоторых случаях, как, например, с глухим, это было чуть ли не единственное средство дать больному понять и убедить его, что Господь хочет его исцелить. Во всяком случае, в области веры несравненно убедительнее слов осязательное действие или реальный факт, лично прочувствованный или пережитый человеком. Когда Господь прикасался к больному, тот видел и чувствовал, что его исцеляют. К свидетельству слуха присоединялось вдвое сильнейшее удостоверение зрения и осязания, и на этой опоре крепла слабая вера.

«Вера только от слышания» гораздо слабее веры от пережитых фактов, в которых человек был активным или пассивным участником.

С другой стороны, прикосновение к ране или пораженному органу гораздо яснее и красноречивее говорило о любви и участии Господа к страждущему человеку, чем могло это выразить слово. Любовь всегда требует большой, осязательной близости, и доктор, который осматривает своего пациента издали, боясь к нему прикоснуться, никогда не в состоянии вызвать к себе большого доверия и расположения, не говоря уже о том, что при этом совершенно невозможно почувствовать и поверить в искренность его участия, а скорее, можно предположить в нем лишь брезгливость и отвращение. Соответственно с этим и в душе больного возникают различные чувства, ибо душа невольно на любовь отвечает любовью, на равнодушие и отвращение – враждой. Прикосновения Спасителя, служа выражением Его участия к страдающим людям и вызывая в их душе ответное чувство, несомненно, скрепляли взаимную любовь Божественного Целителя и Его пациентов.

В области любви реальные факты также имеют больше значения, чем слова.

Этот закон зарождения и укрепления веры и любви надо иметь в виду, ибо он помогает найти средства врачевания тех душевных недугов, о которых у нас будет речь.

Тяжела физическая слепота, которую исцелил Господь. Для слепца совершенно закрыт громадный мир зрительных образов и красок, составляющий почти половину всей суммы тех внешних впечатлений, которыми живет душа. Для него не существуют яркое солнце, розовые зори, лазурное небо, переливы радуги. Нет для него картин радостного пробуждения и восхода солнца, когда первые снопы ликующих лучей вырываются из-за горизонта, золотя вершины гор, деревьев и кресты церквей, или задумчивого тихого заката, когда медленно погружается краснеющее солнце в синие тучи, одевая все небо в багрянец и пурпур. Недоступны для него красоты природы с темной зеленью лесов, золотистыми полями, бесконечным разнообразием то ярко, то нежно окрашенных цветов, пестрых бабочек и букашек. Вся дивная, чарующая прелесть Божьего мира, поскольку она выливается в цветочных симфониях и гаммах, для него закрыта. Не видит он также близких людей, дорогих лиц, любимых предметов.

Тяжело слепому!

Но еще хуже, еще опаснее для человека состояние так называемой духовной слепоты, которая обычно проявляется в двух видах: слепоты веры и слепоты любви. Физическая слепота доставляет человеку много неудобств и огорчений, но душа в своих высших проявлениях от этого страдает сравнительно мало, недостаток внешних впечатлений нередко содействует богатству внутренних переживаний, развивающемуся взамен их, и жизнь духа даже во многом выигрывает, благодаря сосредоточенности и углубленности. «Господь умудряет слепцы», – говорит слово Божие (Пс. 145:8). Недостаток зрения вознаграждается остротою других чувств, силою внимания и мысли и глубиною самосознания.

Духовная слепота поражает душу, калечит ее, заставляя жить неполною, половинчатою жизнью, и совершенно останавливает ее духовное развитие, ведет к гибели и разложению.

Первая форма духовной слепоты, слепота веры, состоит в том, что для человека совершенно закрыт и непонятен мир духовный, то есть мир духовных существ и духовных переживаний в общении с ними. Человек его не знает, не видит, не чувствует, ибо не верит и не умеет верить.

Конечно, и для верующих людей неизбежна относительная слепота, ибо духовный мир недоступен непосредственно для наших внешних чувств, многое в нем представляется неясно, многое совершенно закрыто для знания. Полное ведение возможно для нас лишь в будущем, когда разрушится средостение между нами и этим миром и когда мы сами перейдем в его область. «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан», – говорит апостол Павел (1 Кор. 13:12). Из неведомой области потустороннего мира Господь открыл и открывает нам лишь то, что необходимо для нашего спасения. Или, как говорит святой Иоанн Дамаскин, «Бог, яко всеведующий и промышляющий о пользе каждого, открыл все, что знать нам полезно, и умолчал о том, чего не можем вместить».

Тем не менее эти частичные знания в нужном объеме все-таки даны верующему, и путь жизни, и конечная цель ее для него все же ясны, хотя, может быть, он и не видит всех подробностей и зигзагов жизненной тропинки. Кто-то сравнил путь веры с дорогой в тумане. Дали, застланные туманной дымкой, здесь не видны; дорога теряется во мгле, и ее повороты не заметны; не видны и те препятствия, которые могут на ней находиться. Но вы ясно различаете пространство ближайших шагов; стена тумана как будто расступается перед вами, и вы можете идти достаточно уверенно, чтобы не споткнуться. Вы видите также солнце, огненный шар которого просвечивает сквозь туман; по нему вы определите свое общее направление и можете судить, насколько верно ведет к цели та дорога, по которой вы идете. Вы все-таки не слепы и не теряетесь в беспросветном мраке. Но есть много людей, страдающих безусловной и упорной слепотой, которые в области веры не в состоянии ровно ничего различить.

Однажды маленький мальчик Коля потерял свой мячик, закатившийся под шкаф. Он заглянул туда: ничего не видно.

Попытался зажмурить один глаз – не видно.

Ты посмотри рукой! – посоветовал отец.

Коля с минуту пошарил под шкафом.

Папа! – сказал он. – Рука тоже ничего не видит!..

Точно так же многие люди ничего не видят в духовном мире. Как рука не имеет органа зрения, так у них нет очей веры. Они слепы безусловно.

Кроту, зарывшемуся в свою нору, вы напрасно стали бы толковать, что на небе есть солнце и что мир далеко не ограничивается подземной норой. Вы его не убедите и не заставите вам поверить.

Таковы бывают люди.

Возьмите, например, фарисеев. Они внимательно наблюдают за Господом, знают каждый Его шаг. Все необыкновенные чудеса Его совершаются перед ними. И они не верят.

Его Рождество сопровождается удивительными знамениями, взволновавшими астрономов всего Востока. Языческие ученые, волхвы, пришли издалека поклониться Божественному Младенцу, нашли Его пещеру, ясли и поверили. Фарисеи не верят.

Они прекрасно знают пророчества ветхозаветных книг. Ясно видят, что эти пророчества осуществляются в лице Господа. Не могут этого не видеть, ибо Сам Господь постоянно отмечает все эти древние предсказания, исполнившиеся на Нем. И, однако, не верят.

Толпы народа идут за Христом. Больные бросаются к Нему, чтобы только прикоснуться к Нему, ибо одно прикосновение Его исцеляет. Его сила такова, что считать Его простым человеком невозможно. Фарисеи не верят.

Господь одним словом укрощает бурю, идет по волнам, как по суше. Волны, ветер, море – все стихии мира Ему подвластны. Он воскрешает сына вдовы Наинской, дочь Иаира, своего друга Лазаря, уже начавшего разлагаться после четверодневного пребывания в гробу. Впечатление огромно. Весь народ готов признать Господа своим Мессией. Одни фарисеи не верят.

Они требуют новых доказательств и знамений с неба. Но с полной уверенностью можно сказать, что они не поверили бы никакому знамению. Когда человек решил ничему не верить, убедить его невозможно. Самые очевидные, поразительные факты на него не действуют.

Недаром Господь называет их «слепыми вождями» (Мф. 23:24), которые ведут слепых и готовы упасть в яму (Мф. 15:14).

Это и есть духовная слепота веры, говоря о которой Господь Иисус Христос поясняет, что пораженные ею «видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исайи, которое говорит: слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите» (Мф. 13:13–14).

Когда великий святитель Константинопольской кафедры Иоанн Златоуст выступил со смелыми обличительными речами против императрицы Евдоксии, взбешенная царица добилась декрета о его изгнании. Но в ту же ночь в столице Византии произошло сильное землетрясение. Подземные удары были особенно сильны около царского дворца и в самом дворце. Среди ночи императрица Евдоксия в ужасе, вся в слезах вбежала к императору. «Мы изгнали праведника, – воскликнула она, – и Господь за то карает нас. Надобно его немедленно возвратить: иначе мы все погибнем». Иоанна возвратили, но ненадолго. Урок был скоро забыт, и прежняя слепота овладела царицей. Ей казалось, что она напрасно поддалась испугу, что не Божий голос гневно звучал в грохоте землетрясения. Снова начались интриги, снова святитель был осужден на изгнание. И в ту же ночь в соборе св. Софии вспыхнул пожар, который разрушил храм, здание сената, богатые дома, окружавшие площадь, и угрожал царскому дворцу. Знамение гнева Божия было очевидно, но слепота уже плотно смежила духовные очи царицы и правящих сфер. Они ничего не хотели видеть, и святитель остался в изгнании.

Когда человек не хочет верить, он слеп к самым очевидным фактам и доказательствам.

Известен старый рассказ о священнике, пытавшемся убедить одного невера в возможности чудес.

– Представьте, – говорил он, – вот вы упали с колокольни и остались живы... Я знаю такой факт. Разве это не чудо?

– Нет, это случай! – возразил невер.

– Ну, допустим... Но если второй раз случилось то же, и вы опять остались живы. В этом вы тоже не признаете чуда?

– Нет, это счастье! – сказал невер.

– Но вот вы упали в третий раз – и опять без всякого вреда. Что вы скажете тогда?

– Скажу, что это... это – привычка! – нашелся невер.

Ему легче было допустить, что человек может привыкнуть летать с колокольни, чём сознаться в возможности чуда. Таковы все современные рационалисты, особенно те, которые занимаются подделкой евангельской истории: Л. Толстой, Ренан, Штраус и т. п. Признав заранее как самоочевидную и неоспоримую истину, что чудес не бывает и быть не может, они или вычеркивают из Евангелия все места, где говорится о чудесах Спасителя, или переделывают их по-своему так, чтобы вытравить все элементы чудесности.

И ничто: ни авторитет апостолов, ни свидетельство очевидцев, ни тщательно хранимое церковное предание – ничто не может убедить их в противном и рассеять их слепоту.

Откуда эта слепота?

В том свидетельстве пророка Исайи, на которое ссылается Господь Иисус Христос (Ис. 6:9–10), как мы видим выше, Он указывает причину этого явления: «ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф. 13:15).

Итак, две причины слепоты веры отмечает Господь:

1. Огрубление, порочность сердца.

2. Сознательное нежелание обратиться к Богу за помощью.

Действительно, люди не верят обыкновенно не потому, что они считают основания веры недостаточными и неубедительными, а потому, что они сами закрывают глаза свои, «да не увидят глазами и не услышат ушами», то есть просто не хотят видеть правды. А не хотят они знать правды Христовой, потому что она мешает их страстной, порочной жизни, требуя от них чистоты и святости и обличая их огрубевшее, запятнанное грехом сердце. Такое сердце всегда будет отталкивать и ненавидеть обличающую правду, как ненавидела и гнала императрица Евдоксия святителя Иоанна Златоуста, как фарисеи ненавидели Господа. Отталкивая же от себя правду, огрубевшее сердце вместе с тем отталкивается и от источника всякой правды – Бога, и обратиться к Нему не может и не хочет.

С другой стороны, и Господь не может открыться такому человеку в его порочном сердце и темной, испорченной душе, откуда изгнан свет веры, ибо для этого здесь нет необходимых условий. «Бог свет есть и тьмы в Нем несть ни единыя» (1 Ин. 1:5). А если так, то каким образом может Он раскрыться в темном, порочном сердце, ибо кое общение свету ко тьме? Только «чистии сердцем... Бога узрят» (Мф. 5:8). Кроме того Господь никогда не насилует волю человека и протягивает руку помощи лишь навстречу его собственным стремлениям, если он сам этого желает.

Что же делать человеку, страдающему слепотой веры? Где найдет он исцеление?

Там же, где нашел его слепой евангельского рассказа: в благодатном прикосновении Господа. Но для того, чтобы испытать это исцеляющее прикосновение, надо прийти ко Христу так же, как пришел к Нему слепой, с просьбой о помощи (Мк. 8:22). Необходимо обратиться к Богу. Это первое. Теплая молитва, сердечное упование на Божию помощь, внутреннее созерцание смиренного образа Христа, полного любви, – вот первые шаги, которые, по словам преподобного Макария Египетского, проясняют от веры, то есть помогают прозреть.

Второе ясно из вышеприведенных рассуждений: необходимо позаботиться об очищении сердца, а этому содействует жизнь по заповедям Божиим, возможно полное отречение от мира и принуждение себя ко всему доброму.

Необходимо начать жить так, как этого требует Евангелие.

Но, позвольте, возразят мне: и обращение к Богу и жизнь по Его заповедям уже предполагают веру, а ее-то как раз и нет. Ведь и вопрос-то весь в том, как ее зажечь. А раз я не верю в Бога, то как я могу к Нему обратиться и признать Его волю законом своей жизни? Ваш совет заключает в себе внутреннее противоречие.

Это не так, должен я возразить. Жить так, как требует вера, можно первоначально и не имея веры.

Вы помните выведенный нами закон о зарождении и укреплении веры? Факты и действие имеют больше значения для развития веры, чем слова. Вот и необходимо погрузиться как можно скорее и как можно решительнее в область фактов и личных опытных переживаний, вместо того чтобы тратить время на бесцельные и безрезультатные философствования и споры. Личный жизненный опыт, проведенный добросовестно, даст вам бесконечно больше, чем все теоретические рассуждения и пустые разглагольствования. Даже не имея веры, но живя по ее указаниям, вы скоро почувствуете правду законов этой жизни, и эта правда, пережитая и проверенная вами лично, скорее всего убедит вас. Посмотрите, какими средствами Сам Господь пробуждает веру в тех людях, которые обращаются к Нему за помощью. Прежде чем они получили действительное исцеление от Него и прежде чем убедились, что оно воистину совершается над ними, Он требует от них какого-нибудь жеста или движения, как будто исцеление уже произошло и они совершенно здоровы. От сухорукого Он требует протянуть иссохшую руку, как здоровую (Мк. 3:5); расслабленному говорит: «встань, возьми постель твою и иди в дом твой» (Мк. 2:11); слепому «велел взглянуть» (Мк. 8:25).

Везде больной сначала совершает действие по вере и одновременно возникает сама вера, которая вызывает реальное следствие – исцеление. Это следствие как непреложный, очевидный факт, оправдывающий веру, и укрепляет ее в сознании человека, придавая ей силу прочного, несомненного убеждения.

Точно так же и в нашей жизни. Поступайте по вере, исполняя волю Божию, и вы увидите, что следствия, вызванные вашими действиями, оправдают вашу веру и докажут Божественное происхождение ее законов.

«Мое учение – не Мое, но Пославшего Меня; кто хочет творить волю Его, – говорит Иисус Христос, – тот узнает о сем учении, от Бога ли оно» (Ин. 7:16–17).

Итак, вот совет людям, страждущим слепотою веры: не имея веры, жить по вере.

Не менее опасна для духовной жизни и слепота другого рода – слепота любви. Она состоит в том, что человек как бы не замечает своих ближних. Он весь поглощен собой, думает только о себе, о своих выгодах, о своих интересах. Чужая жизнь его не интересует. Он равнодушен к чужому горю, мимо чужой нужды проходит, не замечая ее, страдания ближних его не волнуют. Он весь замкнут в своем эгоизме, в себялюбивых думах.

«Вижу проходящих людей, как деревья» (Мк. 8:24), – сказал слепой, когда Господь возложил на него руки. Совершенно так же смотрит на всех людей и слепой эгоизм. Для него люди имеют не более нравственной цены, чем деревья. Теперь так и говорят: «человек человеку – бревно». Замкнутый в себе эгоист не чувствует скорби ближних, его не трогают их бедствия, и он совершенно не заботится ни о нравственном, ни о материальном их благополучии. Ближний как существо чувствующее, мыслящее, страдающее для него не существует. Ему просто нет никакого дела до других людей.

Если от этих слепых эгоистов мы обратимся к людям высокой духовной жизни, то сразу заметим, что в их психологии забота о ближних, особенно об их духовном преуспеянии, всегда составляла главную, основную черту. Из многочисленных примеров этого рода приведем здесь трогательную историю из жизни преподобного Аврамия Затворника, художественно рассказанную преподобным Ефремом Сириным в его творениях.

Блаженный Аврамий, повествует преподобный Ефрем, «имел у себя единственного брата, по смерти которого осталась сирота девица. Знакомые ее, взяв ее, привели к дяде ее, когда было ей семь лет от роду. А он велел ей жить во внешней келии; ибо сам затворился во внутренней келии. Между ними было окно, в которое учил ее Псалтири и прочим Писаниям. С ним проводила она время во бдении и псалмопении; и как он соблюдал воздержание, так соблюдала и она. Усердно же преуспевая в подвижничестве, старалась совершить все добродетели. Ибо блаженный многократно умолял о ней Бога, чтоб к Нему был устремлен ум ее и не связывался попечением о земном; потому что отец ее оставил ей большое имение, а он велел немедленно раздать его нищим.

И сама она ежедневно умоляла дядю своего говоря: «Прошу, отец, святость твою, и умоляю преподобие твое, помолиться о мне, чтоб избавиться мне от непристойных и лукавых помыслов, и от всех козней врага и от разных сетей диавольских». И так усердно подвизалась она, соблюдая подвижническое свое правило; а блаженный радовался, видя прекрасное ее житие, и усердие, и кротость, и любовь к Богу. Провела же она с ним в подвиге двадцать лет, как прекрасная агница и нескверная голубица.

Но по окончании двадцатого года хитрый на обманы змий, видя, как окрыляется она добродетелями монашеской жизни, и вся занята небесным... строил козни, чтобы уловить ее в сеть... и усмотрел и нашел сосуд, уготованный в погибель.

Был некто, носивший на себе имя монаха, и он весьма тщательно хаживал к блаженному под видом беседы с ним. Увидев же в окно блаженную деву и омрачившись умом, несчастный пожелал беседовать с ней. И долгое время, около года, подстерегал ее, пока не нашел случая и не лишил ее блаженного пребывания в этом подлинно истинном раю. Ибо обольщенная уже змием, отворила она дверь келий и вышла, по обольщению лукавого змия утратив величие боголюбезного и чистого девства.

И как у прародителей, вкусивших плода, отверзлись очи и узнали они, что были наги; так и она по совершении греха, ужаснулась умом, пришла в отчаяние, растерзала волосяной свой хитон, била себя по лицу и хотела задушить себя. Ибо с плачем говорила сама себе: «Умерла я теперь, погубила дни свои, погубила плод своего подвига и воздержания, погубила слезный труд, прогневала Бога; сама себя убила, преподобного дядю своего ввергла в самую горькую печаль и стала посмешищем диаволу. К чему же еще после этого жить мне несчастной? Увы, что я сделала? Увы, чему подверглась? Увы, откуда ниспала! Как омрачился ум мой? Как далась я в обман лукавому? Как пала, не понимаю; как по-ползнулась, не могу постигнуть; как осквернилась, не знаю. Какое облако покрыло у меня сердце, и не увидела я, что делаю? Где укрыться мне? Куда уйти? Где наставления преподобного дяди моего?.. Не смею более взирать на небо; потому что умерла я для Бога и для людей; не могу более обращать взоров на это окно. Ибо как я, грешница, заговорю опять с этим святым мужем?.. Гораздо лучше мне уйти туда, где никто не знает меня, потому что нет уже мне надежды на спасение».

Встав, немедленно ушла она в другой город, и переменив одежду свою, остановилась в гостинице. Когда же приключилось это с нею, преподобный в сонном видении видит великого, страшного видом и сильно шипящего змия, который, вышедши из места своего, дополз до его келии, и нашедши голубку, пожрал ее, и потом возвратился опять в место свое. Пробудившись же от сна, блаженный весьма опечалился и стал плакать, говоря: «Ужели сатана воздвигает гонение на святую Церковь и многих отвратит от веры? Ужели в Церкви Божией произойдет раскол и ересь?» И помолившись Богу, сказал: «Человеколюбивый Предведец, Ты один знаешь, что значит великое сие видение». Через два же дня опять видит, что змий этот выходит из места своего, входит к нему в келию, кладет голову свою к ногам блаженного и расседается, и голубка та оказалась живою, не имеющею на себе скверны. И вдруг, пробудившись от сна, раз и два позвал он Марию, говоря: «Встань, что заленилась ныне уже два дня отверзать уста свои на славословие Богу?» поелику же не дала она ответа, и второй уже день не слыхал он, чтоб пела псалмы по обычаю, то понял тогда, что видение, которое было ему, касалось Марии, и вздохнув, громко заплакал и сказал: «Увы! Злой волк похитил агницу мою, и чадо мое попалось в плен». Возвысив же голос свой, сказал еще: «Спаситель мира, Христе, возврати агницу Твою Марию в ограду жизни, чтобы старость моя не сошла с печалию во ад. Не презри моления моего, Господи!»

Два дня, в которые было ему видение, означали два года, которые племянница его провела вне. И он ночь и день не переставал умолять о ней Бога. Через два года дошел до него слух, где она и как живет, и призвав одного знакомого, послал туда в точности осведомиться о ней, заметить место, и как проводит жизнь. Посланный пошел, узнал все в подробности, видел ее лично и, возвратившись, известил о сем блаженного, описав ему все, и место, и поведение. Блаженный, уверившись, что это точно она, велел принести себе воинскую одежду и привести коня. И отворив дверь келий, вышел, надев на себя воинскую одежду и на голову высокий клобук, закрывавший ему лицо, взял также с собою одну монету и, сев на коня, отправился в путь. Как подосланный высмотреть город или страну, чтоб утаиться от жителей, носит на себе одеяние живущих там, так и блаженный Аврамий путешествовал в чужом одеянии, чтоб преодолеть врага.

Итак, прибыв на место, входит в гостиницу, останавливается в ней и смотрит туда и сюда, чтобы увидеть Марию. Потом, когда прошло довольно времени, а он еще не видал ее, с улыбкой говорит содержателю гостиницы: «Слышал я, друг, что есть у тебя прекрасная девица; с удовольствием посмотрел бы на нее». Содержатель, видя седину его и преклонные годы, осудил его; потом сказал в ответ: «Есть, и весьма красивая». Мария же была необыкновенно прекрасна. Блаженный спросил его: «Как имя ей?» Тот отвечал ему: «Мария». Тогда со светлым лицом говорит ему: «Позови ее, чтобы сегодня повеселиться мне с нею, потому что по слухам весьма полюбил я ее». Позванная Мария пришла к нему, и как скоро Аврамий увидел ее в этом наряде и в образе блудницы, едва все тело его и весь состав его не обратились в слезы; но любомудрием и воздержанием скрепил он себя в сердце своем, как в недоступной твердыне, чтобы Мария не догадалась и не убежала прочь.

Когда же сидели они и пили, блаженный начал разговаривать с нею, как человек пламенеющий к ней неугасимым огнем любви.

Так мужественно подвизался сей блаженный против диавола, и взяв пленницу, возвратил ее в брачный Христов чертог!

Когда же блаженный разговаривал с нею, она, встав и обняв, целовала выю его; лобзая же его, обоняла от кожи его ангельское житие его и тотчас вспомнила о своем подвижничестве и, вздохнув, сказала: «Горе мне одной!» Содержатель гостиницы с удивлением сказал ей: «Два года живешь уже здесь, госпожа Мария, и никогда не слыхал я твоего вздоха или подобного слова. Что же теперь с тобой сделалось?» Она отвечала: «О, если бы умереть мне за три года! Тогда была бы я блаженна». И тотчас блаженный, чтоб не подать о себе подозрения, строго говорит ей: «При мне теперь стала вспоминать грехи свои!» И, вынув тотчас монету, отдает ее содержателю гостиницы и говорит ему: «Изготовь нам прекрасный ужин; мы повеселимся сегодня с этою девицей, потому что издалека шел я для нее».

Вот мудрость в подлинном смысле по Богу! Вот духовное разумение! Какая хитрая уловка против диавола! Кто в продолжение пятидесятилетнего подвига не вкушал хлеба, тот ест мясо, чтобы спасти душу, уловленную диаволом!

Когда насладились они ужином, девица сказала: «Встанем, господин, и пойдем спать». Он отвечал: «Пойдем». И вошли они в опочивальню. Блаженный видит высоко постланное ложе и с готовностью входит и садится на нем.

Не знаю, как проименовать тебя, совершенный Христов человек! В пятидесятилетнее время своего подвижничества спав на одной рогоже, с какою готовностью воссел ты на постелю! Все это сделал ты во славу Христову: пошел один, ел мясо, пил вино, остановился в гостинице, чтоб спасти погибшую душу. А мы, малодушные, приходим в неблаговременную разборчивость, когда нужно только сказать ближнему полезное слово.

Итак, сидел он на ложе. Мария же говорит ему: «Дай, господин, сниму с тебя обувь». Но блаженный сказал ей: «Запри дверь и тогда приходи и возьми это». Она усиливалась сперва разуть его, а он не дозволял сего. Тогда заперла она дверь и пришла к нему, и говорит ей блаженный: «Подойди ко мне ближе, госпожа моя Мария». И когда подошла она ближе, Аврамий удержал ее, чтоб не могла убежать от него; снял клобук с головы своей и, заливаясь слезами, стал говорить ей: «Не узнаешь ли меня, чадо мое Мария? Не я ли отец твой, Аврамий? Не я ли воспитал тебя? Что с тобой сделалось, чадо мое? Где ангельский образ, какой имела ты на себе, чадо мое? Где слезы? Где бдение, соединенное с болезнованием души? Как с высоты небесной ниспала ты в бездну погибели! Для чего оставила и ввела меня в нестерпимую печаль?» Она же, приведенная в ужас, оцепенела, не могла поднять вверх лица своего и, изумленная, подобно камню, оставалась в руках его, преодолеваемая стыдом и страхом. А блаженный со слезами продолжал говорить ей: «Не отвечаешь ты мне, чадо мое Мария? Не для тебя ли с болезнию пришел я сюда?! На мне грех твой, чадо. Я буду отвечать за тебя Богу в день судный. Я принесу покаяние за этот грех твой». Так до полночи умолял и уговаривал ее. Она же, осмелившись несколько, проговорила ему так: «От стыда не могу обратить к тебе лица своего. Как призову пречистое имя Христа моего? Осквернена я нечистотою тинною». Блаженный говорит ей: «На мне грех твой, чадо мое; у меня с рук потребует Бог за этот грех твой; выслушай только меня, пойдем, воротимся в место свое. Умоляю тебя, чадо: помилуй старость мою, сжалься над сединами моими. Прошу тебя, чадо мое возлюбленное: встань, следуй за мною». И она сказала ему: «Если примет Бог покаяние мое, то иду; но к тебе припадаю и твое преподобие умоляю, твои святые следы лобызаю, потому что так умилосердился ты надо мною и пришел сюда извлечь меня из сети диавольской». И положив голову свою у ног его, проплакала она всю ночь, говоря: «Чем воздам тебе, государь, за все это?» Когда же настало утро, говорит ей блаженный: «Встань, чадо мое, уйдем отсюда». Она сказала ему в ответ: «У меня есть здесь немного золота и платья; что прикажешь об этом?» Блаженный говорит: «Оставь это здесь, ибо все это – часть лукавого». И, встав, немедленно вышли. Ее посадил он на коня, а сам, радуясь, шел впереди ее. И как пастух, когда отыщет погибшую овцу, берет ее на плечи свои, так и блаженный шел с радостным сердцем. И когда пришли на место, ее затворил во внутренней келий, а сам пребывал во внешней. Она же во вретище, со смирением и многими слезами, во бдении и воздержании, неуклонно и усердно достигла цели покаяния, небоязненно припадая к Богу и моля Его».

Такова любовь святых. Такова их забота о ближних, об их спасении и нравственном преуспеянии. О если бы мы хоть немного умели и хотели подражать им! Жизнь была бы бесконечно счастливее, если бы мы помнили заповедь Спасителя, данную на прощальной Тайной Вечери: «любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин. 13:34–35).

Замкнутый эгоизм с его пренебрежением к ближним тем именно и опасен, что он является главным препятствием для исполнения этой основной заповеди Господа Иисуса Христа.

Дело в том, что в природе каждого человека, созданного по образу и по подобию Божию, вместе с другими богоподобными качествами заложено и зерно естественной любви. Но в первоначальном, неразвившемся виде зародыш этот представляет лишь неопределенную бессознательную потребность любить и за пределы этой потребности не выходит. Развивается этот зародыш только тогда, когда принимает конкретную форму, иными словами, когда эта потребность любви находит для себя живой объект, то есть когда человек, движимый этой потребностью, применяется своим чувством к другому человеку, сначала, конечно, к более близкому – матери, отцу и т. д. Мало-помалу в этот круг, очерченный любовью, начинают входить и другие лица, более далекие. Число любимых постепенно растет, и одновременно растет и врожденное зернышко любви, превращаясь наконец в великую всеобъемлющую любовь.

Если вместе с тем эта любовь не остается только неопределенным, недеятельным чувством, но человек проявляет ее активно в добрых делах по отношению к ближним, в заботах о них, во внимании к ним, то она становится интенсивнее, горячее, прочнее.

Таков закон сердца, закон развития любви.

Если же человек живет жизнью узкого себялюбца, не хочет и не считает нужным ни к кому применить естественное чувство любви и развивать его практически делами добра и милосердия, то этот Божественный дар любви, данный человеку, неизбежно атрофируется, исчезает. Маленький зародыш требует ухода, внимания, без этого он увядает, сохнет, и человека постепенно охватывает мрачная, духовная слепота – слепота любви, когда он уже совсем перестает замечать и понимать своих ближних.

С терпением и великою любовью продолжая дело воспитания Своих учеников, Господь начинает понемногу раскрывать пред ними истинные понятия о Самом Себе, о цели Своей миссии и о способах ее осуществления. Наступало время, когда ученикам надо и можно было доверить эту тайну, и прежде всего открыть точно и определенно, Кто был их Учитель. Подобно большинству своих соотечественников, они представляли грядущего Мессию в образе славного царя-завоевателя, который восстановит земное царство Израиля и, может быть, покорит ему весь мир. Это льстило их национальному самолюбию, и, не высказывая прямо, но веря в сердце своем, что в лице любимого Учителя они нашли обетованного Мессию, ученики с тайной радостью и гордостью готовились разделить Его мирскую славу. Этот предрассудок надо было искоренить во что бы то ни стало; иначе им предстояло тяжелое разочарование в несбывшихся иллюзиях, что неизбежно поколебало бы и разрушило их веру в Господа. Надлежало показать им подлинный лик Искупителя-Мессии – в Его смирении, позоре, унижении, чтобы, во-первых, предохранить их от этих горьких разочарований, во-вторых, показать, в чем состоит истинное величие, мощь и нравственная красота Царства Божия и как все это далеко от их понимания, и, в-третьих, выяснить, что требуется от них самих как от последователей Мессии и продолжателей Его дела.

С осторожностью приступает Господь к этой задаче. Предрассудок был упорен, и с ним предстояла настойчивая и длительная борьба. «За кого почитают Меня люди? – спрашивает Он. За Иоанна Крестителя, – отвечают ученики, – другие же – за Илию; а иные – за одного из пророков. Он говорит им: а вы за кого почитаете Меня?»

Господь пришел на землю не для того, чтобы наслаждаться удобствами и радостью земной жизни, но для того, чтобы спасти человека. Средство для этого было только одно: стать искупительной жертвой за грех человека, пострадать и умереть. Надлежало, чтобы Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды и ранами Его исцелились (1 Пет. 2:24). Такова была воля Бога Отца, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас (Рим. 8:32). Не Сам, как человек, измыслил и избрал наш Спаситель этот путь, но он дан был Ему волею Отца. Поэтому Господь и говорит, что Сыну Человеческому много должно пострадать (ст. 31). Так решено в Высшем Совете, и от Сына Человеческого зависит не личный выбор пути, но лишь добровольное подчинение предвечному решению Бога.

И Он взял на Себя этот крест добровольного подчинения.

Я сошел с небес не для того, — говорит Он, — чтобы творить волю Мою, но волю пославшего Меня Отца (Ин. 6:38).

К этому же Он призывает теперь Своих последователей — добровольно, отказавшись от своих личных желаний, взять тот крест, который возложен на каждого из нас Богом, и идти тем же скорбным путем терпения и самопожертвования, которым шел Он, наш Спаситель.

В этом добровольном подчинении лежит и залог нашего спасения, ибо тот, кто отрекшись от себя, всецело отдается руководству Господа Иисуса Христа и Его Евангелия, тот наверное не заблудится в лабиринте жизни и благополучно достигнет цветущих берегов вечных обителей; тот же, кто жалеет себя, пытается сберечь себя и найти путь своими силами, тот неизбежно искалечит свою душу или погубит ее совершенно. Самолюбие и личный выбор непременно увлекут человека на путь мирских радостей. В этом-то и кроется громадная опасность, ибо никакие выгоды мирской жизни не вознаградят за гибель души. Жизнь с ее зыбкой почвой, с постоянной опасностью нравственных провалов, с её соблазнами и пороками, затягивающими в свою глубь, как трясина, напоминает болото.

Вот вы подошли к этому болоту, которое преграждает вам путь. Так или иначе вы должны через него перейти. Но как? Миновать, обойти кругом невозможно. Оно тянется во все стороны, насколько хватает глаз. Надо идти прямо. Тропинок не видно: кочки, камыши, ярко-зеленый мох, местами поблескивает вода, предостерегая от опасности. Направление вам неизвестно. Известно лишь, что на каждом шагу может грозить гибель: легко или увязнуть в грязи, или сорваться в чарусу, манящую своим бархатным покровом свежей нежной зелени, но откуда нет выхода. Стоит лишь попасть туда — и болото вас засосет, затянет в свою коварную, холодную бездну.

Такова жизнь.

Люди неосторожные или легкомысленные, составляющие громадное большинство, идут этим болотом, не думая много: с кочки на кочку, там где посуше, поудобнее и где, кажется, пролегает дорога, и не рассуждают, куда приведет она... Обыкновенно приходят к трясине, из которой нет выхода...

Люди увлекающиеся, с неутолимой жаждой наслаждений, бегут за блуждающими болотными огнями, которые точно дразнят их, танцуя в воздухе и улетая все дальше, дальше, будто сверкающие мотыльки, заманивая несчастных безумцев в глубь болота, и исчезают вдруг в тот самый момент, когда жадно протянутая рука уже готова схватить обманчивый призрак. Такова страстная погоня за земным счастьем, за радостями и удовольствиями жизни...

Третьи пытаются найти настоящий путь собственными силами. Самоуверенно, самонадеянно вступают они в болото. "О, мы завоюем жизнь, — говорят они, — своими руками построим мы свое счастье! Сами найдем или проложим дорогу к яркому, прекрасному будущему! Нам не нужно проводников, и мы не нуждаемся в указке! Человек — кузнец своего счастья: для этого у него есть гордый и пытливый ум!" И отважно шагают они по болоту, зовя за собой других и делая вид, будто они знают дорогу к твердым, спокойным берегам. Эти самонадеянные люди со своим упрямым самомнением обыкновенно кончают тем, что вместе со стадом своих последователей забираются в самую невылазную пучину, где и находят свою гибель.

Но в жизни никто своих дорог не знает и никто не может сказать, что день грядущий ему готовит... Поэтому благоразумный человек неизбежно будет искать руководства. Самое простое, самое естественное и самое разумное рассуждение может быть здесь только одно: болото мне незнакомо. Я не знаю дороги... Идти надо, но идти наудачу — это верная гибель. Во что бы то ни стало мне надо найти того, кто знает путь. Иначе я погиб...

Таково рассуждение всякого разумного человека в жизни. Боясь безнадежно запутаться в лабиринте сплетающихся и разбегающихся жизненных тропинок, теряющихся в таинственном тумане будущего, он всегда чувствует нужду в опытном руководстве, и где он может найти более верное, более надежное и благостное руководство, как не у Господа, Который все знает, пред Которым все явно и открыто? Однажды Фома спросил Господа: Господи!., как можем знать путь? Иисус сказал ему: Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня (Ин. 14:5-6).

Иначе и быть не может. Слабый, ограниченный, с умом, отуманенным страстями, человек никогда сам не найдет настоящего пути жизни.

Ему остается одно: взять крест свой и покорно следовать за Господом. Иначе опасность заблудиться в жизни и духовно погибнуть для него неизбежна.

Правда, и та дорога, которой Господь ведет человека через болото жизни, тяжела и кажется порой опасной. Трясина часто глубока, встречаются провалы; кажется иногда: вот-вот погрязнешь в болоте, и холодная бездна поглотит тебя и сомкнется над твоей головой. Но и в эти минуты не выпускайте руки Господней, ведущей и поддерживающей вас, и Он снова выведет вас на ровное, сухое место. Как бы то ни было, это единственная возможность пройти благополучно трясину жизни, ибо только Он знает путь. Я есмь путь... никто не приходит к Отцу, как только через Меня. Другого пути нет.

Как бы ни были тяжелы испытания, встречающие нас на этом пути, мы можем быть вполне уверены, что Господь не даст нам искушений, которые были бы выше наших сил, но вместе с испытаниями пошлет и утешение, чтобы нас ободрить, укрепить и дать нам силу перенести тяжести жизненного пути.

Но для этого надо вполне отдаться Богу, подчиниться Его руководству и отказаться от своей воли. Испытания бывают всегда серьезнее и тяжелее, когда необходимо сломить наше упрямство и подавить наше своеволие, восстающее и ропщущее против того креста, который Господь возложил на наши плечи. Если же Господь встречает полную покорность со стороны человека и если все испытания последний принимает с чувством искренней благодарности, твердо веруя, что все это посылается для его пользы, тогда искушения смягчаются, и Господь ведет человека такой нежной, любящей, благостной рукой, что тяжесть креста почти незаметна: до такой степени точно соразмеряется трудность подвига, данного человеку, с его силами, и так незаметно, с мудрой постепенностью увеличивается эта трудность по мере развития духовных сил человека.

Можно сказать, что крест каждого человека сделан точно по его мерке и что только наша нетерпеливость, непокорность и страстность делают его тяжелым.

Как бы то ни было, в каком бы положении ни находился человек и какие бы испытания ему ни пришлось перенести, можно с уверенностью сказать, что все они безусловно нужны человеку для его духовного совершенствования и что Господь посылает ему всегда самое лучшее, самое полезное, что только необходимо ему, применительно к условиям его внутреннего развития и духовного роста. Не бывает бесполезных, бесцельных, лишних страданий, ибо не жестокость, но любовь определяет наказания, посылаемые Господом человеку. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает. Наказывает же для пользы, чтобы нам иметь участие в святости Его (Евр. 12:6, 10). Поэтому если мы, будучи наказываемы плотскими родителями нашими, боялись их, то не гораздо ли более должны покориться Отцу духов, чтобы жить? (Евр. 12:9).

Кто добровольно берет на себя иго Христово, тот скоро познает, как благо это иго и почувствует, как легко Его бремя (Мф. 11:30).