Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Августин Иппонийский блаженный

Чудо с уловом рыбы — великое таинство в великом Евангелии Иоанна, а чтобы оно пристальнее привлекло наше внимание, оно записано в последней главе. Итак, в той рыбалке участвовали семеро учеников: Петр, Фома, Нафанаил¹, двое сыновей Заведеевых и еще двое, имена которых не называются. Число это относится к концу времен, потому что время исчисляется периодами в семь дней. Слова же А когда уже настало утро, Иисус стоял на берегу (Ин. 21:4) тоже относятся к концу, потому что берег есть конец моря и, тем самым, означает конец мира.

***

Обычно спрашивают относительно этой рыбной ловли учеников: почему Петр и сыновья Зеведеевы вернулись к тому, чем они занимались, прежде чем призвал их Господь? Ведь они в самом деле были рыбаками, когда Он сказал им: идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков (Мф. 4:19). Тогда, разумеется, они пошли за Ним, чтобы, оставив все, выполнить тем самым Его указание настолько, что, когда богач, которому Он сказал: пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною (Мф. 19:21), опечаленным ушел от Него, Петр сказал Ему: вот, мы оставили всё и последовали за Тобою (Мф. 19:27). Что же означает то, что теперь они, как бы оставив свое апостольство, стали теми, кем были прежде, вернули, что оставили, словно забыв то, что когда-то услышали: никто, возложивший руку свою на плуг и озирающийся назад, не благонадежен для Царства Небесного (Лк. 9:62)? Col. 1960

Если бы они это сделали, когда Иисус лежал погребенным, прежде чем воскреснуть из мертвых, — что, конечно же, они не могли сделать, ибо день, в который Он был распят, держал их всех в напряжении вплоть до Его погребения, которое совершилось до вечера; следующий же день был субботой, когда тем, кто соблюдал обычай отцов, не разрешалось трудиться; на третий же день Господь воскрес и снова призвал их к упованию на Него, которое они уже начали утрачивать, — и все же если бы они тогда сделали это, мы посчитали бы, что они сделали это из-за отчаяния, охватившего их души. Теперь же, после того, как Он восстал живым из могилы, после того, как истинность того, что плоть Его возродилась, со всей очевидностью открылась для их глаз и рук, так что ее можно было не только увидеть, но и коснуться и даже пощупать; после того, как следы от ран стали доступны созерцанию, что привело к исповеданию апостола Фому, который говорил прежде, что иначе не поверит в Его воскресение; после того, как был принят Святой Дух через дуновение Его; после того, как в уши их из уст Его излились слова: как послал Меня Отец, так и Я посылаю вас; кому простите грехи, тому простятся; на ком оставите, на том останутся (Ин. 20:21, 23), — они вдруг стали, как были прежде, ловцами рыб, а не человеков.

Так вот, тем, кого волнует этот вопрос, надлежит ответить, что тем апостолам не было запрещено добывать необходимое пропитание своим промыслом, законным, разумеется, и дозволенным (если вдруг не имеют они иных средств для существования), сохраняя при этом невредимым свое апостольство. Разве кто-то осмелится подумать и сказать, что апостол Павел не достиг совершенства тех, кто, оставив все, последовали за Христом, потому что он, чтобы не обременять никого из тех, кому проповедовал Евангелие, своими руками добывал пищу себе (ср. 2 Фес. 3:7)? В этом, скорее, исполнилось то, что он сказал: я более всех их потрудился, — и добавил: не я, впрочем, но благодать Божия, которая со мной (1 Кор. 15:10), показывая тем самым, что должно быть вменено благодати Божией то, что он и душой и телом смог больше всех тех апостолов потрудиться, без устали проповедуя Евангелие и все же не поддерживая свою жизнь, как они, от благовествования, в то время как он сеял Евангелие гораздо шире и обильнее — среди многих народов, у которых прежде не было проповедовано имя Христово. Тем самым он показал, что апостолам не была навязана необходимость, но дана была власть жить, то есть получать пропитание, благовествованием. Об этой власти упомянул этот же апостол, сказав: если мы посеяли в вас духовное, велико ли то, если пожнем у вас телесное? Если другие имеют у вас власть, не паче ли мы? Однако мы не пользовались сею властью (1 Кор. 9:11—12). И чуть позже произнес: служащие жертвеннику берут долю от жертвенника. Τάκ и Господь повелел проповедующим Евангелие жить от благовествования. Но я не пользовался ничем таковым (1 Кор. 9:13—15). Итак, вполне очевидно, что апостолам не предписывалось, но давалась власть жить не иначе, как от благовествования, и от тех, в ком, проповедуя Евангелие, они посеяли духовное, пожинать телесное, то есть подкреплять тело и, как солдаты Христовы, получать причитающееся жалование Col. 1961 будто бы от подданных Христовых Блж. Августин говорит о практике, установившейся в Римской империи, обеспечивать армию за счет провинций. Вообще stipendium, который упоминает блж. Августин, служил денежным вознаграждением римскому солдату. Однако помимо этого жители провинции должны были обеспечивать армию провизией и фуражом, а также своими средствами доставлять все это в военные лагеря. — Пер..

Поэтому же тот же блистательный воин сказал чуть ранее об этом: Какой воин служит когда-либо на своем содержании? (1 Кор. 9:7). Однако же сам он этого не делал, признавая, что более всех их потрудился. Так вот, если блаженный Павел (чтобы не пользоваться вместе с другими проповедниками Евангелия той властью, которую, конечно же, он имел наравне с другими, но нести службу на своем содержании, дабы учение его, предлагаемое как товар, не оскорбляло язычников, совершенно чуждых имени Христову), обученный иному, освоил искусство, которого прежде не знал, чтобы, как учитель, добывая пищу своими руками, не обременять никого из слушателей, — то тем более естественен поступок блаженного Петра, который, уже будучи рыбаком, делал то, что умел, к тому времени не найдя иного средства для существования.

Но кто-нибудь ответит: «А почему он не нашел этих средств, когда Господь пообещал, изрекши: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6:33)?» Разумеется, Господь таким образом исполнил то, что обещал. Ведь кто иной привел рыб, чтобы их ловили? Надо полагать, что это Он вверг их в нужду, которая заставила их пойти ловить рыбу, по той лишь причине, что Он хотел явить чудо, чтобы одновременно накормить проповедников Его Евангелия и наделить само Евангелие столь великой тайной, на которую Он намеревался указать посредством количества рыб. Мы также должны сказать теперь об этом, насколько Сам Он дарует такую возможность.

Это — великая тайна в великом Евангелии от Иоанна; и чтобы она прозвучала с большей силой, записана она в последней главе. Итак, в этой рыбной ловле участвовало семь учеников: Петр, Фома, Нафанаил, два сына Зеведеевы и двое других, имена которых умалчиваются; седмеричное число учеников указывает на конец времен. Ибо все времена проходят в течение семи дней Ср.: Блж. Августин Гиппонский. Вопросы на Семикнижие. 5,42; О Книге Бытия буквально. 5,5,12—16; 17,35; Проповеди. 83, 6—7; 114, 1, а также комментарий: Блж. Августин Гиппонский. Толкование на Евангелие от Иоанна. 9, 6. — Пер..

Господь указал здесь на то, какой будет Церковь конца мира, равно как тем другим уловом¹ указал на то, какова она ныне. Первое Господь сделал при начале Своего служения, второе — после Воскресения. Прежний улов рыбы обозначал смешение добра и зла, которое стесняет нынешнюю Церковь; теперешний символизирует одно лишь добро, которое будет в Церкви в вечности, когда мир закончится и совершится воскресение умерших. Более того, в тот первый раз Иисус не стоял на берегу, а вошел в лодку Симонову и просил его отойти от берега на глубину². <...> В том эпизоде они пойманную рыбу клали в лодку, а не вытаскивали, как здесь, сеть на берег³. <...> Одно событие имело место до Воскресения, а другое после Воскресения Господа, потому что первое обозначало призвание нас Господом, а теперешнее событие обозначает наше воскресение из мертвых. В прежнем эпизоде сети не забрасываются справа, дабы не думали, что Он указывает только на добрых, или слева, дабы не думали, что Он указывает на злых. Нет, Он велит им забрасывать сети любым образом: Закиньте сети свои для лова (Лк. 5:4). Это все, что Он говорит, подразумевая и добрых и злых. Теперь же Он говорит: Закиньте сеть по правую сторону лодки (Ин. 21:6), подразумевая тех, кто будут стоять по правую руку, то есть добрых. <...> И только те, кому надлежит воскреснуть в жизнь, то есть оказаться по правую руку⁴, кто улавливается в сети имени христианина, стоять будут на берегу, то есть при скончании мира, после воскресения. Потому они не могли затащить сеть в лодку и выгрузить рыбу, как то было прежде⁵. Церковь же хранит своих после окончания этой жизни в мирном упокоении, словно бы на глубине, до тех пор, пока сеть достигнет берега.

***

Если бы ученики делали это, когда Иисус находился во гробе, прежде чем воскреснуть из мертвых... мы могли бы подумать, что они это делаютот от отчаяния. Теперь же, когда Он воскрес из гроба, когда увидены были рубцы Его ран... когда Он вдохнул в них Святого Духа... они вдруг стали тем же, чем были прежде — ловцами, и не человеков, а рыбы¹. И вот тем, кого это волнует, следует ответить, что их апостольство не воспрещало добывать пропитание законным использованием своих умений при условии, что у них не было других средств для существования. <...> Ведь если благословенный Павел не воспользовался той властью, которую, несомненно, имел вместе с остальными проповедниками Евангелия (а они это делали), но отправился сражаться на свои средства, чтобы язычники, для которых было чуждо имя Христа, не оскорблялись его учением, если бы он нес его небезвозмездно²; если он, воспитанный иначе, постиг искусство, которого не знал никогда прежде, для того чтобы не обременялся слушатель, пока учитель трудится своими руками³, — то сколь же более можно было Петру, прежде бывшему рыбаком⁴, вернуться к работе, которую он знал, если в то время ему не на что было кормиться? Но кто-нибудь спросит: как это не на что, если Господь дает обетование: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6:33)? Так вот: Господь, что обещал, то и исполнил. Ибо Кто еще собрал рыб, которые вошли в сети? Он, надо полагать, не иначе для того довел их до нужды, которая и заставила пойти рыбачить, чтобы явить им чудо.

См. толк. на Ин. 21:2

Указывает на конец времен и то, что с наступлением утра Иисус стоял Col. 1962 на берегу, ибо берег является пределом моря, а потому символизирует конец века.

Ловя ночью, они ничего не поймали. Занялся день, и был улов, ибо они увидели день — Христа. Тогда по слову Господа забросили сети и добыли улов.

Итак, мы имеем два улова рыбы, добытые учениками Христа по слову Его. Первый относится к тому времени, когда Он избрал их и сделал Своими учениками¹. Второй относится к теперешнему моменту, когда Он воскрес из мертвых. Давайте сравним их, если угодно, и внимательно проанализируем различия между ними, ведь все это имеет отношение к утверждению нашей веры.

Итак, в первом случае, когда Господь проходил мимо рыбаков, которых прежде не видел, они тоже ничего не поймали ночью, трудясь усердно, но тщетно. Он велел им забросить сети, не сказав «справа», не сказав «слева», а сказав: Закиньте сети свои для лова (Лк. 5:4). Итак, до Воскресения сети просто закидываются — после же Воскресения закидываются по правую сторону. Далее, при первой ловле лодки оказались перегружены, а сети прорывались². Теперь же, во время ловли по Воскресении, ни лодка не перегружается, ни сеть не рвется. Когда рыбачили в первый раз, то количество пойманной рыбы не упоминалось — теперь, когда рыбачат по Воскресении, упоминается точное количество рыбы³. Давайте разберемся с первым уловом, чтобы дойти до второго. <...> В первый раз имеем сети, сети слова, сети проповеди. Итак, сети. Пусть псалом говорит: Хотел бы я проповедовать и говорить, но они чудеса превышают число (Пс. 39:6). Ясно как день, что происходит: проповедуется Евангелие, превышается число христиан. И если бы они все жили добропорядочно, не была бы перегружена лодка; если не были бы разделены ересями и расколами, не порвалась бы и сеть. <...>

Последний улов относится к святой Церкви, существующей ныне небольшим числом подвизающихся среди множества злодеев. И она пребудет в определенном ограниченном числе, в котором не будет места грешнику. <...> Они будут крупной рыбой⁴, ибо все станут бессмертными, предназначенными для жизни, не имеющей конца. Что может быть больше, чем то, что не имеет конца? Вот и евангелист хотел, чтобы в памяти твоей была та первая ловля рыбы. Иначе зачем он после всего добавил: И при таком множестве не прорвалась сеть (Ин. 21:11)? Как если бы он так сказал: «Вспомните тот первый улов, когда сеть прорвалась». Таким будет Царство Небесное: никакой еретик не залает, никакой раскольник не отойдет — все будут вместе, все обретут мир.

***

Однако то была притча в слове, а не в деянии То есть в Евангелии от Матфея Спаситель дал притчу в слове, а здесь, у Иоанна, иносказание дано через действие. — Пер.; в деянии же, как в этом отрывке То есть в отрывке из 21-й главы Евангелия от Иоанна; во второй части предложения говорится уже о рыбной ловле из притчи Евангелия от Матфея. — Пер., Господь указал, как будет при кончине века, — так и в той ловле рыбы, какова Церковь теперь. То, что Он сделал там в начале Своей проповеди, это же Он сделал здесь после Своего воскресения; там Он указал, что та ловля рыб означает ловлю добрых и злых, которых теперь имеет Церковь, эта же — только хороших, которыми она будет обладать вечно, после того как совершится в конце этого века воскресение мертвых. Наконец, там Иисус не стоял, как здесь, на берегу, когда призывал ловить рыбу, но, войдя в одну лодку, которая была Симонова, просил его отплыть несколько от берега и, сев, учил народ из лодки. Когда же перестал учить, сказал Симону: отплыви на глубину и закиньте сети свои для лова (Лк. 5:3-4). Там рыбы, которых поймали, лежали в лодках, и сеть не вытаскивали на землю, как здесь. Эти знамения и другие, если удастся их обнаружить, там служат прообразом Церкви в этом веке, здесь же — в конце века. То произошло прежде, а это после воскресения Господня, потому что там Христос указывал на нас как на призванных, в здесь — как на воскрешенных. Там сети не закидывались только по правую сторону, чтобы указать тем самым на одних лишь добрых, и только по левую сторону не закидывались, чтобы указать на одних лишь злых, но — по разные стороны. Закиньте, — сказал Он, — сети свои для лова», — чтобы мы разумели в сказанном добрых и злых вперемешку. Здесь же Он сказал: закиньте сеть по правую сторону лодки, — чтобы указать тем самым тех, которые будут стоять по правую руку, то есть только добрых. Там сеть разорвалась, чтобы указать на расколы; здесь же, поскольку тогда, в том вышнем мире святых, не будет уже никаких расколов, Он позволил евангелисту сказать; «и при таких рыбах, то есть при столь больших Блж. Августин говорит о римском счете «на пальцах». Римляне на пальцах левой руки считали единицы и десятки, а на пальцах правой — сотни. Ср. слова Ювенала о счастье человека, достигшего столетнего возраста: «Счастлив, конечно, кто смерть отложил до других поколений, / Годы считая свои уж на правой руке, а не на левой» (Ювенал. Сатиры. X, 247-248). См. о таком же счете слова преп. Иоанна Кассиана Римлянина: «Ибо сотенное число с левой руки переходит на правую, которая, хотя и имеет, казалось бы, такое же расположение пальцев, все же при исчислении превосходит [левую величиной суммы» (Преп. Иоанн Кассиан. Собеседования. XXIV, 26). — Пер.], не прорвалась сеть», как будто указывая на то, что тогда В латинском тексте Евангелия для характеристики рыб используется местоимение tanti, которое может выражать как количественный смысл («такие многочисленные»), так и качественный («такие значительные»). Блж. Августин, вводя в данном случае пояснение (cum tanti essent, id est tam magni), показывает, что в этом местоимении соединились как количественная, так и качественная характеристика, что вполне оправданно, поскольку евангелист уже сказал перед этим, что рыбы были большими и что число их было сто пятьдесят три. — Пер. она порвалась, и в противовес тому злу утверждал здесь добро.

У четырех евангелистов мы находим десять различных явлений Господа разным лицам после Воскресения. Первое было женам перед гробом¹; затем — тем же женам, когда они возвращались от гроба²; затем — Петру³; четвертое — двум идущим в Еммаус⁴; пятое — множеству людей в Иерусалиме, среди которых не было Фомы⁵; шестое — когда Фома видел Его⁶; седьмое — при море Тивериадском⁷; восьмое — всем одиннадцати на горе Галилейской, о чем упоминает Матфей⁸; девятое — когда Он явился возлежавшим на вечери ученикам⁹; десятое — когда Его уже не видели на земле, ибо в облаке вознесся на небеса¹⁰.

***

В третий раз — это ссылка не на количество явлений, а на дни. Иными словами, первый день охватывает все Его явления в день Воскресения; второй день —это события, происходящие через восемь дней после того, как Фома видел Его и поверил; теперь же третий день — день, когда ловят рыбу. И так далее, вплоть до дня Его Вознесения.

***

Смотрите, здесь сказано также, чем они обедали. Мы скажем нечто сладостное и спасительное об этом обеде, если Он соблаговолит нам самим стать участниками его. Прежде было сказано, что эти ученики, когда они вышли на землю, увидели Col. 1966 разложенные угли и на них лежащую рыбу и хлеб (ср. Ин. 21:9). Не надо это понимать так, что хлеб также лежал на углях, но следует подразумевать здесь «увидели». Если мы повторим этот глагол в том месте, где его следует подразумевать, то все может быть произнесено таким образом: «увидели разложенные угли и на них лежащую рыбу и хлеб увидели». Или даже так: «увидели разложенные угли и на них лежащую рыбу, увидели и хлеб». По велению Господа они принесли из рыб, которых сами поймали. И хотя рассказчиком не утверждается того, что они сделали это, однако же не умалчивается о том, что сделать это повелел Господь. Ведь он говорит: принесите из рыб, которых вы теперь поймали (Ин. 21:10). И поскольку Он повелел это, то кто поверит, что они не сделали этого? И вот Господь приготовил обед тем семи ученикам Своим, конечно же, из рыбы, которую они увидели лежащей на углях, добавив к ней из тех, которых они поймали, и из хлеба, который, как сказано в повествовании, они увидели. Жареная рыба есть пострадавший Христос Блж. Августин использует в этой фразе игру слов: Piscis assus, Christus est passus. — Пер. . Он же и хлеб, сшедший с небес (Ин. 6:41). В него включается Церковь, чтобы быть сопричастной вечному блаженству. Для того- то и сказано: принесите из рыб, которых вы теперь поймали, чтобы все мы, питающие такую надежду, знали, что через это семеричное число учеников, которое в этом отрывке служит прообразом нашей общности, мы участвуем в этом таинстве и сопричастны этому блаженству. Это и есть обед Господа с Его учениками. На этом Иоанн закончил свое Евангелие, хотя было еще много другого, что можно было бы сказать о Христе, как я убежден, с великим вниманием к великим вещам. Ибо здесь улов из ста пятидесяти трех рыб служит прообразом Церкви, каковой она будет, когда будет состоять только из добрых; и тем, которые верят так, уповают на это и любят это, показана посредством этого обеда сопричастность их такому блаженству.

Если к числу 10, воплощающему Закон¹, прибавить 7², воплощающее Святого Духа, получится 17. Если же это число использовать таким образом, чтобы получилась сумма всех чисел, находящихся между 1 и 17, то получится 153. Ведь если сложить 2 и 1, ты, конечно же, получишь 3. Если к 3 прибавить 3 и 4, получится 10, итак далее. <...> Итак, это число символизирует всех причастников благодати. Кроме того, это число включает в себя трижды число 50 плюс число 3, указывающее на таинство Троицы; в то же время число 50 получается умножением 7 на 7 с прибавлением 1, ибо 7 умножить на 7 равно 49. А 1 добавляется для того, чтобы показать, что числом 7 выражается Один в Своем семичастном проявлении. Мы же знаем, что именно на пятидесятый день после Вознесения Господня был послан Святой Дух, Которого ученикам следовало ожидать согласно обетованию³. Потому не случайно написано, что рыба была велика числом и размером, то есть числом 153, а размером — большая.

***

***

На ст. 10-11

Там было поймано такое множество рыб, что чуть не потонули две лодки (см. Лк. 5:7), то есть были загружены сверх меры; в самом деле, они не потонули, но тем не менее оказались в опасности. Откуда еще в Церкви такое множество тех, из- за которых мы стонем так, будто бы почти невозможно устоять перед этим множеством, которое входит в Церковь со своими нравами, совершенно чуждыми пути святых, и разрушает внутренний порядок (disciplinam) чуть ли не до основания? Здесь же они закидывали сети по правую сторону и уже не могли вытащить сети от множества рыбы. Что значит уже не могли вытащить, кроме того, что те, которые принадлежат к воскресению жизни, то есть к правой стороне, и умирают внутри сетей христианского имени, появятся только на берегу, то есть в конце века, когда воскреснут? Потому-то они и не могли вытянуть сети так, чтобы втащить в лодку пойманные рыбы, как это было сделано со всеми теми, из-за которых порвалась сеть, а лодки чуть не потонули. Но Церковь хранит этих правых, после того как они завершили эту жизнь, во сне Col. 1963 покоя, как бы спрятавшимися на глубине, до тех пор, пока сеть не достигнет берега, куда ее вытягивали, преодолевая примерно двести локтей. Там две лодки служат прообразом обрезанных и необрезанных; здесь, как я полагаю, двести локтей являют прообраз избранных из того и другого народа, обрезанных и необрезанных, словно бы сто и сто, ибо число, достигая в сумме сотни, переходит на правую руку. Наконец, в той ловле рыбы число рыб не уточняется, как если бы случилось там то, что было предсказано пророком: «Я возвестил и сказал: они превышают число» (Пс. 39:6). Здесь же они не превышали число, но имели число определенное — сто пятьдесят три. Нам следует с Господней помощью раскрыть смысл этого числа.

Ибо если мы определим число, которое символизирует Закон, то каким оно будет, кроме десяти? Разумеется, для нас совершенно очевидно, 1 что декалог Закона, то есть десять известных запо-ведей, был первоначально начертан перстом Божиим на двух каменных скрижалях (см. Втор. 9:10; Исх. 31:18). Но Закон, когда не вспомоществует благодать, создает преступников, и он только в букве, из-за чего апостол специально сказал: буква убивает, а дух животворит (2 Кор. 3:6). Так вот, пусть к букве будет добавлен дух, чтобы буква не убила то, что дух не животворит, но чтобы мы исполняли заповеди Закона не силами нашими, но по милости Спасителя. Когда же к Закону добавляется Благодать, то есть к букве — дух, в некотором роде к числу десять добавляется число семь. Конечно же, в этом числе, то есть в семи, как свидетельствуют достойные внимания места Священного Писания, кроется образ Святого Духа. Ибо, разумеется, святость и освящение, в подлинном смысле, относится к Святому Духу; отчего хотя Он — Дух Отца и Дух Сына, ибо Бог есть дух (см. Ин. 4:24), все же Дух обоих именуется собственным именем — Святым Духом.

Так вот, когда же в Законе впервые упоминается освящение, если не в седьмой день (см. Быт. 2:3)? Ведь Бог не освятил день первый, в который Он сотворил свет; или второй, в который создал твердь; или третий, в который отделил море от земли, и земля произвела траву и дерево; или четвертый день, в который были сотворены звезды; или пятый день, в который были сотворены животные, которые живут в водах и летают в воздухе; или шестой день, в который была создана земная живая душа и сам человек. Но освятил седьмой день, в который

Он почил отдел Своих (см. Быт. 1:3—2:3). Итак, Свя-той Дух выражается через число семь. Также и пророк Исаия говорит: «и почиет на Нем Дух Божий», — по-сле чего указывает на семь Его проявлений и даров, говоря: дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия, и исполнит Его дух страха Божия (Ис. 11:2—3). Что же в Апокалипсисе? Разве не упоминаются там семь духов Божиих (см. Откр. 3:1), хотя это один и тот же Дух, разделяющий каждому особо, как Ему угодно (1 Кор. 12:11)? Но семерное проявление одного Духа было названо также самым Духом, Который пребывал в пишущем, так что он упомянул о семи духах. И вот когда к числу десять Закона добавляется Святой Дух через число семь, получается семнадцать. Col. 1964 И если складывать от одного до семнадцати, то число, возрастая, достигает ста пятидесяти трех. Ибо если ты прибавишь к одному два, получится три. Если к полученным трем ты прибавишь три и четыре, то получится десять. Затем, если ты прибавишь все числа, которые следуют далее вплоть до семнадцати, то сумма достигнет вышеназванного числа. А именно если ты к десяти, до которого ты дошел, сложив от одного до четырех, прибавишь пять, получится пятнадцать; если ты прибавишь к этому шесть, и получится двадцать один. Прибавь к этому семь, и получится двадцать восемь. Прибавь к этому восемь, девять, десять, и получится пятьдесят пять. Прибавь к этому одиннадцать, двенадцать, тринадцать, и получится девяносто один. И вновь прибавь к этому четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать, и получится сто тридцать шесть. Прибавь к этому числу оставшее-ся число, о котором идет речь, то есть семнадцать, и составится то число рыб. Но здесь подразумеваются не только сто пятьдесят три святых, которые воскреснут для жизни вечной, но тысячи святых, принадлежащих благодати Духа, благодаря которой происходит примирение с Законом Божиим, чтобы благодаря животворящему Духу буква не убивала, но то, что предписывается через букву, исполнялось с помощью Духа и прощалось, если что-то будет ис-полняться недостаточно.

Итак, все, сопричастные этой благодати, прообразованы в этом числе, то есть образно вы-ражены. Это число трижды содержит число пятьдесят и сверх этого число три ввиду тайны Троицы1. Число же пятьдесят включает «семью семь» с прибавлением одного, ведь «семью семь» дает сорок девять. Один же прибавляется, чтобы показать тем самым, что Тот, Который показан в семи про-явлениях, — один. И мы знаем, что на пятидесятый день после воскресения Господа был послан Святой Дух, ожидать Который было велено ученикам в качестве обетования (см. Деян. 2:1—4, 1:4).

Стало быть, не просто так было сказано, что тех рыб было «столько» и они были «такими», то есть их было сто пятьдесят три и они были большими. Ибо так написано: «вытащил на землю сеть, полную больших рыб, которых было сто пятьдесят три». Ведь когда сказал Господь: не нарушить пришел Я закон, но исполнить (Мф. 5:17), Он намеревался дать Дух, через Который может быть исполнен закон, словно бы намереваясь прибавить семь к десяти. Произнеся еще несколько слов, Он сказал: Итак, кто нарушит одну из заповедей сих малейших и научит так людей, тот малейшим наречется в Царстве Небесном; а кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном (Ин. 5:19). И он может быть отнесен к числу больших рыб. Тот же малейший, который в делах нарушает то, чему он учит в словах, может быть в такой Церкви, которую символизирует тот первый рыбный улов, включающей добрых и злых, поскольку и он называется Царством Небесным, ввиду чего Он сказал: подобно Царство Небесное неводу, закинутому в море и захватившему рыб всякого рода (Мф. 13:47), где Он имел в виду и добрых, и злых, которые, по Его словам, должны будут разделены на берегу, то есть в конце века. Наконец, чтобы показать, что те малейшие — это превратные, которые на словах учат добру, преступая его в своей дурной жизни, и что в вечной жизни не будут они в качестве малейших, но Col. 1965 вообще их там не будет, Он после слов: малейшим наречется в Царстве Небесном — тотчас добавил: ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное (Мф. 5:20). Это, конечно, те книжники и фарисеи, которые сидят на седалище Моисея и о которых Он сказал: «что они говорят, делайте; что же они делают, не делайте, ибо они говорят, и не делают» (см. Мф. 23:2—3). То есть они учат в беседах тому, что сами преступают в нравах.

Отсюда следует, что тот, кто является ма-лейшим в Царстве Небесном, каковым ныне является Церковь, не войдет в Царство Небесное, каковым будет тогда Церковь, поскольку, уча тому, что он преступает, он не будет сопричастен обществу тех, которые делают то, чему учат. И не будет он в числе великих рыб потому, что кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном. И поскольку он здесь великий, потому он будет пребывать там, где не будет того малейшего. Разумеется, там будут столь великие, что «меньший там» будет более того, более которого нет здесь (ср. Мф. 11:11). Но все же те, которые являются великими здесь, то есть те, которые в Царстве Небесном (куда невод собирает добрых и злых) совершают добро, которому учат, будут в той вечности Царства Небесного еще более великими, — это те, которых символизируют рыбы, относящиеся к правой стороне и к воскресению жизни.

Нам надлежит поговорить далее, насколько дарует нам Бог, об обеде Господа с теми семью учениками и о том, что Он сказал после обеда, а также об окончании самого Евангелия, но не будем вмещать это в данную проповедь.

Тела праведников по воскресении не станут нуждаться ни в плодах, для воспрепятствования умиранию от болезни или распаду от старения, ни в пище телесной для утоления голода и жажды. Им будет дан столь крепкий и неустранимый дар бессмертия, что они не будут есть по необходимости, но только при наличии желания. Не то, чтобы способность, но именно необходимость есть и пить будет взята от них... подобно тому, как наш Спаситель после Воскресения вкушал мясо и пил с учениками: духовной, но в то же время реальной плотью, и не ради насыщения, но как проявление Своей силы.

***

На том, что Господь третий раз после воскресения явил Себя ученикам Своим, завершается Евангелие блаженного апостола Иоанна. Мы уже обращались к истолкованию, насколько смогли, начальной части вплоть до того места, где сообщено, что было поймано сто пятьдесят три рыбы теми учениками, которым Он явился, и о том, что сеть не порвалась, хотя эти рыбы были велики. Теперь необходимо рассмотреть то, что следует дальше, и, насколько поможет нам Господь, разъяснить то, чего, как кажется, требует дело. Так вот, когда та ловля рыбы закончилась, Иисус говорит им: придите, обедайте. Из учеников же никто не смел спросить Его: кто Ты? зная, что это Господь. Если же они знали, почему нужно было, чтобы они спросили? Если же не было в этом нужды, почему сказано, что они не смели, будто бы нужно было спросить, но они не осмелились, чего-то испугавшись? Так вот, смысл здесь в следующем: столь очевидна была истина, что Иисус явился тем ученикам, что никто из них не осмелился не то чтобы отрицать, но даже усомниться в этом. Ведь если бы кто-то усомнился, то, разумеется, должен был бы спросить. Так вот, сказано так: никто не смел спросить Его: кто Ты? — как если бы было произнесено: «Никто не смел усомниться, что это — Он».

Это число мы должны относить не к самим явлениям, но к дням, то есть первое явление произошло в первый день, когда Он воскрес; и восемь дней спустя случилось второе явление, когда ученик Фома увидел и поверил; и в этот день третье, когда Он совершил это чудо с рыбами, однако спустя сколько дней Он совершил его, не сказано. Ведь в самый первый день Его видели не один раз, как показывают свидетельства всех Евангелий, если собрать их во-едино; однако, как было сказано нами, явления Его следует исчислять по дням, иначе это не будет третьим. Независимо от того, сколько раз и какому количеству людей Он явил Себя в тот день, когда воскрес, то явление должно считаться первым, поскольку происходило в один и тот же день; второе произошло восемь дней спустя; и это третье, а далее — сколько Он хотел вплоть до сорокового дня, в который вознесся на небо, хотя и не описаны они все.

И по Воскресении Своем Господь препоручает апостолу Петру пасти стадо Свое духовное не потому, что между учениками одному только Петру предоставлено было пасти стадо Христово, но обращается Христос главным образом к Петру потому, что Петр был первым между Апостолами и как бы представителем Церкви; притом, обращаясь в этом случае к одному Петру, как к верховному Апостолу, Христос тем самым одобряет единство Церкви. Симоне Ионин, — говорил Господь Петру, — любиши ли Мя? И Апостол отвечал: Ей, Господи: ты веси, яко люблю Тя; и во второй раз был так же спрошен, и во второй раз то же отвечал; будучи же спрошен в третий раз, видя, что ему как бы не верят, опечалился. Но как мог не верить ему Тот, Кто знал его сердце? И потому, после этого Петр отвечал: "Господи, Ты вся веси; Ты веси, яко люблю Тя. И глагола ему Иисус во все три раза: Паси овцы Моя". Кроме этого, троекратное воззвание Спасителя к Петру и троекратное исповедание Петрово пред своим Господом имело еще особенную, благодетельную для Апостола, цель. Тот, кому даны были ключи Царствия и право вязать и решить, сам троекратно связал себя страхом и малодушием (Мф. 26:69-75), и Господь троекратно же разрешает его Своим воззванием и его же исповеданием крепкой любви. А пасти словесное стадо Христово усвоено всем Апостолам и преемникам их. "Внимайте себе и всему стаду, — взывает, апостол Павел к пресвитерам церковным, — в нем же вас Дух Святый постави епископы, пасти Церковь Господа и Бога, юже стяжа Кровию Своею" (Деян. 20:28); и апостол Петр к старцам: "Пасите еже в вас стадо Божие, посещающе не нуждею, но волею, и по Бозе: ниже неправедными прибытки, но усердно: не яко обладающе притчу, но образи бывайте стаду. И явльшуся Пастыреначальнику, приимете неувядаемый славы венец" (1 Пет. 5:2-4).

***

К такому исходу пришел этот отрекшийся почитатель, занесшийся в самоуверенности, уничиженный отречением, очищенный слезами, похваленный за исповедание, увенчанный мученичеством. К такому исходу пришел он, чтобы в совершенной любви умереть во имя Того, с Кем в превратной поспешности обещал принять смерть. Пусть же укрепленный воскресением Его сделает он то, что опрометчиво по-обещал, будучи немощным. Ибо надлежало, чтобы прежде Христос умер во спасение Христа, а потом Петр за проповедь Христа. Было несвоевременным то, на что дерзнула было человеческая необдуманность, в то время как истина установила такой по-рядок. Петр думал душу свою положить за Христа (см. Ин. 13:37), за Избавителя своего, в то время как Христос пришел душу Свою положить ради всех Своих, в числе которых был Петр, что, смотрите, уже свершилось. Пусть же теперь истинная крепость сердца по дару Его будет готова к тому, чтобы принять смерть по имя Господа, а не ложная будет проявлять самонадеянность, когда мы обманываем сами себя. Теперь есть то, чтобы не бояться нам ухода из этой жизни, ибо в воскресении Господа дан нам пример будущей жизни. Теперь есть то, Петр, чтобы ты не боялся смерти, ибо жив Тот, Кого ты оплакивал как умершего и Кого в плотской любви тщился удерживать от того, чтобы Он умер за нас (см. Мф. 16:21—22). Ты дерзнул было пойти впереди Вождя и убоялся преследователя Его; и теперь, когда за тебя заплачена цена, есть то, чтобы ты последовал за Искупителем и следовал за Ним вплоть до смерти крестной. Ты услышал слова Того, в Чьей правдивости ты уже убедился: предсказал, что ты пострадаешь, Тот, Кто уже предсказал твое отречение.

Но сначала Господь спрашивает то, что Ему было ведомо, и не один раз, а во второй и в третий: любит ли Его Петр. И сколько раз услышат Он от Петра, что любит, и столько же раз Он вверял Петру пасти Своих овец. К троекратному отречению присоединяется троекратное исповедание, чтобы язык выразил покорность любви не меньшую, чем страху, и чтобы, по-видимому, ожидаемая смерть прозвучала в устах не меньше, чем настоящая жизнь. Пусть станет проявлением любви пасти Господне стадо, если было проявлением страха отречение от Пастыря. Ибо те, кто пасут овец Христовых, желая в душе своей, чтобы те принадлежали им, а не Христу, изобличают себя в том, что любят они себя из стремления либо к славе, либо к власти, либо к выгоде, а не Христа любят из склонности к послушанию, служению и уважению Бога. Вот этот глас Христов столько раз и предостерегает против тех, в отношении кого сетовал апостол, что они ищут своего, а не того, что угодно Иисусу Христу (Флп. 2:21). Ведь что иное означает сказанное: любишь ли Меня? паси овец Моих, кроме следующих слов, которые Он мог бы произнести: «Если ты любишь Меня, не думай о том, чтобы себя накормить, но паси овец Моих, не как своих; ищи в них славу Мою, а не свою, господство Мое, а не свое, выгоду Мою, а не свою, чтобы ты не оказался в обществе тех, которые принадлежат к тяжким временам (ср. 2 Тим. 3:1), к тем, кто любит самих себя и прочее, что связано с этим корнем зла»? Ведь апостол, сказав: ибо люди будут самолюбивы, Col. 1968 добавил далее: «сребролюбивы, надменны, горделивы, злоречивы, родителям непокорны, неблагодарны, нацелены на злодейство, нечестивы, бесчувственны, лживы, невоздержны, непримиримы, не любящие добра, предатели, распущены, ослеплены, более сластолюбивы, нежели боголюбивы, имеющие вид благочестия, силы же его отрекшиеся» (ср. 2 Тим. 3:2—5).

Все эти пороки, словно из родника, истекают из того порока, который он поставил на первое место: самолюбие. Заслуженно было сказано Петру: любишь ли Меня ? И он ответил: я люблю Тебя. А ему было сказано: паси овец Моих. И во второй раз, и в третий. Этим самым показывалось также, что слова amor и dilectio означают одно и то же. Ведь и Господь в последнем случае не спрашивает: Diligis me? — но: Amas me ?В латинском переводе Евангелия, в стихах Ин. 21:15—17, используются как равноправные глаголы amo (который выражает чувственную, более интимную любовь) и diligo (который выражает любовь, несущую в себе привязанность, уважение, почитание). В первых двух случаях Господь Иисус Христос задал Петру вопрос: Diligis me? — и услышал в ответ: amo te. В третьем случае Господь спросил: Amas me? — и Петр ответил: amo te. — Пер. Так вот, давайте же будем Далее блж. Августин, предостерегая от плохого исполнения пастырских обязанностей, постоянно делает отсылки к качествам, на которые указывал апостол Павел в 2 Тим. 3:2—5. — Пер. любить не себя, но Его, и, пася овец Его, давайте будем искать то, что Его, а не то, что наше. Каким- то необъяснимым образом всякий, любящий себя, а не Бога, не любит также и себя; и всякий, любящий Бога, а не себя, любит также себя. Ибо тот, кто не может иметь жизнь от себя, конечно же, умрет, любя себя; поэтому не любит себя тот, кто любит себя, теряя при этом жизнь. Когда же проявляется любовь к Тому, от Кого исходит жизнь, то, не любя себя, больше любит себя тот, кто по той причине не любит себя, что любит Того, от Кого имеет жизнь. Пусть не будут самолюбивы1 те, которые пасут овец Христовых, чтобы пасти их не как своих, но как Его; и пусть не стремятся ни извлекать из них собственную выгоду, как сребролюбцы, ни властвовать над ними, как надменные, ни стяжать славу от почестей, которые получают от них, как горделивые, ни доходить до того, чтобы порождать ереси, как злоречивые. Пусть они не отступают от святых отцов, как непокорные родителям. Пусть тем, которые хотят их исправить (потому что не желают, чтобы те погибли), не отвечают злом на добро, как неблагодарные. Пусть не убивают ни свои, ни чужие души, как нацеленные на злодейство. Пусть не разрушают материнское лоно Церкви, как нечестивые. Пусть не будут лишены сострадания к слабым, как бесчувственные. Пусть не пытаются осквернять славу святых, как лживые. Пусть не дают волю своим похотям, как невоздержанные. Пусть не упорствуют в тяжбах, как непримиримые. Пусть не отказываются прийти на помощь, как не любящие добра. Пусть, как предатели, не доносят тем, кто враждебен к благочестивым, то, что узнали как тайну. Пусть не наносят ущерб человеческой стыдливости, стремясь к бесстыдному, как распущенные, не разумея, что они говорят и что утверждают (ср. 1 Тим. 1:7), как ослепленные.

Пусть не предпочитают плотские наслаждения духовным радостям, как делают более сластолюбивые, нежели боголюбивые. Ибо эти и подобного рода пороки, все ли они встречаются у одного человека или одни преобладают в одних, другие в других, как бы то ни было, все произрастают из того корня, что люди бывают самолюбивы. Этого порока особенно следует остерегаться тем, кто пасет овец Христовых, чтобы не искали они своего, но того, что угодно Иисусу Христу, и пусть не используют для удовлетворения желаний своих служение тем, ради кого была пролита кровь Христа, любовь к Которому должна разгореться до такого духовного пыла в том, кто пасет овец Его, чтобы превозмогла она даже естественный страх смерти, из-за которого мы не хотим умирать, даже когда мы хотим жить со Христом. Ведь и апостол говорит, что он имеет желание разрешиться и жить со Христом (см. Флп. 1:23), и все же воздыхает под бременем и не хочет совлечься, но облечься, чтобы смертное было поглощено жизнью (см. 2 Кор. 5:4). Col. 1969

Теперь же Господь Христос вверяет рабу овец, искупленных Его кровью, требуя от него способности пострадать вплоть до пролития крови. Он словно бы говорит: «Паси овец Моих. Я вверяю тебе овец Моих. Каких овец? Тех, которых Я искупил Своей кровью. Я умер за них. Любишь ли ты Меня? Так будь готов принять смерть за них!». <...> И Петр заплатил цену своей крови за сохраненных им овец.

***

Позже Петр благодатью Божией совершил то, что прежде не мог сделать, полагаясь на себя. Ибо после того, как Господь препоручил ему Своих, не Петровых, овец, чтобы не для себя, но для Господа он пас их, Он объявил ему о предстоящем мученичестве, которое упустил в первый раз, потому что слишком спешил. Когда состаришься, — сказал Он, — то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь. Сказал же это, давая разуметь, какою смертью Петр прославит Бога. И сталось так, что Петр принял мученичество, слезами смыв свое отречение. Что ему обетовано Спасителем, не мог отменить искуситель.

***

Прострешь руки твои — значит «распят будешь». Но, чтобы ты пришел к этому, другой препояшет тебя, и поведет не куда ты хочешь, но куда не хочешь. Сначала Он сказал ему, что случится, а потом — как это случится. Ибо не распятого, но должного быть распятым его вели, куда он не хотел, ибо, будучи распят, он отправился не туда, куда не хотел, но скорее туда, куда хотел. Еще бы! Разрешившись от тела, он хотел быть со Христом, но, если бы это было возможным, он предпочел бы обрести вечную жизнь без мучительной смерти; он не хотел, чтобы он был веден на эту мучительную смерть, желая быть уведенным от нее; он пришел к ней без желания, но превозмог ее, исполненный желания, и оставил это чувство слабости, из-за которого никто не хочет уми-рать, настолько естественное, что даже старость не могла избавить от него блаженного Петра, которому было сказано: «когда состаришься, поведут тебя, куда не хочешь».

Ради того, чтобы утешить нас, Спаситель Сам выразил это чувство в Себе, сказав: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия (Мф. 26:39). А Он, как бы то ни было, пришел умереть, и смерть для Него не была неизбежностью, но принадлежала Его воле; во власти Его было положить душу Свою и во власти Его было вновь принять ее (ср. Ин. 10:18). Но как бы ни велика была тяжесть смерти, должна была одолеть ее сила любви, которою любит Тот, Кто, будучи Жизнью нашей, возжелал претерпеть смерть ради нас. Ведь если бы не было никакой, даже самой малой, тяготы от смерти, не было бы столь великой славы мучеников. Но если Добрый Пастырь, положивший душу Свою за овец Своих (ср. Ин. 10:11), сделал из этих овец столь многих мучеников для Себя, то насколько решительнее должны сражаться за истину вплоть до смерти и против греха до самой крови те, которым Он вверил пасти самих овец, учить их и управлять ими? И поэтому из предпосланного Им примера страдания Его кто не увидит того, что пастыри еще более должны следовать за Пастырем, подражая Ему, тем более что также многие овцы подражают Ему? Тем более что есть только один Пастырь в одном стаде, и в нем пастыри сами являются овцами. Конечно же, Он всех сделал овцами Своими, ради которых Он пострадал, ибо и Сам, чтобы пострадать за всех, стал овцой.

Наконец, вручая овец своих любящему и трижды исповедавшему свою любовь Петру, Он говорит, что этот же Иоанн по Его воле может жить до Его пришествия (Ин. 21:15-25), чем, по моему мнению, Он научил нас высокому таинству, а именно: что само евангельское служение Иоанна, уносящее его к чистейшему свету Слова, где умственному взору предстает единство и неизменяемость Троицы, и весьма отличающее его от прочих как человека, в понимании которого Слово стало плотью, – (это служение) может быть точно познано только тогда, когда Господь явится Сам; поэтому Иоанн так пребудет, пока Он явится; и будет он пребывать в вере верующих, а после явится для созерцания лицом к лицу, когда придет Жизнь наша, и мы явимся с Ним во славе.

***

Весьма важный вопрос, почему апостолу Петру, когда Он в третий раз явился ученикам Своим, сказал Господь: иди за Мною (Ин. 21:19), а об апостоле Иоанне сказал: «так хочу, чтобы он оставался до тех пор, пока не приду, что тебе до того?» (ср. Ин. 19:22). Этому вопросу, чтобы обсудить и разобрать его, насколько позволит Господь, мы посвящаем последнюю часть этого труда.

Так вот, когда Господь предвестил Петру, какой смертью тот прославит Бога, говорит ему: иди за Мною. Петр же, обратившись, видит идущего за ним ученика, которого любил Иисус и который на вечери, приклонившись к груди Его, сказал: Господи! кто предаст Тебя ? Его увидев, Петр говорит Иисусу: Господи! а он что? Иисус говорит ему: так хочу, чтобы он оставался до тех пор, пока не приду, что тебе до того?ты иди за Мною. Col. 1970

И пронеслось это слово между братиями, что ученик тот не умрет. Но Иисус не сказал ему, что не умрет, но: так хочу, чтобы он оставался до тех пор, пока не приду, что тебе до того? (Ин. 21:19—22). Смотрите, до какой степени растянут в этом Евангелии вопрос, который глубиной своею заставляет ум исследователя быть в напряжении. В самом деле, почему Петру было сказано: иди за Мною, — и не сказано это другим, бывшим вместе с ним? И к тому же ученики и так шли за Ним как за Учителем. Если же это необходимо разуметь в отношении страданий, то разве Петр — единственный, кто пострадал за христианскую истину? Разве не было там в числе семи еще одного сына Зеведеева, брата Иоаннова, который после Его вознесения, как известно, был убит Иродом (см. Деян. 12:2)?

Но кто-нибудь скажет, что, поскольку Иаков не был распят, справедливо Петру было сказано: иди за Мной, — который претерпел не просто смерть, но смерть крестную, как Христос? Пусть так, если нельзя найти никакого другого, более подходящего объяснения. Почему же об Иоанне сказано: «так хочу, чтобы он оставался до тех пор, пока не приду, что тебе до того?» — и еще раз повторено: ты иди за Мною, как будто бы тот Иоанн не должен был следовать, потому что Он хотел, чтоб он оставался, пока Сам Он не придет? Кто усомнится в том, что сказано что-то другое, а не то, во что братья, жившие в ту пору, верили: что этот ученик, конечно же, не умрет, но будет пребывать в этой жизни, пока не придет Иисус? Однако Иоанн сам опроверг это мнение, показав, что Господь сказал это совершено в противоположном смысле. Ведь почему он добавил: но Иисус не сказал ему, что не умрет, — если не для того, чтобы не укоренялось в сердцах людей то, что ложно?

Но, если кому-то так хочется, пусть спорит и дальше и говорит, что сказанное Иоанном — правда, что Господь не сказал, что этот ученик не умрет, но объяснял То есть блж. Августин допускал, что появятся те, которые станут утверждать, что фразу: но Иисус не сказал ему, что он не умрет, но... — следует понимать таким образом: «но Иисус не так сказал и не произносил слов: “он не умрет”, но...». — Пер., какой смысл был в тех словах, которые Он произнес, и пусть утверждает, что апостол Иоанн жив, и пусть заявляет, что в той могиле его, которая находится в Ефесе, он скорее спит, нежели лежит мертвым В Церкви существовало несколько традиционных мнений по поводу конца земной жизни святого апостола Иоанна Богослова. Одно из них говорит о его мученической кончине: Евсевий Кесарийский в «Церковной истории» (V, 24) цитирует послание Поликрата Ефесского Римскому папе Виктору (ок. 190 г.), называя св. Иоанна мучеником (ср. также: Свт. Иоанн Златоуст. Беседы на Евангелие от Матфея. 65. Златоуст пишет, что все апостолы скончались мученически). Вторая традиция сообщала о его мученичестве — неудачной попытке язычников сварить его в чане с кипящим маслом, после которой тот чудесно остался жив, ссылке на о. Патмос, кончине в Ефесе и погребении (см.: Тертуллиан. О прескрипциях против еретиков. 36, 3; О душе. 50, 5; Свт. Иларий Пиктавийский. О Троице. VI, 39; Свт. Авросий Медиоланский. Толкование на псалом. 118, 20, 12; Блж. Иероним Стридонский. О жизни знаменитых мужей. 9; Против Иовиниана. I, 26), и даже о том, что могила была обнаружена после этого пустой (Александрийская хроника). Третья — о том, что Иоанн погребен, но не умер, а живым находится в могиле (ее передает блж. Августин). И четвертая традиция сообщает о том, что Иоанн Богослов был взят живым на небо (свт. Ефрем Антиохийский в передаче свт. Фотия в «Библиотеке»). — Ред.. Пусть он добавит к своим доводам то, что земля там, как говорят, немного шевелится и как бы мало-помалу вздымается, и пусть он неустанно, с упрямством заявляет, что это происходит от мерного дыхания Иоанна. Ибо не может быть недостатка в тех, кто так верит, если нет недостатка в тех, кто утверждает, что и Моисей жив, ибо написано, что неизвестна могила его (см. Втор. 34:6) и что он явился с Господом на горе, где был так же и Илия (см. Мф. 17:3), который, как мы читаем, не умер, а был унесен на огненной колеснице на небо (см. 4 Цар. 2:11).

Как будто бы тело Моисея не могло быть куда-то спрятано так, что люди совершенно не знали, где оно, и оттуда на время было поднято божественной силой, когда он сам и Илия вместе с Христом открылись взорам, как на время воскресли многие тела святых, когда пострадал Христос, и после Его воскресения явились многим, как говорится в Писании, в святом городе (см. Мф. 27:52—53). И все же, как я начал говорить, если некоторые отрицают, что Моисей мертв, о котором само Писание, где мы читаем, что никому не известна могила его, без всякой двусмысленности говорит, что он мертв, то тем более могут верить в то, что Иоанн не умер, а спит под землей, на основании тех слов, где сказал Господь: «так хочу, чтобы он оставался до тех пор, пока не приду». Передают также (что можно найти в некоторых, Col. 1971 хотя и апокрифических, писаниях) О погребении апостола Иоанна рассказывают, в частности, апокрифические «Деяния Иоанна» (Acta Iohannis). — Пер., что он, когда повелел сделать себе могилу, был в полном здравии; когда же она была вырыта и старательным образом приготовлена, он лег туда, словно в постель, и тотчас скончался, так что те, которые так понимают слова Господа, думают, что он не умер, но лежал, словно умерший, и, поскольку его сочли умершим, то он был похоронен спящим и остается так, пока не придет Христос, и сам указывает на то, что он жив, посредством шевеления земли; эту землю, как полагают, спящий вздымает своим дыханием, чтобы подняться из глубины на поверхность могильного холма. Я думаю, бесполезно спорить с таким мнением. Ибо могут сами увидеть те, которые знают место, происходит ли там что-то подобное и испытывает ли земля то, о чем говорят, ибо и мы, по правде говоря, слышали это от людей не совсем уж безнадежных.

Впрочем, давайте оставим это суждение, которое не в состоянии мы опровергнуть с помощью каких бы то ни было очевидных доказательств, чтобы не возник еще один вопрос, который может быть задан нам: «Почему кажется, будто сама земля над умершим человеком живет и дышит?» Но разрешает ли тот более важный вопрос то, что живое тело может лежать в глубоком сне под землей так долго, пока не придет конец века, по великому чуду, какие может совершить Всемогущий? Напротив, возникает куда более важный и более сложный вопрос: почему Иисус ученику, которого Он любил больше остальных настолько, что тот удостоился возлежать на груди Его, предоставил в качестве великого дара долгий сон в теле, в то время как Петра через великую славу мученичества разрешил от бремени самого тела и позволил ему то, что апостол Павел назвал своим желанием, написав: имею желание разрешиться и быть со Христом (Флп. 1:23). Если же верить скорее тому, что святой Иоанн сказал, что Господь не сказал ему буквально, что он не умрет, а объяснял, какой смысл Он вкладывал в те слова, которые произнес прежде; если верить, что его бездыханное тело покоится в могиле его, как и тела прочих умерших, — то остается следующее. Если действительно там происходит то, что доносит молва о земле, которая время от времени опускается и вздымается вновь, то это происходит либо ради того, чтобы таким образом подчеркнуть драгоценность его смерти, ибо она не украшена мученичеством (ведь преследователь не убил его за веру Христову), либо по какой-то иной причине, которая сокрыта от нас. И все же остается вопрос, почему сказал Господь о человеке, который умрет: «так хочу, чтобы он оставался до тех пор, пока не приду».

Другой вопрос, который следует рассмотреть, касается двух апостолов, Петра и Иоанна: почему Господь больше любил Иоанна, хотя Господа больше любил Петр? В самом деле, всякий раз, когда Иоанн упоминает себя, чтобы можно было понять это без упоминания самого имени его, он добавляет то, что его любил Иисус, как если бы Он его одного любил, — чтобы посредством этого указания отделить себя от остальных, которых Он, разумеется, любил всех. Почему он делал так, если не ради того, чтобы, говоря это, показать, что его Он любил больше? Не может быть, чтобы он сказал ложь. Какое же еще большее доказательство Своей большей любви к нему мог дать Иисус, кроме того, чтобы человек, будучи с остальными учениками-собратьями сопричастным такому великому спасению, один лишь возлежал на груди Самого Спасителя? Что же касается того, что апостол Петр больше других любил Христа, то, хотя можно привести этому множество доказательств, тем не менее, чтобы не говорить нам об остальных свидетельствах, это вполне очевидно из предшествующего отрывка, Col. 1972 в котором упоминалось о третьем явлении Господа, где Он спрашивал Петра: любишь ли ты Меня больше, нежели они? Разумеется, Он знал ответ, но тем не менее спрашивал, чтобы и мы, читающие Евангелие, узнали как из вопроса Его, так и из ответа апостола любовь Петра к Господу. Но, когда Петр ответил: я люблю Тебя, он не добавил: «больше, нежели они».

Он ответил то, что знал о себе. Ведь он не мог знать, насколько Его любит кто-то другой, не имея возможности заглянуть в чужое сердце. При этом, сказав чуть ранее: так, Господи! Ты знаешь (Ин. 21:16), — он достаточно определенно выразил этими словами, что Господь задал ему вопрос, зная, что он ответит. Так вот, Господь знал не только о том, что Петр любил Его, но и о том, что любил Его больше, нежели те ученики. И все же, если мы попробуем разобраться, кто из двоих лучше: тот ли, кто больше любит Христа, или тот, кто меньше, — кто не решится ответить, что лучше тот, который любит больше? Также если мы зададимся вопросом, кто из двоих лучше: тот ли, кого Христос любит меньше, или тот, кого больше, — то мы, без сомнения, ответим, что лучше тот, кто более любим Христом. Так вот, исходя из того сопоставления, которое я использовал сначала, Петр оказывается впереди Иоанна, но, исходя из другого, Иоанн впереди Петра. Поэтому попробуем третье. Кто из двоих учеников лучше: тот ли, который меньше, чем со-ученик его, любит Христа, и больше, чем соученик его, любим Христом, или тот, кого меньше, чем со-ученика его, любит Христос, в то время как сам он больше, чем его соученик, любит Христа? Ответ тут явно неопределенный, а вопрос становится только сложнее. Впрочем, насколько я разумею, мне легче было бы ответить так, что лучше тот, который любит Христа, а более счастлив тот, кого больше любит Христос, но для этого я должен знать, каким образом защитить правосудие нашего Избавителя (iustitiam Liberatoris nostri), любящего менее того, кем Он более любим, и более — того, кем Он любим меньше.

Итак, я попробую, полагаясь на милость Того, Чье правосудие сокровенно, по мере сил, какими Он наделил меня, порассуждать о столь сложном для разрешения вопросе, ибо до сих пор он только ставился, а не раскрывался. Давайте же в на-чале его обсуждения вспомним то, что в этом тленном теле, которое отягчает душу (ср. Прем. 9:15), мы проживаем несчастную жизнь. Но мы, уже искупленные Посредником и получившие в качестве залога Дух Святой, имеем в уповании блаженную жизнь, хотя и не обладаем пока ею в реальности. Ибо надежда, которая уже исполнилась, не есть надежда; ибо если кто видит, то чего ему и надеяться? Но когда надеемся того, чего не видим, тогда ожидаем в терпении (Рим. 8:24—25). Терпение же необходимо в несчастьях, которые каждый претерпевает, а не в благах, которыми наслаждается. И вот эту жизнь, о которой написано: «Жизнь человеческая на земле не является ли испытанием?» (ср. Иов. 7:1), в которой каждодневно мы взываем к Господу: избавь нас от зла (Мф. 6:13), — человек принужден терпеть, даже когда грехи ему отпускаются. Хотя причиной того, что он пришел в эту несчастную жизнь, был первый грех. Ибо наказание более длительно, чем вина, чтобы вина не была сочтена малой, если бы наказание завершалось вместе с ней. И поэтому или для демонстрации того, что мы заслужили несчастье, или дня исправления нашей мимолетной жизни, или для упражнения Col. 1973 в необходимом терпении наказание до времени не оставляет человека, даже если вина уже не лежит на нем, приговоренном на вечное проклятие.

Это поистине достойное оплакивания, но непреодолимое состояние тех несчастных дней, которые мы проводим в этом смертном состоянии, хотя и предпочитаем видеть эти дни хорошими. Ибо происходит это от праведного гнева Божия, о котором сказано в Писании: «Для человека, рожденного женою, жизнь коротка и наполнена яростью» (ср. Иов. 14:1). При этом гнев у Бога не как гнев у человека, то есть не является возмущением раздраженного духа1, но — спокойное исполнение правосудной кары. В этом гневе Своем Бог не затворяет, как написано, щедроты Свои (ср. Пс. 76:10), но, помимо других утешений для несчастных, которые Он неустанно дарует роду человеческому, Он, когда пришла полнота времени (зная, когда это необходимо было совершить), послал Сына Своего Единородного (ср. Гал. 4:4), через Которого Он сотворил все, послал, чтобы Он, оставаясь Богом, стал человеком и выступил Посредником между Богом и человеками, стал человеком Иисусом Христом (ср. 1 Тим. 2:5), чтобы верующие в Него, смыв банею возрождения (ср. Тит. 3:5) вину за все грехи, — в том числе, разумеется, за тот, который приходит с рождением, в противовес которому Ср.: Цицерон. Тускуланские беседы. IV, 36,77—78. — Ред. Имеется в виду «в противовес рождению», а не греху. — прежде всего и установлено возрождение, и за прочие грехи, которые были нажиты дурными поступками, — получили освобождение от вечного осуждения и жили в вере, надежде и любви, как скитальцы в этом веке, и среди тяжелых и опасных искушений его все же продвигались благодаря телесным и духовным утешениям Божиим к созерцанию Его, держась пути, которым стал для них Христос. И поскольку даже идущие по нему не остаются без грехов, которые выползают из немощи этой жизни, Он предоставил им спасительные средства в виде милостыни, благодаря чему подкреплялась бы молитва их, в которой Он научил говорить их: прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим (Мф. 6:12).

И вот действует Церковь в этой полной страданий жизни, имея блаженное упование, апостол же Петр благодаря своему первенству в апостольском служении нес в себе образ этой Церкви, символизируя ее всеобщность. Ибо что касается его самости, то по.природе он был один человек, по благодати — один христианин, по изобилующей благодати — один и тот же первый апостол. Но когда ему сказано было: дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах (Мф. 16:19), — он стал символизировать всю Церковь, которая колеблется в этом мире от разного рода искушений, будто бы от ливней, наводнений и бурь, и не падает, потому что зиждется на камне {petra), от которого Петр получил свое имя (ср. Мф. 16:18). Ибо не камень (petra) — от Петра, но Петр — от камня (apetra), как не Христос имеет имя от христианина, а христианин — от Христа. Разумеется, сказал Господь: на сем камне Я создам Церковь Мою (Мф. 16:18), потому что сказал Петр: Ты — Христос, Сын Бога живаго (Мф. 16:16). Итак, сказал Он, на этом камне, который ты исповедуешь, Я воздвигну Церковь Мою. Ибо камень (petra) был Христос (ср. 1 Кор. 10:4). Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос (1 Кор. 3:11). Итак,

Церковь, которая основана во Христе, получила от Него в лице Петра ключи от Царства Небесного, то есть власть связывать и разрешать грехи. Col. 1974 Ибо по существу Церковь пребывает во Христе, так же как по образу Петр пребывает в камне; посредством этих образов Христос понимается как камень, а Петр — как Церковь. И вот эта Церковь, которую символизировал Петр, пока она живет среди зла, через любовь ко Христу и следование Ему избавляется от зла. Больше же она следует за Ним в тех праведниках, которые сражаются за истину до самой смерти. Но сказано всей Церкви: иди за Мною. За всю ее пострадал Христос, о Котором говорит тот же самый Петр: Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам Его (1 Пет. 2:21). И вот по этой причине было сказано ему: иди за Мною.

Есть же и другая, бессмертная жизнь, которая не лежит во зле; там мы увидим лицом к лицу то, что видим теперь через тусклое стекло и гадательно (ср. 1 Кор. 13:12), даже значительно преуспев уже в созерцании истины. Итак, две жизни известны Церкви, о которых она проповедует божественным образом и на которые указывает: одна из них пребывает в вере, другая в видимости; одна — во временном скитании, другая — в вечной обители; одна — в труде, другая — в покое; одна — в пути, другая — в отечестве; одна — в совершении дел, другая — в вознаграждении созерцания; одна отказывается от зла и совершает добро, другая не имеет никакого зла, чтобы отказываться от него, и имеет великое благо, чтобы наслаждается им; одна сражается с врагом, другая царствует, не имея врага; одна проявляет стойкость среди невзгод, другая не ощущает ничего негодного; одна обуздывает плотские похоти, другая открыта для духовных наслаждений; одна постоянно заботится о сникании победы, другая безмятежна в покое победы; одна имеет помощь среди искушений, другая без каких-либо искушений радуется в Самом Помощнике; одна помогает неимущему, другая находится там, где не найти ни одного неимущего; одна прощает чужие грехи, чтобы прощены были ее собственные, другая не претерпевает того, что следует прощать другим, и не совершает того, что прощалось бы ей; одна подвергается бичеванию в виде несчастий, чтобы не возносилась она во благах, другая в полноте благодати лишена всякого зла, чтобы, не имея соблазна возгордиться, быть сопричастной высшему благу; одна различает добро и зло, другая видит только то, что является добрым. Итак, одна — хорошая, но все еще несчастная, другая — лучшая и блаженная. Эта первая была выражена через апостола Петра, та грядущая — через Иоанна. Эта всецело протекает здесь вплоть до конца века, та откладывается, чтобы состояться после конца этого века, но в грядущем веке не имеет конца. Поэтому сказано этой настоящей: иди за Мною. О той же грядущей: «так хочу, чтобы он оставался до тех пор, пока не приду».