Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Андрей Критский преподобный

Лазарь созвал настоящее собрание, и хочет приготовить из своего воскресения трапезу, достойную тех, которые любят прекрасныя и чудныя вещи. Или лучше, он уже приготовил ее, и зовет на пир всех тех, которые в страданиях своих изображают Христовы страдания. Как же он это делает? - Предлагая в снедь совершившееся над ним великое чудо. А сколь оно велико, о сем тотчас будет сказано. И так взяв теперь в руки Евангелие и вникнув в слова, постараемся открыть глубокий смысл их, остановясь на чуде, откуда рекою проливающиеся токи учения предложим желающим обильно почерпать из них. По сему пусть станет среди нас Боговидец Иоанн, сей самовидец и провозвестник неизреченных таин, возлежавший на персях Того, кто есть жизнь всех, приложивший сердце свое, как удобоприемлемый сосуд, к живому источнику, и, посредством духовнаго некотораго сообщения, исполнившийся сокрытыми в сердце Господа животворными тайнами. Он, приступая к описанию страданий Господа, один только особливо описывает чудо, произведенное над Лазарем, и говорит: Бе некто боля Лазарь от Вифании, от веси Марии и Марфы сестры ея. Посласте убо сестре его ко Иисусу, глаголюще: Господи, се его же любиши, болит. Слышав же Иисус, рече: сия болезнь несть к смерти, но о славе Божией, да прославится Сын Божий ея ради. Что Лазарь был болен, это общая слабость человеческой природы. Ибо видимая часть человека, состоя из брения и земли, много имет по природе своей недугов, возмущающих душу и обременяющих тело.

Что Лазарь был болен, это общая слабость человеческой природы. Ибо видимая часть человека, состоя из брения и земли, много имет по природе своей недугов, возмущающих душу и обременяющих тело.

А что не к смерти, сказано, была у него болезнь, но к славе Божией, дабы Сын Божий прославился чрез нее, в сем без сомнения заключается таинственный смысл, который должно объяснить в настоящем изследовании. Какую иную славу для Себя разумеет здесь Христос, как не славу Креста? - Слава Христова есть Крест; он был целию, предназначенною Им прежде веков. Ибо Иудеи, сотворившаго толикое чудо имели пригвоздить ко кресту, для славы коего Он пренебрег поношение, как говорит богословствующий Апостол (Евр. 12:2). Ибо те, которые оставались нечувствительными при многократных чудесах Его, могли ли придти в чувство, видя и сие чудо? Несмотря на то, что воскресение и восстание из гроба четверодневнаго мертвеца, приходившаго уже в согнитие, не маловажное было чудо, и ничем не меньшее других, которых они были свидетелями, - их не вразумило толикое чудо, а только более зажгло в них зависть. И так о сей славе Он говорит, о славе Креста, на котором вознамерился умереть за нас. Хотя Он еще прежде всех веков имел славу Отца, как Бог и Сын Божий, равносущный Отцу; но и святое страдание пречистой плоти своей вменяет Себе в славу, как причину всемирнаго спасения. Но обратимся на путь, который показал истинный путь жизни - Христос, говоря: Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15:13). Ибо Он знал, что по произведении сего чуда, Иудеи будут возбуждать и возмущать против Него народ, Каиафа придет в бешенство, и что Сам Он претерпит крестную смерть.

А что Лазарь был друг Его, это ясно видно. Любяше же, сказано, Иисус Марфу и сестру ея, и Лазаря. Кто столько блажен, что любим от Христа, который есть самая любовь? И что удивительнаго, если и жены, мужи по духу, любимы были Тем, который пришел всех призвать к Себе? Так много Он любил их, что и чудо, сотворенное над братом их, отличил пред прочими чудесами величием действия.

Для чего? - Ибо предвидел, что больной непременно умрет. И потому желая отклонить сомнения от людей подозрительных, отсрочивает на некоторое время путь свой, ожидая, пока он испустит дыхание, и погребен будет; и также, дабы кто-нибудь не почел неприличным то, что Он по первому слуху спешит показать чудо.

Божественное дерзновение! - душа готовая подъять страдания и совершить таинство спасения!

Это слова малодушия, и еще более неведения! Ибо они не знали, к чему идет дело. Иначе не стали бы противоречить, не произнесли бы таких слов, которыя показывают слабый и робкий дух. При том же, имея еще и нетвердую веру, они не без причины страшились. По сему за нужное считали сказать: Ныне искаху Тебе Иудее камением побити, и паки ли идеши тамо?

Сею притчею означает время страдания, которое долженствовало скоро наступить. Под днем разумей благодать и истину, освещаясь коими путник Евангелия не претыкается о камень Иудейскаго претыкания; Яко свет мира сего видит. Свет же мира есть Христос, который сказал: Аз свет в мир приидох. И еще: Аз есть свет миру. Под светом можешь разуметь и проповедь Евангельскую, и возрождение посредством крещения, и жизнь благочестивую, по словам: Тако да просветится свет ваш пред человеки (Мф. 5:16).

А под нощию - слепоту законную, по причине которой, идущий по стезям прообразований и взирающий на одну тень письмени, претыкается о Христа, служащаго камнем соблазна тому, у кого неверие ослепило очи. Почему же претыкается? Потому что не имеет в себе света благодати, который бы мог прогнать и разсеять тьму прообразовательной тени, так чтобы сияние духа осветило букву. Под днем можно еще разуметь и очевидность онаго чуда, которое подобно солнцу облистало мрачныя сердца, и вдруг всю Иудею. Ибо, не как при других чудесах, не заповедал не говорить никому о сем чуде, потому что не втайне сотворил его. Следовательно под нощию можно разуметь и тот мрак, который покрывал душевныя очи Иудеев, страдавших неведением и слепотою. Ибо не познаша, сказано о них, ниже уразумеша, во тме ходят (Пс. 81:5). Они не только не захотели смотреть на Свет, во тьме светящийся (Ин. 1:5), но не приняли в уважение, умалчивая о другом, и множества знамений. Посему справедливо они уподобляются ночи, и за неверие их справедливо Христос для них есть камень претыкания и соблазна.

Сия рече, и посем глагола: Лазарь друг наш успе. Кажется, что слова сказаны невразумительно для учеников, впрочем оне ясно выражают означаемую вещь. Посему представляя и причину, побуждающую итти к нему, говорит; Но иду, да воз6ужу его. Не тщеславясь Он говорит сие. Иначе не выразился бы так темно, что и самые ученики не поняли слов Его. Не сказал: иду, да оживлю или воскрешу его из мертвых, но да возбужу. Трудно было вдруг угадать

Они разумели пробуждение от сна.

Видишь, каков язык не напыщеннаго высокомерием учения, так что и слышавшие не могли уразуметь слов, по причине скромности выражения? Посему Он не укорил их, как часто то делал, исправляя медлительность ума их, когда они не понимали того, что Он говорил им.

Однако после того, снимая покров наводивший темноту, яснейшим образом открывает истину, и говорит прямо: Лазар умре. Они не знали, что значили слова, и сие незнание тем более показали, что дали на оныя вовсе несообразный ответ. Посему Господь, дабы изъяснить дело, весьма кстати прибавляет тотчас: Лазар умре; как бы так говоря: заключайте же из сего объяснения, что воспоследует. Ибо иду, да возбужу его, - Говорит без тщеславия. В словах своих не показывает ни честолюбия, ни безсилия или неведения, но открывает все вместе: мудрость и предведение и силу, каковыя совершенства заключались в природе Его. Так верно предсказал Он событие, как будто бы будущее было уже настоящим.

Лазарь умре: и радуюся вас ради, яко не бех тамо: но идем к нему: Видишь, как скромно выражается, и с каким неполным объяснением предполагаемой цели, идет показать чудо? Ибо, подобно как и там, где сказал: успе, не присоединил и здесь: иду, да воскрешу его; но умалчивая о том, радуюся, говорит, вас ради, да веруете, яко не бех тамо. Если б Я был там, то есть, как человек, то не превозмогла бы смерть. Но идем к нему. Для чего? Дабы вы поверили, что Я и мертвых могу воскрешать повелением Моим. Лазар умре. Прежде, когда Он неясно предсказал о смерти его словом: успе; то другом назвал его, заменив смерть именем друга; но когда прямо говорит о смерти его, то другом не называет, дабы не подумали, что Он имел к нему особливую любовь. Ибо надлежало Ему не только показать свое снисхождение, но и свое достоинство. Первое позволяло плоти все, что свойственно человечеству и естественной слабости; а другое усвояло ей то, что прилично Божеству и власти Божественной. И так радуюся, говорит, вас ради, да веруете, яко не бех тамо. Видишь, как Он при всяком случае всевает в них веру? Дабы кто не подумал, что смерть была притворная; или что Он не допустил смерть овладеть другом, что отгнал болезни и возставил болящаго. Ибо сие могло бы случиться, говорит Он, если б Я был там. Не бех тамо: но идем к нему. Говорит по человечески. Видимою частию существа Он не был там. Ибо тело, имея троякую протяженность, и будучи ограничено, переходит с места на место постепенно. Таково свойство его. И хотя соединясь с Божеством, оно получило много сверхъестественнаго, однако не уничтожилось в нем ни одно природное качество. Но невидимым Божеством своим в каком месте Он не присутствует, или какое место вмещает Его! И так радуюсь вас ради, да веруете, яко не бех тамо. Что Ты говоришь, Господи? Ты не был там, будучи везде, и все исполиняя Божеством? Правда, говорит Он, Я был, но не плотию, а величеством славы Божественной. Но идем к нему. Время исполнить закон дружбы, время явить могущество силы, время воспретить словом смерти, и гласом разрешить пелены мертваго.

Быстрая речь! Два в ней выражаются чувства: пламенная любовь, поелику он и других с заботливостию побуждает идти на смерть с Учителем;- и робкое малодушие, поелику представляет как бы на деле то, чего еще не было. Но не будем думать, чтобы укрепивший нас в вере неверием своим, пришел в такой страх. Положим, что неустрашимость, а не боязливость вдохнула ему слова сии. Ибо весьма вероятно, что от горячей и нежной любви к Учителю своему, он почувствовал нечто достойное таковаго благорасположения к Нему. Если мы, говорит он, получили от Него силу творить знамения, и другия дарования, которыми превосходим многих, то чего не должны будем потерпеть, если тогда, как Его поведут на смерть, мы оставим Его,- Того, кто возвел нас на такую славу, что мы можем и горы переставлять, и большее сего творить? И так последуем за Ним, чтобы и жить и умереть с Ним. Язык смелый! Намерение отважное! Идем и мы, да умрем с Ним. Что ты говоришь? Еще не видишь предающаго, а возвещаешь смерть? Ищу вечери. Где умывальница? Где же стража, с которою идет изменник, дабы предать своего Благодетеля под лицемерным знаком любви? А народ где? Светильники, дреколия, мечи, с которыми вышли, как на разбойника? Еще не видно лобызания, взятия, приведения к Анне, осуждения у Каиафы, предстояния у судилища Пилатова, посмеяний, червленой ризы, терноваго венца, трости, заушений, заплеваний, биений, ударов. Еще Пилат не умывает водою рук своих, и не обагряется кровию. Еще нет креста, нет гвоздей. А ты говоришь: идем и мы, да умрем с Ним! Так, говорит он, я предвижу будущее, как настоящее. Ибо знаю, что Он воскресит Лазаря, разжет зависть в Иудеях, и тогда сбудется это. Идем и мы, да умрем с Ним. Не о себе только говорит, но возбуждает дух и в других.

Так сие происходило. Между тем Лазарь был уже мертв, и истлевал, тогда как предстает Иисус, Христос и Бог, и жизни Дарователь. Прежде надлежало сокрушиться сосуду, и потом уже притти скудельнику. Прежде надлежало разрушиться дому, и тогда уже явиться строителю. И так когда теперь Христос, Бог Слово, входит в Вифанию, последуем и мы туда за Ним словом своим. Что говорит Евангелие? Пришед же Иисус. Куда и откуда? - В Вифанию из-за Иордана. Но где нет Христа? Или какое место может быть без Него? Впрочем здесь надобно разуметь о Нем, как о человеке, а не как о Боге. Бог есть существо безпредельное и невместимое, которое ничем ограничить нельзя. Пришед же Иисус, обрете его четыре дни уже имуща во гробе. И сие Он учинил с мудрою целию. Дабы стихии разрешились на свои части, и чудо соделалось тем славнее; для того он медлил в пути. Ибо во столько дней должен был уже повредиться лежащий во гробе, между трупами мертвых. И так обрете его четыре дни уже имуща во гробе. Дабы тридневно Воскресший наперед воскресил четверодневнаго, и видели неразумные Иудеи, что начавший уже гнить и тлеть по одному слову вышел из гроба. Обрете его четыре дни уже имуща во гробе. Чем более прошло времени от погребения, тем удивительнее была сила Христова.

И подлинно, город был неподалеку и неудивительно, что многие пошли к ним: или для того, чтобы иметь удовольствие видеть благочестивую жизнь сих двух жен, так как она всем была известна; или по причине сего печальнаго и скорбнаго случая. Притом множество собравшагося народа могло засвидетельствовать чудо, а следовательно такое собрание и не безполезно было.

Мария не знала, что Иисус идет. Иначе, не сидела бы дома. Впрочем, если б и знала, то по благоприличию должна была оставаться дома, дабы принимать утешения от посетителей. Но Марфа была живее по характеру и простее, и по сердцу откровеннее. Почему и побежала к Нему на встречу, дабы показать важность Его присутствия и известить о смерти друга.