Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Филарет Московский (Дроздов) святитель

Христос воскресе!
Христова Церковь торжественнейшим образом огласила ныне слух наш высочайшим из благовестий: «В начале бе Слово, и Слово бе к Богу, и Бог бе Слово» (Ин. 1:1), и так далее. И как мы знаем ея обычай – Евангельским чтением ознаменовывать таинство дня, и подават нам предмет благоговейнаго размышления и духовнаго поучения: то что теперь должен я делать?
Стараться ли мне восторгнуть ваши души от земли, вознести превыше солнца и звезд, вести на небеса небес, мимо низших и высших чинов Ангельских, до крайних высот сотвореннаго, туда, где нет времени, потому что там открыта не преходящая и не делящаяся вечность, где пространство изчезает в безпредельности, откуда обратным взором удостовериться можно, как не преувеличено, как даже слабо выражение Премудраго, что «якоже стражик в превесах, тако весь мир» пред Богом, «и яко капля росы утренния, сходящия на землю» (Прем. 11:23)? Требовать ли, чтобы вы «стали на страже» созерцания со святым Евангелистом Иоанном, выше, нежели стоял на своей страже Пророк Аввакум: пoелику Пророк созерцал Сына Божия в явлении Его воплощения, а Евангелист созерцает Его в таинстве Его Предвечнаго рождения? Беседовать ли к вам о «начале», в возвышеннейшем значении сего слова, о «начале всякаго начала», как изъяснился Царь Пророк (1 Пар. 29:12), о начале, которое далеко предшествует началу времени и всего, что во времени, – о начале, от котораго все начинается в самой вечности, но которое никаким дальнейшим началом, равно как и концем, не ограничивается? Искать ли мне слов, дабы, сколь можно ближе к вашему разумению, и изрещи вам «Слово», которое не только человеческий, но и Ангельский ум постигнуть, и язык изъяснить, не достаточен, – «Слово», которое изрек единственно, и вечно изрекает, или раждает Един вечный Отец Слова, и которое Само изрекло все прочия существа, не именовательно к слышанию и познанию, но существенно к бытию и благобытию? Пересказывать ли, как-нибудь простее, выспреннее сказание верховнаго Богослова, что «в начале бе Слово», то есть, Оно не началось, так чтобы вы могли представлять Его некогда не бывшим, но в довременном и вечном начале всегда «было», равно как всегда есть и всегда будет, пoелику есть присносущно: что «Слово бе у Бога», то есть, «Единородный Сын, сый в лоне Отчи» (Ин. 1:18), рождением Своим не отделился и не отлучился от Бога Отца, но есть единосущен Отцу и Святому Духу; что «Бог бе Слово», то есть, имя Бога в том же истинном смысле, в каком принадлежит Богу Отцу, равномерно принадлежит и Сыну Божию, подобно как и Духу Святому, впрочем, так, что в трех Божеских Ипостасях един токмо есть Бог по существу; что сим ипостасным Словом Божиим сотворено все без изъятия, земное и небесное, видимое и невидимое; что в Нем заключается «жизнь», или источник жизни всего живущаго, и наипаче живущаго духовною и безсмертною жизнию; что сия источная жизнь всегда была и есть «светом» для человеков, который сиял для них в раю, не совсем скрылся от них на земли, не угашен язычеством. Хотя им не усмотрен и не принят, знаменовал себя тенью в законе Моисеевом, зарею – в Пророках, доколе наконец, как солнце и день, явилось воплощенное Слово, с полным светом истины, с животворящею и чудодействующею силою, и в Его жизни, проповеди, деяниях, даже в вольном страдании и смерти, наипаче же в воскресении – «видехом славу Его, славу, яко Единороднаго от Отца, исполнь благодати и истины?» (Ин. 1:14)
Видите, что я едва только покушаюсь богословствовать под руководством Святаго Иоанна Богослова: и, может быть, в немногом, что я сказал, уже много дерзновения для немощи моего слова и, не прогневайтесь, может быть, и для немощи вашего слуха. И между богодухновенными Евангелистами не одному ли сыну громову дано так торжественно возгреметь благовестием пренебесной славы Бога Слова?
Впрочем, как слыша звуки грома, хотя мы не разумеем их так ясно и раздельно, как некогда тот же сын громов разумел таинственные гласы седми громов, однако чувствуем, что они нам возвещают величие Божие: так, слыша высокие глаголы Святаго Иоанна о Боге Слове, хотя мы не достигаем совершеннаго их разумения, и по недостатку чистоты ума, и по недостижимой высоте самаго предмета, тем не менее можем чувствовать, что ими нам возвещается, Божественное само в себе, спасительное для нас, величие Господа нашего Иисуса Христа. И сего довольно.
Можно удивляться и недоумевать, как это случилось, что Богомудрая Наставница наша, Святая Церковь, на сей день веселия назначила нам из Евангелия столь трудный урок. В день воскресения не ближе ли было бы беседовать из Евангелия собственно о воскресении, в день радости всеми способами возбуждать и питать радость? – Радость не была ли первым порождением воскресения, хотя в то же время действовал и страх от внезапнаго явления чудес? – Пришедшия «видети гроб» (Мф. 28:1), но получившия весть о воскресении Господа, «со страхом и радостию велиею текосте возвестити учеником Его» (Мф. 28:8). Не повелел ли Сам Воскресший радоваться в день воскресения? – «Се, Иисус срете я, глоголя: радуйтеся» (Мф. 28:9)! Что было с Апостолами, когда они увидели Воскресшаго и удостоверились в Нем Его крестными ранами? – «Возрадовашася убо ученицы, видевше Господа» (Ин. 20:20). Да и Церковь не признает ли ныне, более нежели когда-либо, владычество радости, наполняя почти все Богослужение торжественным песнопением, преимущественно пред чтением и учением?
Говорю сие не с тем, чтобы входить с Материю-Церковию в состязание о ея уставе, но чтобы дать вам способ лучше уразуметь ея устав, и тем лучше исполнить его.
Какая же была мысль Матери-Церкви, по которой она среди радости призывает чад своих к трудному размышлению о высокой истине, или к высокому созерцанию таинства истины? – Без сомнения, не уместным сие признала бы она, если бы предполагала в нас радость, ниспадающую в чувственность, смешанную с суетою, разсеянную, шумную: а если признала сие уместным, то, без сомнения, в том предположении, что праздничная радость наша должна быть духовная, чистая, мирная, возвышенная; ибо такая радость не только не препятствует основательному и глубокому размышлению, но и делает человека более обыкновеннаго способным к высокому созерцанию. Евангельская история представляет убедительные сего примеры. Когда будущая матерь Предтечева и будущая Матерь Господня, узрев друг друга, возрадовались чистою радостию, и радость праведной Елисаветы сообщилась и младенцу во чреве ея: какое было последствие сих трех радостей? – То, что обе матери пришли в божественный восторг, и обе пророчествовали. Когда Фома, долее других Апостолов неверием лишенный радости воскресения, вдруг обильно почерпнул ее из ран Воскресшаго: как действовала в нем сия радость? Она разрешилась Богословием. «Отвеща Фома, и рече Ему: Господь мой и Бог мой» (Ин. 20:28)! И это весьма естественно: ибо ничто так прямо не ведет к мысли, к вере и к удостоверению о Божестве Иисуса Христа, как Его воскресение.
Итак, мы несколько дознали теперь, какова должна быть настоящая радость наша, дабы она соответствовала и достоинству своего предмета, и намерению Матери-Церкви. «О чада светообразная Церковная!» Умейте пользоваться светом, который так обильно изливает на вас Воскресший Господь! Если не так легко уметь хорошо богословствовать: кажется, не трудно, по крайней мере, уметь хорошо радоваться. Внимайте себе, и тщательно наблюдайте, чтобы праздничная радость ваша была духовная, чистая, мирная, возвышающая души ваши.
Когда, от мудрых, может быть, дев наведавшись о минуте, благоугодной Небесному Жениху, в полунощи, со светильниками, вы окружили Его чертог, наполнили Его храм; похищенные у сна часы и начатки дня посвятили и посвящаете славословию, Евангелию, Таинству, слову истины: сим являете вы знамения радости духовной и чистой. Когда подаете друг другу целование мира, не устраняя никого, к вам приближающагося: вот признак радости мирной. Когда всякия уста, всякое ухо исполнены именами Христа и воскресения: охотно признаю сие выражением радости, возвышающей души ваши туда, где царствует Воскресший. До сих пор, кажется, все хорошо. Святое утро озарено светом радости святой.
Но сей ночи и сего утра будет ли достоин день, и вечер, и седмица, которую Церковь определила для радости Воскресения? Радость духовную не поглотит ли вскоре веселие чувственное? То, что для души вашей собрали вы во храме, вне храма не разсеет ли суета без остатка? После зрелища священнаго, небеснаго, Божественнаго, не понадобятся ли вам низкия зрелища мирския, на которых игрушка-вещь, и, что еще хуже, игрушка-человек, будут играть вниманием вашего ума, и движениями вашего сердца, на которых разновидно олицетворенныя, – страсть, безумие, порок, оспоривать будут друг у друга ваше время, ваши похвалы, ваши деньги, – может быть, те деньги, в которых отказано бедному? Не сие ли Пророк называет посрамлением радости? «Посрамиша, – говорит, – радость сынове человечи» (Иоил. 1:12).
Советую и молю, благоговейно чтимую в начале радость не посрамлять в последствии. Прилично ли обращать в игру и забаву такую радость, которая нам приобретена жертвою и страданием? «Пасха наша за ны пожрен бысть Христос. Темже, – заключает Апостол, – да празднуем не в квасе ветсе, ни в квасе злобы и лукавства, но в безквасиих чистоты и истины» (1 Кор. 5:7-8). «Яко во дни, благообразно да ходим: не козлогласовании и пиянствы, не любодеянии и студодеянии, не рвением и завистию, но облецытеся Господем нашим Иисус Христом» (Рим. 13:13-14). Довольно у Него света и нетленной радости для всех и каждаго, чтобы никто не имел нужды, мимо Его, преследовать призрачный блеск, и безсмертной душе искать пищи в тлении. Ищите же радости всегда в истинном Ея источнике. «Радуйтеся всегда о Господе, и паки реку: радуйтеся» (Флп. 4:4). Аминь.

 

 Пoелику человек сотворен по образу Божию: то из сего самаго заключить можно, что и в даре слова он получил нечто по образу творческаго Слова Божия.
Предложенное теперь размышление должно быть достоверно: пoелику основано на непреложной истине Священнаго Писания. Но дабы кто не усомнился в том, верно ли из истины Божественной извлечено наше заключение: представляем вам свидетельство святаго Мужа, который из одного с нами начала вывел одинаковое с нами заключение. Глубокий, при всей простоте слова, созерцатель вещей Божественных и человеческих, Макарий Египетский, о состоянии человека, «когда он еще небеснаго образа был причастник», пишет следующее: «доколе Слово Божие было с ним, и хранил заповедь, все имел». И далее: «самое Слово в нем сущее, было ему вся, то есть оно было ему и разум, и чувство, и наследие, и учение. Что бо Иоанн глаголет о Слове? «В начале бе Слово». Видиши, что Слово было вся». И еще: «Вся ему было Слово и доколе пребывал храняй заповедь, друг был Богу» ({Бесед. 12:6–8). Слово Божие было человеку все; в Слове Божием имел он все, говорит Святый Макарий. Я только договариваю: Слово Божие было человеку и могуществом его собственнаго человеческаго слова; в Слове Божием имел он и силу благословения. Не удивительно, если сила сия была велика: сие напротив очень естественно, когда она так близко происходила от Божественнаго начала. Гораздо страннее было бы представлять ее столь же ограниченною в человеке совершенном, как и в человеках, отчужденных от жизни Божией.

Благословение, по своему имени, происходит от благаго слова. Если же хотите доискиваться, откуда происходит благое слово, где первоначальный его источник, и глубочайший корень его силы: то найдете, по указанию Божественнаго мудреца Иоанна, что в начале бе Слово, и Слово бе у Бога, и Бог бе Слово: – в Том живот бе, и живот бе свет человеком (Ин. 1:1, 4). Поелику человек сотворен по образу Божию: то из сего самаго заключить можно, что и в даре слова он получил нечто по образу творческаго Слова Божия. Святый Иоанн доводит сию мысль до высочайшей степени знаменательности, когда говорит, что та самая жизнь, или сила, которая есть в Боге Слове, соделалась светом человеков. Внутренний свет человека проявляет себя в слове. Итак, поелику Бог Слово рече, и быша, и притом вся добра зело: то не удивительно, что и человек, когда он находится в возвышенном состоянии образа Божия, из полноты веры в Бога Слова, Котораго живот бе свет человеком, из глубины благости сердечной, изрекает слово, и оно действует, оказывается могущественным, творит благо.

 Святый Иоанн доводит сию мысль до высочайшей степени знаменательности, когда говорит, что та самая жизнь, или сила, которая есть в Боге Слове, соделалась светом человеков. Внутренний свет человека проявляет себя в слове. Итак, пoелику Бог Слово «рече, и Быша» (Пс. 32:9), и притом «вся добра зело» (Быт. 1:31): то не удивительно, что и человек, когда он находится в возвышенном состоянии образа Божия, из полноты веры в Бога Слова, Котораго «живот бе свет человеком», из глубины благости сердечной, изрекает слово, и оно действует, оказывается могущественным, творит благо.

 В Боге-Слове жизнь, и сия жизнь есть свет человеков. Причастие жизни сущей в Боге-Слове и света его – есть истинная жизнь человека. Она есть деятельное состояние света, спокойствия, свободы, силы, чистоты, нетления.
Следственно, разлучение с жизнию Бога-Слова, и отчуждение от света Его, есть истинная смерть человека. Она есть состояние мрака, скорби, беспокойства, немощи, нечистоты, наконец, тления.
Следственно, возобновление общения с жизнию Бога-Слова, и возвращение к свету Его, есть истинное воскресение человека, в котором участвующий блажен и свят.

 

 

Пoелику все верующие во Христа суть чада Божии, как сказует Св. Иоанн Богослов: «елицы прияша его, даде им область чадом Божиим быти, верующим во имя Его» (Ин. 1:12.): то понятно и достоверно, что все верующие, или иначе, все причастники небеснаго звания, все христиане, от перваго до последняго, суть «братия», не по плоти, не по благодати, не по земному, но по небесному родству, как чада Отца небеснаго, как дети Матери Церкви.

Но если бы кто вздумал спросить, как это сделалось, что Безначальный начался, что Слово стало плотию, что совокупились разстоящия естества в едином лице Богочеловека: заградим слух, и ум, и сердце от духа пытливаго; почтим и ныне безмолвным благоговением Божественную тайну, в которую и «Ангелы» только «желают приникнути» (1 Пет. 1:12), – желают «приникнути», потому что любят премудрость Божию, но не дерзают испытывать, потому что благоговеют пред Божиею непостижимостию.

Слово Апостольское часто к мысли о благодати обращается, и все в Христианстве на ней утверждает.   Хочет ли изъяснить цель, силу и действие воплощения Сына Божия и пришествия Его на землю? И сие изъясняет мыслию о благодати: «благодать и истина Иисус Христом бысть» 

***

Так определяется значение, и открывается сила изречений Христа Спасителя, что Он «на сие родился, и на сие пришел в мир, да свидетельствует истину»; что только «пребывающие в словеси Его» имеют надежду «уразуметь истину»; что Он Сам «есть истина», и «путь» к «истине и жизни". «Благодать и истина Иисус Христом бысть» (Ин. 1:17), говорит возлюбленный ученик Его. Почему прежде «благодать», и потом «истина»? – Потому, что человек не только не знал истины, но и был виновен в непринятии истины, и за то недостоин ее нового откровения; и потому потребна была «благодать///», преизбыточествующая милость, чтобы удостоить его нового и высшего откровения истины. 

Какого откровения истины? – Тот же возлюбленный ученик объясняет: «Бога никто же виде нигде же; Единородный Сын, сый в лоне Отчи Той исповеда» (Ин. 1:18); – исповедал Бога, не только как творца и Вседержителя, но, что особенно и дивно, и вожделенно, как Отца, милующего, любящего и спасающего. «Тако бо возлюби Бог мир, яко и Сына Своего Единороднаго дал есть, да всяк веруяй в Него не погибнет, но имать живот вечный» (Ин. 3:16).
Не скажет ли мне кто-нибудь: это истина Божия; предоставляем ее богословам; нам предлежит подвиг о истине естественной, полезной для человека и для общества человеческого? – А мне, братия, предлежит забота и подвиг о том, чтобы вы не отстраняли от себя истины Божией. Для чего хотят рассекать истину? – Рассекать, значит убивать. Нет жизни без единства. Неужели думают, что истина Божия и Христова есть нечто постороннее для истины естественной, полезной человеку и обществу человеческому, и что последняя так же может жить без первой, как и в соединении с нею? – Посмотрите на народы и на общества человеческие: христианские и нехристианские. Не там ли ясно светит истина естественная: естествоиспытательная, умственная, нравственная, созидательная, благоустроительная и благоукрасительная для человеческих обществ, где сияет солнце истины Божией и Христовой? Не ночь ли покрывает естественные способности и жизнь народов, над которыми не взошло благодатное солнце истины Божией и Христовой? Исторгните солнце из мира: что будет с миром? Исторгните сердце из тела: что будет с телом? Надобно ли сказывать? Исторгните истину Божию и Христову из человечества: с ним будет тоже, что с телом без сердца, что с миром без солнца.

Если ты побежден грехом: Агнец Божий побеждает его в тебе. Если ты продан под грех: искупляет тебя. Если ты связан грехом, как ярмом: разрешает тебя. Если ты падаешь под бременем греха: возставляет тебя. Если даже ты умерщвлен грехом: Бог воскресивший Христа, и мертваго тебя «прегрешеньми сооживит Христом» (Еф. 2:5); «кровь Христова, иже Духом Святым себе принесе непорочна Богу, очистит совесть» твою «от мертвых дел, во еже служити» тебе «Богу живу и истинну» (Евр. 9:14).

Ходатай нового завета, Господь Иисус, как только начал созидать свою Церковь призванием Апостолов, сказал первым ее членам: «отселе узрите Небо отверсто, и Ангелы Божия восходящия и нисходящия над Сына человеческаго» (Ин. 1:51). Это почти тоже, как бы Он обещал им, что они скоро «приступят к... тмам Ангелов». Когда же, и как исполнилось то, что Господь обещал и что Апостол видел уже исполнившимся? Видно, что сие началось от самых слов обещания Господня: «отселе узрите небо отверсто»; вполне же и торжественнее совершилось, думаю, в воскресении Господнем, и в вознесении на небо.