Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Даниил Сысоев священник

Апостол описывает этот высочайший путь: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий».

Апостол начинает с того дара, о котором позднее будет говорить, что этот дар особенно популярен был в Коринфской Церкви: «Даже если я буду говорить на всех языках, которые есть на этой планете, более того, даже если я буду знать языки ангелов, а любви не буду иметь, то мне это всё будет бесполезно». Здесь возникает вопрос: что такое «языки ангелов»? Иногда приходилось слышать от пятидесятников, харизматов, что ангельские языки — это бессмысленные бормотания, которые они изрекают. Нет, ангельские языки — это особая форма мысленного общения, которое имеют ангелы между собою. Мы знаем, что пророки видели, как ангелы отвечают один другому.

Серафимы поют: «Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! Исполнь Небо и земля славы Твоея». Мы помним это из шестой главы Книги пророка Исаии. «Вокруг Него стояли серафимы; у каждого из них по шести крыл: двумя закрывал каждый лице свое, и двумя закрывал ноги свои, и двумя летал. И взывали они друг ко другу и говорили: Свят, Свят, Свят Господь Саваоф! вся земля полна славы Его!» (Ис. 6:2—3).

Еще мы с вами помним из Апокалипсиса про херувимов, стоящих вокруг престола Божия. «И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Откр. 4:8).

Но, передавая друг другу откровения, они не пользуются человеческой речью, потому что, будучи бесплотными духами, они просто обмениваются мыслями. Грубо говоря, общаются телепатически. «И даже если человек умеет телепатически общаться, но не имеет любви, это никакой пользы не приносит», — говорит апостол Павел. Если кто-то умеет общаться, как ангелы, то толку ему от этого никакого нет, если он не умеет любить. И здесь Феофан Затворник говорит так: «Любовь — внутренняя сила жизни. Погружаясь в Боге и Богом исполняясь, она и Божие всё, и свое иждивает на братий, в которых также живет не мыслию, а сердцем, всё, их касающееся, почитая касающимся себя. Это самораспятая жизнь, неистощимый источник всякого добра. Говорение на языках — совсем внешнее дело, и в естественном порядке им занята разве только память, а в благодатном и того нет».

То есть в обычной жизни, когда человек говорит на разных языках, они только память занимают, и всё. Если человек знает много иностранных языков, ума ему это не добавляет. Помню, во время реформы наших духовных школ семинаристы говорили, что у нас плохо учат в духовных школах, потому что мало уделяют внимания иностранным языкам. В результате, когда стали больше уделять внимания иностранным языкам, резко понизился уровень знания вероучения. Спрашивается, и зачем это надо было делать? Какой смысл в изучении иностранных языков? Просто набрать себе инструментов, которыми не умеешь пользоваться? Ну, умеешь ты разговаривать на иностранном языке, тебе легче за границей общаться. Но если тебе не о чем говорить, то это бесполезное занятие. Тем более это бессмысленно в духовном, в благодатном устройстве жизни — в Церкви Божией. В Церкви Божией дар говорения на иностранных языках, если он не используется для миссии, для проповеди, — дар бесполезный, бессмысленный.

Феофан Затворник пишет: «Ибо и ослица могла говорить, когда то нужно было, и камение возопиют, говорит Господь, когда некому будет изречь волю Божию. Говорящий без присутствия внутренней жизни точно есть медь звенящая, или кимвал звяцаяй. Первым выражается однотонный звук, как удар по куску меди, или по медной вещи, а вторым и перемены тонов, но без значения. По-гречески — αλαλάζον — лалачит, а ничего определенного не сказывает».

Поэтому говорение на иностранных языках без любви, которым так гордились коринфские христиане, — подобно битью в металлические предметы или использованию какой-то трещотки, железяки, которая звуки без толку издает. Причем Златоуст говорит так: «Видишь ли, как он возвысил этот дар и как после низвел и уничижил его? Не просто сказал: тогда я ничто, но: бых яко медь звеняща, нечто бесчувственное и бездушное, издающее звук попусту, без цели и без всякой пользы, и не только пользы никому не приносящее, но для многих кажущееся беспокойным, тягостным и несносным».

Слово «кимвал» означает и железную тарелку, и трещотку. Точно так же человек, который «треплется» на разных иностранных языках (а при этом никто ничего не понимает), действительно, как трещотка, только утомляет людей. Поэтому «если узнаю все человеческие языки, а сверх того и языки невидимых Сил, но любви к ближнему иметь не буду, то ничем не отличусь от неодушевленных орудий», — добавляет Феодорит Кирский.

«Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто». Заметьте, если ты даже пророк, это не означает, что ты существенно с Богом соединился. Очень часто люди, читая эти слова, думают, что здесь есть какое-то преувеличение. Но святые отцы говорят, что нет, не преувеличение: бывают пророки без любви, не любящие пророки. Но толку от этого никакого нет. Апостол говорит: «Представьте себе, что я имею всё пророчество, я знаю, как Бог устраивает свое Царство в Царстве Благодати, знаю, как было в прошлом, что будет в будущем… Такое возможно для не любящего? В принципе, возможно». Феофан говорит об этом подробно: «Эти дары внутренне, и указывают на большую близость к Богу. При всем том они не самой глубины естества нашего касаются, и не существенное сочетание с Богом означают». «Пророчество — с полным ведением таин Божиих в устроении царства благодати и с полным познанием устройства мира и всех тварей, в начале их, в течении времени и в целях, к чему всё ведется, — и такое пророчество всё же в голове имеет свое седалище, и, когда нужно, Бог может преподать его уму, не соображаясь с тем, что происходит в сердце, так же, как заставить ослицу говорить».

То есть Бог может говорить даже через неочищенный человеческий разум, когда Богу это нужно в Его устройстве мира. Потому мы знаем, что, например, и царь Навуходоносор, нечистый, богохульный, пророчествовал, знал будущее и видел пророческий сон. Саул пророчествовал. Пророческий сон видел и фараон, царь Египетский, при Иосифе. Когда это было нужно в целях Божьего домостроительства, даже языческие цари пророчествовали, как нечестивый Саул. «Следовательно, и при этом внутреннейшее может быть чуждо Бога и ближних, чуждо истинной жизни. Вера чудодейственная, горы преставляющая, предполагает великое пред Богом дерзновение; но как дела, ею совершаемые, суть внешние, и не ее собственно, а Божии, Бог же по целям промышления может действовать и чрез несовершенные орудия…».

Апостол Павел цитирует слова Святого Евангелия: «Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: “перейди отсюда туда”, и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас» (Мф. 17:20).

То есть даже если я буду иметь всю веру и буду горы переставлять, а любви не буду иметь, — то я ничто. Феофан говорит, что даже если человек такую веру имеет, это не является гарантией того, что он имеет внутри любовь.

«Обычным порядком духовной жизни ни такого пророчества, ни такой веры иметь нельзя без совершенной чистоты и приискреннего богообщения, — добавляет Феофан, — но Бог, по целям Своим, когда нужда належит, может сообщить то и другое и таким лицам, которые по внутреннему своему строю и не могли бы иметь их. Отсюда выходит, что деяния такого рода не суть удостоверители в духовном истинном совершенстве, которое совмещается всё в любви, то есть можно и при них быть без любви, и, следовательно, быть ничем. Возможность таких явлений и Сам Господь подтвердил, когда сказал: мнози рекут Мне в день он: Господи, Господи, не в Твое ли имя пророчествовахом, и Твоим именем бесы изгонихом, и Твоим именем силы многи сотворихом? И тогда исповем им, яко николиже знах вас: отъидите от Мене делающии беззаконие (Мф. 7:22—23). Я никогда не знал вас, скажет, так как весть Господь сущая Своя. Этим выразил Господь, что, несмотря на такие знамения, творившие их не были свои Ему, а не были свои Ему потому, что воли Его не творили, или, что тоже, любви не имели. Так слово апостола сходится со словом Господа. Мысль апостола не та, чтобы сказать, что такие дары никогда не указывают на приискреннюю близость к Богу проявляющих их, но та, что и при них возможно отсутствие такой близости, а без нее всё ничто».

Следующие слова апостола еще более жесткие: «И если я раздам всё имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы». Что это значит? Даже если я отдам всё свое имущество, буду сам заботиться о людях, буду стараться, чтобы люди получили какую-то пользу от моего имущества, то мне пользы от этого никакой не будет, если я не буду иметь любви. Здесь Феофан говорит так: «От даров переходит апостол к самым высоким видам подвигов, — раздаянию имения и преданию себя на сожжение. Апостол смотрит на них, как на дела, внешним образом совершаемые, при которых внутреннее настроение может и не соответствовать достоинству внешнего. Можно всё раздавать без любви, и решиться на смерть, тоже не имея любви».

Можно формально считать, что «я должен раздать имущество». Должен, значит должен — есть такая заповедь. Сделаю так, чтобы откупиться или чтобы мне награда была, но при этом я не буду любить того, кому я раздаю. Хотя я услуживаю, забочусь, но при этом раздражаюсь, гневаюсь, терпеть их не могу... Если я не имею любви, то всё это без толку. Потому что, не имея любви, такой человек ни к чему не приближается — он просто зря растратил свое имущество.

Златоуст так говорит: «Не сказал: если я отдам бедным половину имения, или две, или три части, но: вся имения моя. Не сказал: отдам, но раздам — ψωμισω — кормить кого-то своими руками, выражая, кроме употребления имущества, самую усердную услужливость. Также не сказал: если я умру, но опять выражается усиленно, представляет самую жестокую смерть, то есть сгореть живому, и говорит, что и такая смерть без любви не важное дело. Но вся сила слов апостола откроется, когда я приведу свидетельство Христово о милостыне и смерти. Какое же свидетельство? — Богатому Христос сказал: аще хощеши совершен быти, иди, продаждь имение твое и даждь нищим; и имети имаши сокровище на небеси (Мф. 19:21); также, беседуя о любви к ближнему, сказал: больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15:13). Отсюда видно, что и в очах Божиих такая любовь есть самая высокая. Но я утверждаю, говорит Павел, что если мы положим душу свою даже за Бога, и не просто положим, но и будем сожжены, то и тогда не будет нам никакой пользы, если мы не любим ближнего. Нет ничего удивительного в том, что дары без любви не приносят никакой пользы, — они даже ниже доброй жизни; потому что многие, обладавшие дарами, будут наказаны, как нечестивые, как например, именем Христовым пророчествовавшие, изгонявшие бесов и производившие многие чудеса, подобно Иуде предателю. Итак, нисколько не удивительно, что дары имеют нужду в любви; но чтобы самая исправная жизнь ничего не значила без нее, это может показаться преувеличением и ввести в недоумение, особенно когда Христос приписывает великое достоинство этим двум добродетелям, то есть нестяжательности и мученическим подвигам. Почему же говорит он так? Что сказать на это?». «Надлежит знать, что праведный Судия взирает не только на праведное дело, но и на цель сего дела. Многие же весьма многое делают ради славы человеческой» , — пишет блаженный Феодорит.

Если человек делает добрые дела ради славы человеческой, толку никакого в этом нет.

Сам Христос сказал, помните: «Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою» (Мф. 6:2). «Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою» (Мф. 6:5). Поэтому и говорит апостол, что если нет любви, то абсолютно всё бесполезно.

Есть классический пример, описанный в «Житиях святых». В Антиохии во время гонений жили священник Саприкий и его друг Никифор. Они были друзьями, а потом страшно рассорились, и в этот момент Саприкий был арестован. Он твердо стоял в вере, исповедовал веру до самого конца, его пытали, он был осужден, и когда уже шел на смерть, к нему навстречу выбежал Никифор и говорит: «Прости меня ради Христа! Ты сейчас идешь к Христу, я не хочу с тобой расставаться, не примирившись». На что Саприкий ему ответил: «Я тебя не прощу — ни в этом веке, ни в будущем». И тотчас же Дух Святой покинул его, он испугался и спросил: «Куда вы меня ведете?». Ему сказали: «Ты же не захотел языческим богам поклониться!..» — «Кто вам сказал, что не захотел? Пойдем, поклонимся!» И он пошел, поклонился языческим богам и отрекся от веры. А Никифор исповедовал Христа и был казнен за Имя Господне. Потому что тот, кто не имеет любви, теряет Святого Духа — Дух Божий отходит от такого человека. И таких примеров на самом деле очень много. Без любви все таланты, все способности абсолютно мертвы!

Далее апостол определяет любовь (определять — значит ставить пределы).

Суть любви в Богообщении, в обретении прямой связи с Богом: «Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4:16).

Поэтому указать, что такое любовь, мы, по сути, не можем, как и описать самого Бога. Но поставить пределы, определить, чем любовь не является, мы можем. Эти пределы ставит апостол Павел.

В этой связи зачитаем короткую цитату из Иоанна Златоуста, которую приводит святитель Феофан: «Доказав, что без любви нет большой пользы ни от веры, ни от знания, ни от пророчества, ни от дара языков, ни даже от совершенной жизни и мученичества, апостол описывает, как и необходимо было, беспримерную красоту ее, украшая ее изображение, как бы какими-нибудь красками, различными родами добродетели и тщательно соединяя все его части. Посему, возлюбленный, будь внимателен к сказанному и вникни в каждое слово с великим тщанием, дабы видеть и совершенство предмета, и искусство живописца. Смотри, с чего он начал и что поставил первою причиной всех благ. Что же именно? — Долготерпение». Итак, первое, с чего начинает апостол: «Любовь долготерпит». Почему с долготерпения начинает? Потому что нетерпеливый, вспыльчивый, скандальный человек в любви преуспеть не может. Вспыльчивость и любовь — вещи несовместимые.

«Любы долготерпит» — благодушно сносит все неприятности, оскорбления и напраслины, не поддаваясь движениям гнева или отмщения.

«Долготерпение — корень всякого любомудрия; посему и Премудрый говорит: “долготерпелив муж мног в разуме, малодушный же крепко безумен” (Притч. 14:29)».

Человек, которого пальчиком тронешь, а он вспыхивает, крепко безумный человек, как говорит Библия. Человек, который не борется со вспышками гнева и злобы, доходит до психических заболеваний, потому что его неудержимая злоба мешает ему оставаться просто человеком, он становится буйно помешанным. Известно, например, что человек, который разрешает себе скандалить, разрешает себе злобиться, практически гарантированно сползет до психбольницы. И это при удачном для других людей случае! В неудачном — он поднимется на вершину власти и замучает всех окружающих. Но он будет таким же психом. Это признак страшного состояния, когда человек не желает долго терпеть. Некоторые говорят: «Да сколько же терпеть можно?!» Но мы помним, что говорили отцы: «До конца жизни. До конца жизни положено терпеть — никак не меньше!». Поэтому любовь долготерпит.

Златоуст говорит: «И далее, сравнивая эту добродетель с крепким городом, говорит, что она крепче его. Это несокрушимое оружие, непоколебимый столп, легко отражающий все нападения. Как искра, упадшая в море, не причиняет ему никакого вреда, но сама тотчас исчезает, так всё, неожиданно неприятное, поражая долготерпеливую душу, скоро исчезает, а ее не возмущает. Долготерпеливый, как бы пребывая в пристани, наслаждается глубоким спокойствием; причинишь ли ему вред, не подвинешь этого камня; нанесешь ли ему обиду, не потрясешь этого столпа; нанесешь ли ему удары, не сокрушишь этого адаманта ; потому он и называется долготерпеливым, μακρόθυμος, что имеет как бы долгую и великую душу, ибо долгое называется и великим».

Долготерпеливый и великодушный человек — это, собственно говоря, одно и то же. Человек с великой душой, который умеет долго терпеть.

«Эта добродетель рождается от любви, и тем, которые имеют и хорошо употребляют ее, доставляет великую пользу. Не говори мне, что люди потерянные, делая долготерпеливому зло и не претерпевая за то зла, становятся хуже: это происходит не от долготерпения, а от тех самых, которые пользуются им не так, как должно. Посему не говори мне о них, а вспомни о людях более кротких, которые получают от того великую пользу, ибо, когда они, делая зло, не претерпевают за то зла, то, удивляясь терпению страждущего, получают самый лучший урок любомудрия».

Здесь святой Златоуст говорит, что, когда мы совершаем добродетельные поступки, мы должны их совершать, опираясь не на других людей, а на самих себя. Вот если ты будешь воздавать злом за зло и руганью за ругань, то ты пользы себе не принесешь. А если другой человек будет пользоваться тем, что ты на злодейство злом не отвечаешь, то не твоя вина в этом.

Он виноват, и он получит возмездие от Бога, Который сказал: «Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь» (Рим. 12:19).

Если же он более мягкий человек, то получит шанс исправиться. Давно известно, что если скандалом на скандал отвечаешь, ничего кроме скандала в результате не получаешь.

Следующее, что делает любовь — «милосердствует» (в синодальном переводе). А дословно надо переводить «благствует» или «проявляет добро». То есть любовь старается быть доброй ко всем людям. Я со всеми добр, что бы мне ни делали, говорит апостол. Мне делают зло, а я отвечаю добром. Это удивительное состояние благостности, доброделания называется здесь даром.

«От других терпит неприятности, сама же любовь не только никому не причиняет ничего скорбного, напротив, все скорби других считает своими, и, входя в сочувствие их скорби, всячески старается облегчить их горе; она, как елей на раны, так есть на всякую нужду, скорбь и немощь ближнего, — не успокаивается, пока не утешит, не поможет, не умиротворит; болезнует о всех, паче же о нуждающихся и страждущих; даже тем самым, которые ей причиняют неприятности, старается вложить в душу мирное расположение» А Златоуст добавляет: «…кротко поступает с пламенеющими гневом, чтобы укротить его и погасить и не только мужественным терпением, но и угождением и увещанием врачует рану и исцеляет язву гнева».

Часто люди приходят к священнику и говорят: «Батюшка, что делать? Мне так тяжело… У меня такая проблема… Я болею, всё мучает меня…», или: «Я унываю, все издеваются надо мной… Что же мне делать?» Приходится говорить: «А ты добро давно делал последний раз?» У нас некоторые считают, что если они страдают, то имеют право не делать добра. Бог говорит, что каждый день нужно добро делать. Страдаешь ты, не страдаешь — не это важно. Терпи долго и старайся творить добро. И чем больше ты его будешь творить, тем больше будешь укрепляться в любви. Ты будешь ограняться, как бриллиант, теми страданиями, которые к тебе приходят. Они будут отчищать от тебя зло. Пользуйся этим для своей же пользы! Очень важно: любовь, несмотря на всё внешнее, всегда старается быть мягкой к ближнему. Плохо? Улыбнись! Тебе плохо — утешь другого. Ты страдаешь? Помоги тому, кто страдает больше, или меньше, неважно. Если мы страдаем, мы должны при этом стараться помогать другим людям. Вспомните Пимена Многоболезненного, когда он лежал, болел, страдал. Что он делал? Он молился, и его молитвами исцелялись люди! О себе он молился, чтобы не было никакого исцеления, и до самой смерти он болел, потому что он старался утешать всех людей, а сам страдания претерпевал для собственной духовной пользы. Видите, как интересно: здесь логика совсем не та, которая бывает в обычном мире. Почему в обычном мире такая логика никак не может работать? Потому что любовь как дар Божий действует в тех людях, которые идут к Богу. Если человек ради Бога всё делает, ему легко. Если человек ради человека терпит, он никогда не сможет вытерпеть. Если человек терпит ради семьи, ради детей, ради родителей, ради Родины, ради кого и чего угодно — он надорвется. Если он делает добро ради принципов, ради морального одобрения окружающих, ради хорошего мнения о самом себе, ради чего угодно — он надорвется. Но если он делает это ради Бога и Божественной любви — у него всё получится! Любовь не дает нам права отойти хотя бы на минуту от доброделания. Если плохо тебе, это не значит, что ты должен делать плохо другим!

«Любовь не завидует». Любовь не ревнует.

Это, кстати, взаимосвязанные вещи. Отсюда же слово «рвение». Рвение означает зависть и ревность одновременно. На самом деле, это форма одной и той же страсти — страсти стяжательства, когда человек не хочет расставаться с мнимым благом, которое ему не принадлежит, и который стремится завладеть всеми окружающими.

«Любовь не завидует ни дарованиям, ни внешнему благосостоянию, ни отличиям, ни успеху в делах и никакому благу и преимуществу другого пред собою. Это противно ее природе, существо ее есть и желать, и делать другим одно добро, и притом всякое». Понятна логика? Если любовь стремится всё время делать добро, то зависть с ней несовместима. Какая зависть, когда я стараюсь делать добро? Человеку хорошо — здорово ведь! Надо, чтобы еще лучше стало! Когда человек начинает говорить: «Если у него есть, а почему у меня нет? Почему ему дано, а мне не дано?», значит, любви у человека нет. Значит, сердце окаменевшее, заскорузлое, заболевшее дьявольской болезнью зависти. Вы знаете, что у дьявола было только два греха: гордыня и зависть? И этого хватило для уничтожения Вселенной.

«Потому не ищет того, чтобы самой быть счастливее других, а чтобы все были счастливы возможно полным счастием; к благу предлежащему сама пропустит всех, чтобы все вкусили его, не заботясь, достанется ли что на ее долю, лишь бы другим всем досталось». В результате любовь получает куда больше, чем тот, кто пробивается локтями к своему месту под солнцем. Сказано, кстати, что любовь не завидует, но не сказано про самоотречение. Почему апостол не сказал, что любовь всё время самоотрекается? Потому что самоотречение бывает безлюбовное: я заставляю делать других то, что им не нравится, но я считаю это для них лучшим и от всего сердца считаю, что им так лучше. Даже вопреки себе. Но здесь апостол говорит: «Нет, нужно, чтобы не завидовала любовь». Хорошо человеку? Ну, и слава Богу! Порадуйся вместе с ним. Это искусство, к которому нужно приучать себя! Насильно тащить себя за шкирку…

«Любовь не превозносится» .

Можно перевести хорошим словом: любовь не хорохорится. То есть любовь не заносчива. Любовь желает, чтобы другой человек стал выше и выше, она говорит: «Ты можешь выше, поднимайся, у тебя получится!» Любовь не хорохорится, а наоборот, другого подтягивает. А заносчивый говорит: «Смотрите, какой я! У вас так никогда не получится!»

«Заносчивый в словах, суждениях, манерах, в обращении, в делах, допускает много неосмотрительного, потому что действует с плеча, в уверенности, что всё, от него исходящее, прекрасно и должно в других оставлять одно изумление и похвалу; он парит, ни на чем не останавливаясь, оттого ничего полезного ни произвесть, ни посоветовать не может, во всё вмешивается с своим суждением и, кроме смятения, ничего по себе не оставляет. Любовь так не парит; она действует потихоньку, высматривая и удостоверяясь, где, что, как может сделать полезного, и делает то, без шума и заявлений. Святой Златоуст говорит: “любовь не превозносится”(не заносится), то есть не поступает легкомысленно. Она делает любящего благоразумным, степенным и основательным. Заносчивое легкомыслие свойственно людям, любящим плотскою любовию, а любящий любовию истинною совершенно свободен от этого; любовь, пребывая в душе, как бы какой-нибудь искусный земледелец, не допускает вырастать на поле сердца ни одному подобному злому тернию».

Напыщенность с любовью, конечно же, несовместима. Часто эта напыщенность переходит в осуждение другого человека, потому что человек пытается всех по-своему подстроить, и ничего хорошего у него не выходит.

Следующее определение любви: любовь «не гордится». Это неточный перевод, хотя по смыслу верный. Дословно — «не надувается». Знаете, ходят такие люди надутые: «У меня всё хорошо, всё замечательно!», а при этом видно чувство оскорбленного величия, поруганного достоинства. Такая надменная надутость происходит, конечно, от гордыни. Надутость и любовь несовместимы. Если человек надувается, значит, он не любит ни Бога, ни ближних. Корень здесь от греческого слова φυσαω (фюсау), что значит «надувать пузырь». Как, знаете, надувают мыльный пузырь, а он лопается.

Вот что важно еще: «Какими бы совершенствами любовь ни обладала, думает, что ничего не имеет сравнительно с другими лучшего, и сколько бы добра ни наделала в своем кругу, совсем не думает, чтобы что-либо сделала. Как мать, ухаживающая за детьми, сколько бы ни трудилась над ними, так себя имеет, будто бы ничего не делала, и делая что, снова делает так, как будто начинала делать в первый раз: такова и любовь. “Не думает много она о своих добротах” (Экумений). “Не превозносится над братиями” (Феодорит). “Но смиренномудрствует, несмотря на то, что обладает высокими совершенствами” (Феофилакт). “Мы видим, что многие гордятся самими своими добродетелями, то есть тем, что они не завистливы, не злы, не малодушны, не безрассудны (эти пороки соединены бывают не только с богатством и бедностию, но и с самыми добрыми по природе качествами), а любовь совершенно очищает все” (святой Златоуст)».

Здесь подчеркивается: любовь свободна и от гордыни, и от превозношения, и от надувания, надменности, с одной стороны, а с другой стороны — от обидчивости. Это всё взаимосвязано. Надменный обижается: «Не по-моему поступили, я такого не заслужил!» Многие люди, не занимающие высокий пост, говорят: «Хорошо начальникам!» Я скажу так: самое тяжелое послушание, которое есть в приходе, это послушание настоятеля. На самом деле, в реальности, в которой мы живем, чем выше человек становится, тем больше он вынужден ходить, как по хрупкому льду, общаясь с болезненными человеческими самолюбиями. Будь любовь между людьми — такой бы ситуации не было бы! Потому что любящий, даже если ему случайно скажут что-то не то, не обратит внимания. А надутость, надменность, обидчивость — это то, что разрушает любовь, то, что ей противоположно, то, что разрушает и приходы, и общества, и семьи, и всё остальное на свете!

Интересно, как говорит Златоуст: «Заметь: долготерпеливый не всегда еще милосерд; если же он не будет милосерд, то его доброе качество становится пороком и может обратиться в памятозлобие». Человек может десятилетиями держать что-то в сердце и терпеть, но не быть милосердным.

«Но любовь, доставляя врачевство, то есть милосердие, сохраняет сию добродетель чистою. Также милосердый часто бывает легкомыслен». Например, человек любит всем помогать, но при этом помогает легкомысленно. «Но любовь исправляет и этот недостаток». Когда человек начинает понимать, что нужно помочь и как помочь, он становится более основательным, понимает, что иногда с налету с людьми лучше не общаться: надо некоторое время подождать, перетерпеть, найти какой-то другой подход. Любовь дает настоящую основательность. У нас есть два вида основательности. Есть степенность, в которой всё должно быть по порядку: воротничок белый, джинсы и носки выглажены. Такая основательность к любви никакого отношения не имеет. Это основательность «дедов» в армии. Настоящая основательность другая: человек старается разгадать другого человека, как загадку, старается его узнать и помочь ему так, чтобы было как можно лучше. Видите, в чем разница между основательностью, которая происходит от Любви, и основательностью, которая происходит от любви к порядку? Основательность, происходящая от любви к порядку, часто становится настоящей пыткой для окружающих. Существует такая мания чистоты, которая даже описывается в книгах по психиатрии — она не имеет ничего общего с настоящей основательностью. Эта страсть, которая губит человека, от безлюбовности. А настоящая основательность означает обратное. Человек осознает, что ему нужно научиться лучше понимать другого человека, и поэтому он начинает вникать в его ситуацию.

«Милосердый и долготерпеливый часто бывают гордыми, но любовь истребляет и этот порок».

Что значит «бывают гордыми»? Все остальные обижаются, скандалят — а я хожу веселый, довольный, вот какой я классный! Такое искушение, действительно, бывает у милосердных и долготерпеливых людей, которые помогают другим людям. «Ай да я! Ай да молодец!» Знаете, есть такая поговорка «Сам себя не похвалишь — целый день как оплеванный». А любовь говорит: «Для чего ты это делаешь? Чтобы человеку было благо! Так зачем ты о себе думаешь? Ну не похвалили тебя, так и что? Пускай Бог хвалит!» Вот как любовь постепенно вылечивает гордыню. Видите, как важна любовь? Часто говорят, что гордыню нельзя вылечить ничем. Вылечить можно — любовью! Видите, как у апостола всё аккуратно? Не случаен даже порядок заповедей — они расположены не хаотически. Так объясняется путь любви!

«Она любовь, с одной стороны, производит добродетели, с другой — уничтожает пороки, или, лучше, не допускает им зародиться. Не сказал апостол так, например: хотя у нее бывает зависть, но она побеждает зависть, или: хотя бывает гордость, но она укрощает эту страсть; а говорит: не завидит, не гордится; и, что особенно удивительно, она без усилий делает добро, без борьбы и сопротивления воздвигает трофей».

Что такое «трофей»? Изначально трофей — памятник, сделанный из оружия беглых солдат. Убежали солдаты с места боя, их оружие свалили в кучу на то место, с которого началось паническое бегство, и это место называлось трофеем. Такой был памятник победы. Любовь без усилий делает добро, побеждает все страсти и не замечает этого. Бывает, человек старается, старается, старается, а ничего не получается: немножко сделает и опять откатывается. А другому — раз! — и всё легко дается. А разница в чем? В наличии или отсутствии любви.

«Ибо кто имеет ее, того она не заставляет трудиться, чтобы достигнуть венца, но без труда доставляет ему награду, потому что где нет страсти, противоборствующей добродетельному расположению, там какой может быть труд?». Интересно, что есть похожее рассуждение отца Иоанна Кронштадтского, а потом по его поводу Феофан Затворник говорит, что отец Иоанн Кронштадтский и Иоанн Златоуст, с детства сохранившиеся в чистоте и не дававшие себе впадать в грубые грехи, шли очень легкой дорогой — им было очень легко делать добро. А нам, когда мы погрязаем в злых делах, потом очень тяжело вылезать. Но кто пойдет путем любви, высочайшим путем, тот быстро, без всякого труда победит всё остальное. Вот этим путем идите! Заметьте, что трудов не будет. Кстати, именно про это говорит Господь: «Ибо иго Мое благо, и бремя мое легко» (Мф. 11:30). Какое иго? Иго любви. Кто идет путем любви, тому легко, а кто идет путем нелюбви, тому очень тяжело: он будто воз тащит. Поэтому святые отцы не замечали своих добродетелей. Помните, что апостол Павел перед смертью говорил: «Я из грешников самый первый»? Представляете, сам апостол Павел!

Святитель Феофан, толкуя слова Златоуста, говорит так: «Замечательно последнее слово святого Златоуста о беструдном и беспрепятственном со стороны страстей доброделании. Любовь есть отрицание всех страстей и вселяется в сердце по изгнании их. Сие изгнание в иных прямо по обращении, в момент возрождения, совершается Духом Святым, изливающим в то же время в сердце и совершенную любовь».

Видите, какой плюс есть у тех, кто во взрослом возрасте крещен? Он может спокойно, крестясь во взрослом возрасте, сразу же получить настоящее бесстрастие. Ему только надо захотеть — и всё! Захоти получить любовь, попроси Бога во время Крещения, миропомазания — и ты получишь! Обратись от греха в таинстве покаяния, если ты крещен еще в детстве, попроси у Бога от всего сердца — и получишь очищение!

«Как теперь мы приходим в сознание христианских обязательств довольно спустя после крещения, тогда уже, как умерщвленные в возрождении, страсти успевают снова ожить и восстать с силою, то нам, прежде чем исполнится сердце полною любовию, предлежит еще бороться со страстьми и побороть их, чтобы беспрепятственно творить всякое добро. Благо любви для нас чаемое благо. Святой Исаак Сирианин любовь называет раем, который на острове среди моря. Туда еще плывем мы. И о, когда бы доплыть!».

Дальше апостол Павел продолжает: «Любовь не бесчинствует», буквально — не нарушает схемы, или можно перевести так: не безобразничает, не мерзит.

Слово «безобразничает», «мерзит» или «бесчинствует» интересно толкуется отцами Церкви. Во-первых, любовь не предполагает нарушения заповедей. Нельзя по любви изменить мужу или жене, только по греху. Нельзя по любви стащить кошелек из чужого кармана, потому что тебя об этом попросили, или совершить что-то подобное... Но это понятно. Здесь же отцы Церкви имели в виду другое: любовь никем не брезгует и никем не гнушается. Это более глубокий смысл. Любовь не дает никакому человеку права считать, что другой человек хуже тебя. Часто бывает людям тяжело общаться, например, бабушкам тяжело общаться с молодыми: «Да как же с ним общаться?! У него на голове такое… В носу такое… а из пупка нож торчит… И разговаривать по-человечески он не умеет… Как же с ним общаться?!» А молодежь говорит: «Как с этими бабульками общаться? Да они скучные, тупые как пробки, все в советском прошлом!..» Это и есть омерзение, чуждое любви. Посмотрите, например, на Амвросия Оптинского — он же всех принимал! Отец Иоанн Крестьянкин, отец Адриан Псково-Печерский — к ним все приезжали спокойно: и старые, и молодые.

И поэтому говорит Феофан Затворник: «Не бесчинствует, — не мерзит, не брезгует, не гнушается ничем, коль скоро того требует благо ближнего; как бы что ни казалось унизительным в глазах людей, она не останавливается пред тем, а с охотою решается на то, лишь бы сделать добро любимому».

Одного епископа позвали в храм и не встретили вовремя — батюшка на него обижен был. Епископ пришел, видит: алтарников нет; он взял, зажег кадило, всё почистил… Они приходят, а епископ уборкой занимается! «А что, — говорит, — храм же нужно было убрать». Никаких проблем! Надо помочь — значит, надо помочь. Это настоящее проявление любви.

У преподобного Макария Алтайского был случай. Его алтайцы никак не хотели слушать, они говорили, что «мы своим богам верны, нас так научили, поэтому мы от веры предков не откажемся!» Тогда святой Макарий берет метелочку, заходит в дом, начинает уборку делать. Видит детей, говорит: «Давайте помоем их!» Берет грязных, завшивевших детей, начинает их купать, коросту с них смывать — спокойно, без всякой брезгливости… Для дела надо, чего ж не сделать?!

Святитель Нестор, просветитель Камчатки, рассказывал, как он приехал к камчадалам, но они его проповедь слушать не хотели, тогда он видит: дети их ходят грязные, все в чесотке, а владыка Нестор с собой мыла привез. Говорит матери: «Давай помою!» — «Нет, я боюсь!» А у матери было два ребенка — старший и младший. И он спрашивает: «А какого ребенка ты меньше любишь?» Она говорит: «Старшего не люблю!» Нестор говорит: «Так давай, я его помою!» Взял, собственноручно отмыл его и говорит: «Видишь, и чесотка прошла! Давай попробуем помыть второго!» Так он нашел путь к сердцу этой матери, чтобы ее к Христу привлечь. Но, заметьте, помогал он от чистого сердца, потому что нужно было помочь и про Христа рассказать.

Есть пример и обратного. Помню, в одном из храмов алтарник говорил: «Это не мое дело — ведра выносить из вашей помойки! Сами вынесете! Это не алтарническое дело!» Как раз нехватка любви и проявлялась у такого человека. Чины здесь не причём. Всё очень просто: любовь или есть — или нет!

Мне приходилось видеть недоступных священников, недоступных мирян: «Я такой человек высокопоставленный!» Любой, кто ходил по управам, знает, что во властных структурах есть особый тип людей, которые говорят: «Приходите, если что… Но предварительно трижды запишитесь, позвоните, предупредите…» Человек думает, что он, таким образом, авторитет себе поднимет. Да ничего он не сделает! Над ним смеяться будут, а уважать и любить его никто не будет. От нелюбви такое происходит, понимаете? Неважно, в священстве ли, в администрации ли… Помните любимую фразу продавщиц: «Вас много, а я одна»? Это и есть лозунг нелюбви. Настоящая любовь не брезгует, не гнушается, она делает то, что надо. Надо помочь ближнему? Поможем! Воняет? Потерпим! Причем терпеть вонь не так и тяжело на самом-то деле. Бывает тяжело терпеть совсем другое: например, злость человека. Но это тоже надо делать.

Поэтому Феодорит Кирский говорит: «Не отказывается для пользы братий сделать что-либо и унизительное, не почитает и такого действия для себя неблагоприличным». Экумений: «Хотя приходится иногда перенесть ей нечто срамное для любимого, она не ставит того себе в посрамление». То же и у Феофилакта. Но вот пространное слово святого Златоуста: «Что я говорю, продолжает апостол, что любовь не надымается? Она так далека от этой страсти, что и терпя крайние бедствия за любимого, не считает того бесчестием для себя. Не сказал опять: хотя терпит бесчестие, но мужественно переносит его и даже нисколько не чувствует бесчестия. Посмотрим в этом отношении на Христа, и увидим истину сказанного. Господь наш Иисус Христос подвергался оплеванию и бичеванию от жалких рабов, и не только не считал этого бесчестием, но еще радовался и вменял в славу; разбойника и человекоубийцу Он вместе с Собою прежде других ввел в рай, беседовал с блудницею, притом в присутствии всех обвинителей Своих, и не считал этого постыдным, а даже позволил ей целовать Свои ноги, орошать слезами Свое тело и отирать волосами, и все это пред глазами врагов и противников; потому что любовь, ουκ ασχημονει, — не гнушается ничем. Посему и отцы, хотя бы они были мудрее и красноречивее всех, не стыдятся лепетать вместе с детьми, и никто из взирающих на это не осуждает их, а, напротив, это кажется столь хорошим делом, что даже удостоивается похвалы». Вот признак настоящей любви — не гнушаться людьми.

И дальше говорит апостол: «Любовь не ищет своего», то есть любовь не пытается всё время настоять на своем: «Я так хочу! Мне надо!» Это несвойственно любви.

Святой Иоанн Златоуст объясняет так: «Любимый составляет для нее все, и она вменяет себе в бесчестие, когда не может избавить его от бесчестия, так что если можно собственным бесчестием помочь любимому, то не считает и этого бесчестием для себя; любимый для любящего есть то же, что он сам. Любовь такова, что любящий и любимый составляют уже не два отдельные лица, а одного человека, чего не может сделать ничто, кроме любви. Посему не ищи своего, дабы тебе найти свое, ибо кто ищет своего, тот не находит своего. Потому и Павел говорит: никтоже своего си да ищет, но еже ближняго кийждо (1 Кор. 10:24). Польза каждого заключается в пользе ближнего, а польза ближнего в его пользе. Бог так устроил для того, чтобы мы были привязаны друг к другу».

Дальше сказано, что любовь «не раздражается».

Если дословно — не впадает в пароксизм. «Пароксизм» — это буквально «раздражение, возбуждение, спазм». Или можно перевести так: любовь не обостряется. То есть любовь такова, что человек, который в ней находится, не впадает в гнев, даже если любимый делает нечто вредное по отношению к нему.

«Встречая что-либо неприятное от того самого, которому усиливается сделать добро, не огорчается тем, или не огорчается неуспешностию трудов своих во благо чье-либо, и не перестает искать способов к тому, чтоб достигнуть своей в сем отношении цели; или так, как Феодорит пишет: “Если и прискорбное что встречает от кого-либо, переносит великодушно по горячности любви, какую имеет в себе”. То же говорит и святой Златоуст: «Смотри опять, как она не только истребляет пороки, но даже не дозволяет им получить начало. Ибо не сказал: хотя раздражается, но преодолевает раздражение, а не раздражается». Не допускает и зародиться огорчению».

Такое возможно только при наличии любви. Но сколько людей у нас позволяют себе скандалить! Сколько разрешают себе обижаться, огорчаться, раздражаться, впадать в пароксизм! Это всё признак недостатка любви. И далее апостол говорит: «Любовь не мыслит зла» , или буквально — не засчитывает зла.

Что значит «не засчитывает зла»? Знаете, некоторые говорят: «Я, конечно, прощу, но всё запомню. Ты мне сделал то, другое и третье… Но я тебе всё простил…» Это и есть то самое засчитывание зла, которое не совместимо с любовью.

Итак, любовь, по мнению Феофана Затворника, «…не берет в счет зла, и даже совсем не думает, чтобы в действиях другого было зло, не видит во зле зла; другие видят, а она не видит; для любящего всех все кажутся добрыми, и как он ничего не замышляет для других кроме добра, так и в действиях других в отношении к себе не подозревает никогда ничего злого. Так Феодорит: “Извиняет погрешительные поступки, предполагая, что то сделано не с худым намерением”. Другая мысль: не замышляет зла в отмщение, будет прямым следствием предыдущей, и может быть видима здесь, но в связи с тою (Феофилакт). Святой Златоуст разумеет не замышление зла, помимо обид полученных, а так: “Не только не делает, но даже и не замышляет ничего худого против любимого. И действительно, как она будет делать зло, когда не допускает даже худой мысли? А здесь и есть источник любви”».

Итак, любовь «не радуется неправде», то есть любовь никогда не будет радоваться, что человек сделал зло.

Есть такое состояние, когда человек злорадствует: «Какая свинья! А казался праведничком! Теперь-то мы поняли, какая он зараза!..» Это и есть радование неправде. Любовь никогда неправде не радуется, зла никогда не одобряет! Если видит в человеке какую-то страсть, она не считает, что это хорошо и прекрасно.

«Святой Златоуст говорит, что любовь: не радуется, когда другие страдают каким-либо злом (нравственным); радуется же о тех, которые благоустроены в жизни. Или здесь то же самое содержится, что говорится в другом месте: радоватися с радующимися и плакати с плачущими (Рим. 12:15). Потому она и не завидует, потому и не гордится: блага других она признает своими. Видишь ли, как любовь делает питомца своего почти Ангелом? Ибо если он не имеет гнева, чужд зависти и чист от всякой пагубной страсти, то очевидно, что он уже выше природы человеческой и достигнул бесстрастия Ангелов». Заметьте, от другого человека себе зла не ищет, но злых поступков в отношении других не одобряет. По отношению к себе считает, что все добро делают, но если по отношению к другим зло видит, говорит, что это плохо. При этом не радуется, что злодейство произошло, а наоборот, жалеет, что человек в это впал. По отношению к себе должно казаться, что человек хотел сделать хорошее, просто не получилось. По отношению к другому — осуди зло, но всё равно никогда не осуждай человека!

Любовь «сорадуется истине» — когда она видит истину, видит того, кто поступает по истине, творит добро, она ликует, как будто бы это она сделала. Поэтому Церковь у нас и установила праздники в честь святых: мы радуемся вместе с теми, кто поступил по истине. Когда мы видим, как кто-то сказал прекрасную проповедь, проявил особую добродетель, мы говорим: «Как здорово! Надо порадоваться за человека, какой он замечательный!» Чувство со-радости с теми, кто творит добро, — свойство настоящей любви!

И дальше сказано, что любовь «всё покрывает» .

Любовь покрывает все грехи людей. В «Патерике» описывается, как Пимена Великого спрашивали, что он скажет, если увидит, что монах блудит. Он ответил: «Я прикрою его мантией». А когда спрашивали, что он делать будет, если увидит, что монах спит в храме, он сказал: «Я ему подложу подушечку». Отсюда и выражение — «покрывать любовью», Покрывать — не с целью одобрить зло, а чтобы окончательно не столкнуть человека в беззаконие. Как это соотносится с предыдущим? Очень просто. Когда человек говорит: «Я сделал зло — и это здорово!», любовь говорит: «Нет, ты поступил плохо!» Но если человек сорвался, ему говорят: «Всё будет нормально, подожди».

Иоанн Лествичник писал, что в соседнем монастыре, где настоятелем был один преподобный отец, у того возникали трудности, что слишком много эпитимий приходилось накладывать на своих монахов. Потому что если монахи узнавали, что некий брат совершил какой-то грех, они немедленно бежали к старцу — и ябедничали... На кого? Да на себя! Они утверждали: «Я такой грех совершил, наложи на меня епитимью!» И когда один и тот же грех прибегало исповедовать сразу несколько монахов, настоятель говорил: «Я не знаю, на кого накладывать бльшую епитимью, потому что кто из них согрешил, совершенно неизвестно». Его монахи желали пострадать за другого, покрыть грех любовью, чтобы им было легче выйти. Человек оступился — а ты это не растрезвонил, прикрыл; человек опозорился — а ты это закрыл. Например, напился человек — а ты сказал, что у него сердце заболело, то есть ты покрыл грех любовью, чтобы дать человеку шанс преодолеть свой грех.

«Святой Златоуст говорит: “Любовь вся покрывает, по своему долготерпению и кротости, что бы ни случилось прискорбное и тяжкое, хотя бы то были обиды, хотя бы побои, хотя бы смерть, или что-нибудь другое подобное. Это может видеть из примера блаженного Давида. Что может быть тяжелее, как видеть сына, возмутившегося, ищущего власти и жаждущего крови своего отца? Но блаженный Давид перенес и это; он не хотел даже произнести укоризненного слова против убийцы, а, предоставив всё прочее военачальникам, повелел сохранить его жизнь; так крепко было у него основание любви! Посему и говорит апостол: вся покрывает. Этими словами он выражает силу любви”. Феодорит пишет: “По любви терпит и прискорбное”. Можно и так: στεγη — кровля. Отсюда мысль: любовь служит покровом для всех, все прибегают к ней и в ней находят себе защиту и прикрытие от всех невзгод. Кров дает мысль и о прикрытии: отсюда любовь покрывает грехи, немощи, недостатки и слабости других; не только не разглашает, но прикрывает всё то добрым словом».

Поэтому и есть выражение: лучше ошибиться в любви, чем в ненависти. Лучше быть о человеке лучшего мнения, чем он заслужил, нежели худшего.

Итак, «всему верит». Любовь старается другого человека считать не лживым. Она сама никогда не лжет и старается верить, что и другой не лжет. «“Любимого почитает нелживым” (Феодорит). “Верит всему, что ни скажет любимый; и не только сама не говорит ничего с хитрым лукавством, но не подозревает даже, чтобы другой кто говорил так” (Феофилакт)».

Часто спрашивают, а как же избавиться от обмана? Очень просто. В этом случае человек уже настолько полагается на помощь Божию, что другому человеку бывает крайне тяжело ему солгать. Представьте себе, вы видите, что вас человек пламенно любит Христовой любовью. Что будет, если вы ему солжете? Он вам поверит, но вас так совесть замучает, вас так Божественная жизнь будет жечь, что вы сами успокоиться не сможете, коли солжете! На самом деле, каждый, кто с этим сталкивался, знает, что здесь уже самый лгущий теряет возможность лгать.

«Любовь всего надеется».

Что значит «на всё надеется»? Например, любовь пытается человеку помочь, а тут какие-то препятствия встретились, и она старается найти новые возможности, другие, третьи…

«Делая добро и встречая неуспех, не останавливается, но изобретает новые способы и, если эти не приводят к цели, берется еще за другие, и так далее, воодушевляясь надеждою, что Бог благословит, наконец, этот труд любви успехом. Феодорит пишет: “Если видит любимого склонным к худому, ожидает в нем перемены на лучшее”. Сама же не сложа руки сидит, но употребляет с своей стороны все зависящие средства к его исправлению и, употребляя их, “не отчаивается, но уповает, что он наконец возвратится на лучшее” (Феофилакт)».

Все силы прикладывает, чтобы человека вытащить, и не успокаивается, пока человек не встанет, или пока не увидит, что Господь не дает ему возможности исправления, потому что он не хочет.

«Всё переносит», иными словами «любовь всё выдерживает».

Любовь делает человека чрезвычайно сильным. Нет большей силы, чем любовь. Такого человека уже невозможно ни оскорбить, ни обидеть — он этого просто не заметит, даже пожалеет тебя. Как говорил Иоанн Лествичник, истинная любовь познается не тогда, когда ты будешь плакать о том, что стало плохо твоему врагу, а когда ты, узнав, что ему стало хорошо, получишь радость, как будто речь идет о тебе самом. Это и есть настоящая любовь, к которой призван христианин.

Итак, любовь «…все труды, необходимые в доброделании, поднимает охотно, мужественно преодолевает препятствия, благодушно переносит неприятности, и всё, что ни встретится на пути добра, терпит, имея одну цель — делать добро любимому, то есть всякому человеку; терпит и самую безуспешность в добре. “Если случится, что любимый не поддается ее заботам и остается на своем недобром пути, благодушно терпит его падения” (Феофилакт). “И что бы ни было в любимом, или со стороны его, ничто не может отторгнуть любящего от любви к нему” (Феодорит)».

И такие примеры немыслимой любви, о которой говорит апостол Павел, описаны в житиях святых. Например, когда монах Евлогий взялся кормить одного прокаженного, тот над ним издевался, проклинал его, говорил: «А ну-ка выкини меня обратно, откуда меня принес!» А тот терпел до самого конца, пока Господь Сам его не утешил. Златоуст соединяет все эти определения вместе и говорит так: «Не отчаиваясь, ожидает от любимого человека всего доброго и, хотя бы он был худ, не перестает исправлять его, пещись и заботиться о нем, и не просто надеется, но с уверенностию, потому что сильно любит; и хотя бы сверх чаяния не происходило добра, и даже любимый становился бы еще хуже, она переносит и это».

«Любовь никогда не перестает» — любовь никогда не отпадает, никогда не падает, и следствием этого является то, что любовь делает человека неспособным впасть в грех.

Потому что человек, находящийся в таком состоянии, согрешить уже не может. Некоторые говорят: «Где же гарантия, что я буду спасен? Как мне получить этот дар уверения, что Бог меня спасет, что я в Царство Небесное попаду?» Уверение дается только тем, кто научился любви. Таким людям сказано, что любовь никогда не отпадает. И такой любящий человек уже не может впасть в грех. Потому что тот, кто доплел эту ниточку до конца, ниточку, которая началась с долготерпения, великодушия и кончилась тем, что человек всегда бьется за спасение всех, такой человек упасть не может. «Божественный Павел, изобразив вышесказанные свойства любви в чертах частных и приметив, что язык его недостаточен к тому, чтобы восхвалить любовь, вкратце присовокупляет: любы николиже отпадает, то есть не уклоняется, но всегда остается постоянною, неподвижною, пребывающею вечно. Ибо сие дает видеть апостол в присовокупляемых за сим словах (Феодорит). Видишь ли, чем он завершил изображение, и что особенно превосходно в этом даре? — То, что она николиже отпадает, то есть не прекращается, не ослабевает от того, что терпит, потому что любит всё. Кто любит, тот никогда не может ненавидеть, что бы ни случилось: в этом величайшее достоинство любви. Таков был и сам Павел. Сколько зла делали ему иудеи! Но это не только не охладило его любви, но еще более возвысило ее до того, что он молился отлучен быти от Христа по братии своей (Рим. 9:3) (святой Златоуст); …или: не престает в этой жизни, прейдет в век будущий и там пребудет, хоть всё прочее упразднится (Феофилакт)».

Вспомните Моисея. Совершенно потрясающий пример! Я всегда поражаюсь, читая Книгу Исход. Когда против Моисея уже поднимают восстание, говоря: «Давайте убьем его немедленно!», Бог говорит ему: «Отойди от них немедленно, отойди в стороночку. Я их сожгу, а тебе новый народ приведу». Моисей бежит к Богу и просит: «Боже, не надо, не казни их! А если Ты хочешь их убить, меня вместе с ними из Книги Жизни вычеркни!» Представляете: вычеркни меня из вечной жизни, лишь бы их пощадить! Люди хотят его вот-вот убить — а он бежит за них просить!

Это и есть любовь, которая никогда не отпадает и которая поэтому никогда не впадает в грех. Это та самая любовь, которая нам требуется. Но означают эти слова еще большее. Любовь никогда не отпадает, потому что она со смертью не кончается, она уходит в бессмертную жизнь. Человек, охваченный этой Божественной любовью, бежит дальше и не успокаивается, пока не соберет к себе всех, кого только может. Вы думаете, приятно святым приходить в наш мир? Если по-мирски рассуждать? Они там в раю, в Царстве Божием, и приходят сюда к тем людям, которые их часто обижают, оскорбляют своими поступками. Или ангелу-хранителю легко ли с нами находиться? А для них внутренне это не тяжело, для них это легко, потому что они переполнены любовью. Любовь никогда не прекращается. После смерти она усиливается, и святые полыхают этой любовью всё сильнее и сильнее.

Между прочим, апостол говорит, что она не кончится, даже когда мир закончится. Когда закончится Вселенная, то и тогда любовь будет полыхать и идти дальше. Это главное дело, которое ожидает людей после конца мира. Почему апостол Павел говорит, что без любви всё пусто? Потому что если человек делал всё, не желая получить этой любви, ему нечем будет заниматься после смерти. Понимаете, почему отец Иоанн Крестьянкин всегда говорил, чтобы люди каждый день читали эту главу? Чтобы мы проверяли: свиваем ли мы эту ниточку, ткём или отложили полотно в сторону.

И апостол говорит: «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится».

Любовь будет продолжаться и тогда, когда дар пророчества исчезнет из Церкви. Когда кончится время в Церкви, когда Церковь войдет в Царство Божие, то пророчеств больше не будет, потому что мы будем общаться с Богом непосредственно — лицом к лицу. «Языки умолкнут» — апостол Павел предсказывал, что дар языков будет отнят от Церкви, что и произошло. Дар говорения на иностранных языках отошел от Церкви за ненадобностью и из-за злоупотреблений. «И знание упразднится», то есть все наши познания закончатся: человек от нашего обычного процесса познания перейдет к более высокому, о котором апостол скажет дальше. Апостол говорит: всё это случится — а любовь не отпадет!

«На какое время указывает здесь апостол? Языки умолкли, но дар пророчества еще действует в Церкви, и еще очевиднее — разум. И нет основания предполагать, чтобы не было так до скончания века. Потому надо полагать, что апостол разумеет здесь век будущий. “Будущий век не имеет в сем (в сих дарах) нужды: излишне пророчество, когда самые вещи налицо; и знание языков бесполезно по уничтожении их различия; прекратится и меньшее ведение, когда будет преподано большее” (Феодорит). “Если пророчества и языки были ниспосланы для веры, то с распространением ее повсюду употребление их уже излишне. Но любовь друг к другу не прекратится, а еще более будет возрастать и здесь, и в будущем веке, и тогда еще более, нежели теперь. Здесь многое ослабляет любовь: деньги, житейские дела, телесные страсти, душевные болезни, — а там не будет ничего такого. Впрочем, в том, что упразднятся пророчества и языки, нет ничего удивительного; а что упразднится знание, это кажется странным. Как? Неужели мы тогда будем жить в неведении? — Нет; тогда-то в особенности и должно увеличиться знание, как и он сказал: тогда познаю, якоже и познан бых (стих 12). Посему, дабы ты не подумал, что и оно упразднится, подобно пророчествам и языкам, он после слов: аще разум испразднится, не остановился, но показал и способ упразднения, тотчас присовокупив: отчасти знаем, и отчасти пророчествуем”» (святой Златоуст (Беседа 34)) ».

Но увеличится по-другому, не так, как мы сейчас узнаём. Это напрямую связано с любовью, потому что любовь есть высшая форма познания. Любовь открывает особый инструмент познания. В отношении людей это понятно: если ты человека не любишь, то никогда его вообще не узнаешь — он будет для тебя закрытой книгой. Есть люди, которые пытаются познать человека при помощи психологии: разные способы используют из НЛП, Карнеги, читают книжки, как по лицу узнать человека, по жестам, но человека они всё равно не узнают. Потому что человека даже в этой жизни нельзя узнать без любви, тем более без нее нельзя узнать Бога. Без любви вся вера превращается в пустой набор бессмысленных фраз.

Здесь апостол говорит, что упразднится не знание, а неполнота знания, нехватка знания.

«Следовательно, упразднится не знание, а неполнота знания, потому что мы будем знать не только это, но и гораздо большее. Так, поясню это примером, теперь мы знаем, что Бог есть везде, но как — не знаем, что Он сотворил всё существующее из ничего, а каким образом — не знаем; знаем, что Он родился от Девы, а как — не знаем. Тогда же узнаем это более и яснее (святой Златоуст)».

Младенцы частично имеют знание, но очень ограниченное; когда дети вырастают, все их младенческие знания расширяются. Так будет и тогда, когда мы придем в Царство Божие: наши знания здешние, они как знания младенца по сравнению со знанием взрослого человека. Когда мы говорим о знании, которое имеет младенец, мы знаем, что оно не ложное, оно просто далеко не достаточное. Когда папа с мамой говорят: «Не трогай конфорку, горячо будет!», младенец не знает свойств электрических токов, не знает, по какому принципу работает электрическая плита, но что будет горячо — это чистая правда. А когда он вырастает, младенческое знание уже упразднится, он может сам плиту сконструировать. Точно так же и наше знание. То, что мы знаем, — это правда, но это та правда, которую мы знаем еще как младенцы.

«Итак, апостол в настоящей жизни данное нам знание уподобил знанию детей, ожидаемое же в жизни будущей — знанию совершенных мужей, научая, опять, этим не высоко думать о своем знании тех, которые рассекали Церковь из-за знания (Феодорит)». Здесь добавляется о тех, кто хвастает: «Я такой умный, такой знающий!..» Что ж, между детьми бывают более образованные, менее образованные, но сравните это со университетскими знаниями!.. В первом классе еще можно похвастаться: «Я быстрее тебя единичку к двоечке прибавил, а ты отстал!», но сравните это со знанием того, кто решает интегральные уравнения. Вот уровень, вот разница. Все наши знания здесь — это разница в знаниях между разными детьми.

«Когда говорит: отвергох, то внушает, что из теперешних воззрений, и самых премудрых, едва ли что останется в будущем веке». Здесь речь идет о светском знании. Как вы думаете, квантовая физика понадобится в Новом Иерусалиме?.. Никто еще не сказал, что новый Иерусалим будет состоять из квантов, — этого еще никто не доказал! Например, ты великолепный хирург — твои знания понадобятся в Раю? Очень сомнительно, за отсутствием болезней.

«И земля, и небо будут новы; новы условия существования и взаимных отношений. Все явится в другом виде, в другом смысле и понимаемо будет. Имеющее быть в будущем веке предсказывается нам посредством уподоблений. Как уподобления берутся из вещей сего века, а он престанет то такие уподобления ничего в настоящем виде и не дают разуметь, а только гадания возбуждают».

По этой причине апостол и говорит дальше: «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан».

Что представляли из себя древние зеркала? Начистите медный таз и посмотрите в него: отразится какое-то слабое, тусклое изображение, что-то похожее на лицо. Что мы знаем сейчас о будущем веке? Есть знания реальные: мы знаем, что тело воскреснет, мы знаем, что будем бессмертны, мы знаем, что будем наслаждаться Богом, что увидим Бога как Он есть, мы знаем, что мы будем детьми Божьими, мы знаем, что мы будем вместе с ангелами, что сможем летать, мы знаем, что будем жить в Новом Иерусалиме, под новым небом, на новой земле.

«Настоящее есть тень будущего, ибо во святом крещении усматриваем образ воскресения, а тогда увидим самое Воскресение. Здесь видим вместообразная Владычнего тела, а там узрим самого Владыку. Сие значат слова: лицем к лицу». Что значит «лицом к лицу»? Увидим Бога в Его не созданной Божественной славе. Здесь очень интересный момент: что значит «Богопознание лицом к лицу»? Что нам обещано? Мы увидим Бога так, как никто из существ сейчас Его не видит. Мы никогда не увидим Божественной сущности, потому что наш разум не охватит этого. Но мы увидим славу самого Бога, мы увидим славу его через Господа Христа, мы увидим славу Бога так, что Он будет рядом с нами, перед нашим лицом, мы будем лицом к лицу с Ним общаться. Как про Моисея было сказано, что он общался с Богом, как другой говорит со своим другом, вот так же и мы будем лицом к лицу общаться с Богом. Наши лица будут обновлены Его лицом, потому что мы увидим личность Божию. Почему апостол здесь про это говорит? Потому что видение происходит через любовь. Вот так и сейчас: человек может разглядеть в другом удивительного красивого человека, только когда любит его. Любовь соединяет две личности воедино. Так любовь, переполняющая сердце любящего, соединяет с Богом, — вот тогда человек увидит Творца. Поэтому и поет Церковь: «Нечестивые не увидят славы Твоей, Христе». А кто любит Бога, тот увидит и Христа, а через Него он увидит самого Отца. Лицом к лицу увидит. Наша цель — предстать перед лицом Отца Небесного, чтобы мы лицо Бога Отца увидели. Того, Кого сейчас не могут видеть небесные силы, мы увидим во славе лица Его, в Его сиянии, в Его могущественном несотворенном свете, в Его удивительном лучезарном сиянии, так что Бог будет для нас всем.

«Дабы хотя немного объяснить тебе это различие и ввести в душу твою хотя некоторый луч разумения этого предмета, припомни теперь, когда воссияла благодать, о временах подзаконных. До благодати тогдашнее казалось чем-то великим и удивительным, но после благодати оно стало невелико. Но дабы сказанное мною сделалось более ясным, возьмем какое-нибудь одно из тогдашних священнодействий, и ты увидишь различие. Представим, если хочешь, пасху ветхозаветную и новозаветную, и ты поймешь преимущество (последней над первою). Иудеи совершали ее, но совершали как бы в зерцале и гадании; неизреченных же таин они даже и на уме никогда не имели, и не знали, что прообразовали их действия; они видели закланного агнца, кровь бессловесного и помазанные ею двери; а что воплотившийся Сын Божий будет заклан, избавит всю вселенную, даст в снедь грекам и варварам Кровь Свою, отверзет для всех небо, предложит тамошние блага человеческому роду, вознесет окровавленную плоть выше неба и неба небес, и вообще выше всех горних воинств, ангелов, архангелов и прочих сил, и посадит ее на самом царском престоле одесную Отца в сиянии неизреченной славы, этого никто из них тогда и не мог представить в уме своем». Так же и сейчас, то, что мы знаем, это отчасти только тени и отблески того, а вот тогда мы узнаем во всей полноте, доступной для нас, Божьи тайны. Мы узнаем их посредством глаз любви. Потому что, конечно, глаза ненависти ничего не видят.

И здесь очень важно: «а тогда познаю, подобно как я познан» Что это значит? Как обычно мы познаем мир? Мы получаем информацию от органов чувств, обрабатываем ее, обдумываем, а затем она усваивается нашим умом, и мы уже что-то видим, понимаем. Вещь, которую мы не понимаем, не усваивается. Наше сознание отфильтровывает ее, именно потому что ее никак нельзя обозначить. Поэтому, кстати, мы и забываем те вещи, которые были до того, как мы научились говорить: мы их не умели обозначать. А тогда мы познаем, как мы познаны. Как нас Бог узнает? Бог видит нас целиком: видит такими, какие мы есть на самом деле — и сердце наше, и ум, и волю, и чувства... Познание у Него простое, без процесса. Так и мы, без процесса, в чистом виде будем сразу видеть цельное Откровение. То есть тот способ аналитического познания, который есть, — это времянка, связанная с болезнью разума. Если бы мы не грешили, бы мы так не познавали. Даже сейчас пророчества — это уже немного другой способ познания. А тогда мы будем видеть вещи сразу со смыслом, без процесса познания. Это особая, высочайшая форма познания — когда ты видишь весь мир глазами Бога, и сам в этом пребываешь.

И опять-таки познание означает соединение с познаваемым, потому что сказано: «Познал Господь Своих» (2 Тим. 2:19).

Бог Своих знает в особом смысле — Он с ними соединен. Так же и мы будем познавать Бога. То есть Он с нами соединен, но мы-то с Ним еще не до конца. Он с нами соединен, потому что Он нам дает Свою жизнь и силу, но мы-то не до конца ее усваиваем. А тогда барьера злой воли, который мешает, не будет, потому что воля станет доброй, она будет вылечена. Мы будем смотреть на мир и всё окружающее глазами Бога, а глаза эти — глаза любви. Это и есть любовь, которая дает возможность познания. И это будет полное знание, в ясном свете, когда человек будет видеть Бога лицом к лицу, насколько это в принципе возможно для него, будет плоть Владыки видеть, он будет видеть все тайны будущего века сразу, целиком, и всё это будет одновременно означать большее умножение любви. Потому что любовь Бога будет беспрепятственно вливаться в сердца людей.

Говорят, ангелы не устают, потому что стремятся всё больше и больше любить, чтобы стать выше, стать пламенеющими, как серафимы. Самый малейший ангел стремится стать выше — выше не по иерархии, а заполыхать большей любовью, чем сейчас. Из-за выбора, который ангелы сделали в начале времен, любовь Божия вливается в их сердца уже сейчас, целиком.

Вот так же в сердца людей после конца мира любовь будет беспрепятственно вливаться, если они не поставят ей преграду сейчас. Понятно, в чем дело? Если вы сейчас разозлитесь, впадете в обидчивость, то заблокируете себе эту возможность, и для вас это познание будет на веки вечные закрыто. Все будут с открытыми глазами смотреть, а вы ничего не увидите, потому что без любви ничего не увидишь. Жутко ведь такое потерять. Потерять фактически все богатства, быть слепым среди зрячих, быть голодным на пиру. Этот и есть результат безлюбовности. Потому что истинное знание конца мира — это знание Бога, в Котором знание и любовь неразрывны.

Если на земле, как говорил апостол, «знание надмевает, а любовь назидает» (1 Кор. 8:1), то в Боге знание и любовь неразрывны, это единое целое, это единый процесс познания через любовь. Это тот самый процесс, который и сейчас апостол нам предлагает, но во всей полноте он явится в конце.

Нам в этом веке надлежит придерживаться трех добродетелей: веры в Бога и веры Богу, то есть веры в существование Бога и доверие Богу — доверия, которое порождает надежду, полную надежду только на Бога и ни в коем случае не на себя, и которое в свою очередь порождает любовь. Это три величайших добродетели: вера, надежда, любовь. Без них спастись невозможно. Но любовь из них больше.

И здесь Златоуст говорит: «Здесь новая похвала любви. Не довольствуясь прежде сказанным, апостол старается найти в ней еще нечто иное. Смотри: он сказал, что любовь есть великий дар и путь к дарам превосходнейший; сказал, что без нее дарования не приносят большой пользы; написал ее изображение обильными чертами, а теперь хочет наипаче возвысить ее и показать величие ее тем, что она не прекращается. Ныне же, говорит, пребывают вера, надежда, любы, три сия; больши же сих — любы. Почему же любовь больше? — Потому что те преходят. Вера и надежда прекращаются, когда являются блага, составляющие предмет веры и надежды».

После конца мира ни одного верующего не останется. Как можно веровать, когда ты видишь глазами? Не будет ни одного надеющегося, потому что зачем надеяться, когда надежда сбылась? Но любовь из них больше, она продолжается вечно. Она никогда не заканчивается. Более того, вера и сейчас нужна, чтобы победить нам страсти, надежда нужна, чтобы отлепить сердце от земного. А когда человек уже отлепил сердце от земли, победил страсти, вроде бы вере и надежде мало чего делать нужно.

«Но любовь там паче имеет силу, когда упокоятся страсти, тела сделаются нетленными, а души не будут избирать ныне то, а завтра другое (Феодорит)»..

Поэтому любовь пойдет огромным потоком в человека. Сейчас у нас в лучшем случае ручеёчки любви — маленькие, слабенькие ручейки любви, — а тогда любовь пойдет огромным, мощнейшим потоком, который продлится вечные веки. Поэтому будем стремиться к любви, как говорит Иоанн Лествичник, будем стремиться бежать и не давать себе пощады, пока мы не достигнем этой пристани. Бегите! Бегите!

Список этот не случайный, это не просто описание, это цепочка — одно за другое, одно за другое... Выучите наизусть и тяните, тяните, тяните, тяните... Бегите, разгоняйтесь, чтобы взять высший взлет, — и помните, что, на самом деле, происходит это потому, что сама любовь берет нас с собою. Иоанн Лествичник, заканчивая свою величайшую книгу, вдохновленный Божественной любовью, пишет: «Влеки меня, о любовь, покажи мне, где спасешь нас в полдень, беги, уничтожь, выжги всё то, что нам мешает прийти к тебе. Влеки нас и не дай нам никогда насытиться тобою. Дай нам всегда наслаждаться тобою, ибо ты обожгла сердце мое». Бегите братья, говорит он, никогда не останавливайтесь, торопитесь и еще быстрее устремляйтесь выше! И чтобы любовь, которая есть Бог, вознесла нас выше всего! Храни вас Господь!