Читать толкование: 1-ое послание к Коринфянам ап. Павла, Глава 12, стих 2. Толкователь — Феофан Затворник святитель

Когда, говорит, вы были в язычестве, то вы тянулись к идолам безгласным так, как бы кто влек вас к ним, обвязав веревками. Язычники опутаны были омрачением смысла и так обольщены, что видя не видали, что пред ними бездушный и безгласный идол, ими же сделанный, в котором никакой не было силы, а они надеялись от него иметь все. Враг так опутывал, держа их в прелести, и не давая им здраво взглянуть на дело; льстя же пустыми надеждами, влек к ним, как ужом. Привычка с детства и общность дела много придавали силы этой прелести влекущей и делали покрывавший ее мрак непроницаемым. Коринфяне возникли от сей дьявольской сети и перешли из области сатанины к Богу. Глаза их теперь открылись, и они видели, какая глупость была прежнее влечение к идолам. Апостол и говорит им: весте. Что здесь о зловерии говорится, идет и к грешности. Грех так же опутывает, и вслед его грешник как ведомый ведется, и однако ж не видит ни прелести, ни связности своей. Уже после, как обратится он к добродетели, ясно воззревает на греховное состояние, как оно дурно и как вяжет, не давая свободы отвязаться от него. Вражеская прелесть и в веровании языческом, и в греховной жизни одинакова. Феодорит так изображает прелесть идолопоклонства: "Апостол хочет и обличить бессмыслие еллинского баснословия, и показать истину благочестия. Ибо демоны, восхитив и присвоив себе наименование – бог, в великое заблуждение ввели людей потому что, совратившись с правого пути и оставив истинного Бога, стали они многим воздавать божеское чествование и думали, что не всякий бог все может, но признавали одного подателем мудрости, другого воинской опытности, а иного - мореходного искусства. Сие-то божественный Апостол и выразил в сказанном им, именно же: прежде нежели прияли вы свет благочестия, служа еще лжи, подобно бессловесным, водимы были туда и сюда, будучи порабощены прелести бесчувственных идолов". Святой Златоуст обращает внимание при этом на другую сторону предмета, именно, что идолопоклонство поддерживалось между прочим прорицателями в исступленном состоянии. Прорицания шли или из людей, в исступлении находившихся, или даже из идолов. Эта дивность влекла к идолам. Святой Златоуст разъясняет намеренно различие этих исступленных прорицаний и истинных пророчеств, чтоб показать, что дары Духа, о коих начинается речь, ничего схожего не имеют с уродливыми дивностями язычества. Он говорит: "В капищах идольских, когда кто бывал одержим нечистым духом и прорицал, то, как бы ведомый и связанный, был увлекаем духом и нисколько не сознавал того, что говорил. Прорицателю свойственно быть в исступлении, терпеть принуждение и насилие, увлекаться и неистовствовать, как бесноватому. А пророк не таков, но он говорит все с трезвою душою и здравым рассудком, зная, что он говорит. Так различай прорицателя исступленника и пророка. Когда кто-нибудь разными волхвованиями и обрядами вводил в человека беса, тогда этот человек начинал прорицать и, прорицая, рвать и терзать себя, не могши выносить насилия беса; наконец начинал кричать: развяжите же, развяжите мне венки, окропите мои ноги чистою водою и изгладьте черты, чтобы я мог идти. Все это и тому подобное, ибо можно бы сказать гораздо более, доказывает и принуждение, с каким бесы удерживаются и служат, и насилие, какое терпят люди, однажды предавшие себя им и лишающиеся в это время здравого смысла. Намекая на все это и тому подобное, Павел сказал: ведомы ведостеся. Так как он говорил к понимавшим дело, то и не излагает всего подробно, дабы не отяготить их, но только напоминает им. Не объясняет он и нашего, то есть того, что касается пророков; ибо коринфянам и это было известно; и между ними были пророки, которые пророчествовали как следовало, с рассудком и совершенною свободою. Они властны были говорить и не говорить, ибо не были принуждаемы, но вместе с честию сохраняли и волю. Вот первое различие между исступленно-прорицателем и пророком".