Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Ианнуарий (Ивлиев) архимандрит

Господь Иисус Христос излагал свое новое учение притчами, то есть образными примерами, взятыми из обыденной жизни. Так и апостол Павел, будучи опытным душепопечителем, зная о человеческой «немощи», излагает свое Евангелие, прибегая к иносказаниям.

Павел приступает к задаче своего послания: исправить положение, создавшееся в церкви в Коринфе. Он писал свое послание из Ефеса. Рабы, христиане из дома богатой дамы по имени Хлоя посетили Коринф и привезли с собой историю о распрях и разладе.

Павел дважды обращается к коринфянам как к братьям. Как сказал старый комментатор Беза: «В этом обращении находится и скрытый аргумент». Во–первых, он смягчает только что сделанный упрек, который делает не учитель с палкой в руке, а человек, движимый только любовью. Во–вторых, такое обращение должно было показать им, сколь ошибочными были их распри и разлады. Все они братья и должны жить в братской любви.

Стараясь примирить эти расколовшиеся группы церковной общины, Павел употребляет две интересные фразы. Он просит их, чтобы все они говорили одно, то есть он преследует цель устранить разногласия — выражение, обычно употребляемое враждующими сторонами при достижении соглашения. Он желает, чтобы они «соединены были в одном духе и в одних мыслях«, употребляя его в медицинском значении как соединяют сломанную кость, либо вправляют вывихнутый сустав. Разногласия в церковной общине противоестественные и их следует исправить ради здравия и действенности тела всей Церкви.

***

Апостол Павел начинает основную часть своего Послания к Коринфянам настоятельным призывом: «Умоляю вас, братья, именем Господа нашего Иисуса Христа». Греческое слово, которое переведено как «умолять», очень весомо. В нём звучит: увещевать, призывать, просить, приглашать, ободрять, утешать, уговаривать, даже проповедовать. Апостол не желает приказывать; он обращается к разуму и чувству коринфян. Он называет их «братьями». «Умоляю» – это очень сильно сказано, ибо речь идёт о большой опасности для Церкви – о её расколе. Нет, до настоящего раскола дело ещё не дошло (мы знаем, что расколы в Церкви ещё впереди, и какие расколы!). Но уже тогда, когда Церковь делала свои первые шаги своей истории, в среде христиан явственно наметились разделения. И эти разделения были результатом искажённо понимаемого Евангелия, то есть Благой Вести о спасении, которое принесла людям Крестная жертва Иисуса Христа. Без обиняков Апостол Павел приступает к сути дела. Он настоятельно призывает Церковь к единству. И ссылается он при этом на имя Иисуса Христа, что придаёт его увещанию большой вес. Цель увещания – возвращение к прежнему единодушию и согласию христиан. Единство в Церкви для Апостола вовсе не означает единообразия и обязательной униформы в мыслях и действиях. Такому единообразию противоречило бы уже само понятие Церкви как «тела Христова». Апостол в этом же послании разъясняет коринфянам, что их многообразие и непохожесть друг на друга – неоценимое богатство, дар благодати Духа Святого. Многообразие не отрицает единства, но напротив, делает это единство живым «телом», состоящим из многих «членов». Единство подвергается опасности тогда, когда ослабляется то, что объединяет многообразные члены в единое тело Церкви Христовой. Такое скрепляющее начало – любовь. Вот когда отсутствует любовь во Христе, тогда и происходят разделения. Но именно это и происходило в Коринфе.

Павел видит в церкви Коринфа четыре группы: они еще не откололись, раскол находится внутри церкви. Павел употребляет для описания положения греческое слово схизмата, означающее прореха в покрове. Церковь в Коринфе подвергается опасности стать столь же неприглядной, как разорвавшийся покров. Следует отметить, что названные благочестивые личности — Павел, Киф и Аполлос — не имели никакого отношения к расколу и раздорам в церкви. Между ними не было ни противоречий, ни раскола. Их имена были присвоены отдельными группами людей без их ведома и согласия. И действительно, нередко случается так, что так называемые сторонники становятся большей проблемой, нежели противники. Присмотримся повнимательнее к этим группам и попробуем разобраться, что же отстаивала каждая из них.

***

Апостол Павел называет некоторые тревожные факты, о которых он узнал от неких людей коринфской христианки Хлои, предположительно её рабов, прибывших в город Ефес, где в то время находился Апостол. Он узнал, что в Церкви образовалось несколько групп, каждая из которых претендовала на то, что она исповедует «истинное христианство».

1. Одна группа заявляла «я Павлов». Несомненно, в эту группу входили, главным образом, люди неиудейского происхождения. Павел всегда проповедовал Евангелие свободы и конец власти закона над людьми. Вероятно, эта группа коринфских христиан стремилась обратить свободу, проповедуемую Павлом, в вольность и распущенность, и использовать новообретенное христианство для оправдания своей распущенности и личного своеволия. Немецкий теолог Бультманн сказал, что христианский индикатив часто приводит к императиву. Представители этой группы коринфских христиан забыли, что христианский индикатив Евангелия привел к христианскому императиву христианской этики. Они забыли, что были спасены не для того, чтобы свободно грешить, а чтобы получить свободу не грешить.

2. Представители другой группы утверждали «я Аполлосов». В Деян. 18:24 дано краткое описание характера Аполлоса. Это был иудей из Александрии, «красноречивый и сведущий в Писаниях». В то время Александрия была центром интеллектуальной жизни. Именно там ученые мужи создали школу, аллегорически толкующую Писание, и выводили крайне сложные толкования из совершенно простых отрывков. Вот один из примеров их занятий: в сочинении Варнавы из Александрии из внимательного анализа стихов Быт. 18:23; 14:14, они делали следующий вывод: Авраам имел 318 человек домочадцев, коих он и обрезал. В греческом написании 18 — а греки использовали в качестве цифровых знаков буквы с определенным значением; так после йоты следует ета, то есть первые две буквы имени Иисуса (Иесус). Цифру 300 же греки обозначали буквой «Т» — символ распятия; следовательно, выводит Варнава, это событие в истории Авраама представляет собой предсказание распятия Иисуса Христа на Кресте! Далее, александрийцы были большими поклонниками литературы. В сущности, именно они внесли интеллектуальный момент в христианство. Все те, кто утверждал «я Аполлосов», несомненно, принадлежали к интеллектуальному крылу Коринфской церковной общины, стремившемуся превратить христианство более в философию, нежели в религию.

3. Была там и группа, утверждавшая «я Кифин». (Киф — это иудейское имя, соответствующее в греческом и латинском Петру.) Большинство из них были иудеи, пытавшиеся учить, что человек все же должен соблюдать иудейский закон. Это были законники, превозносившие закон и, тем самым, преуменьшавшие значение благодати.

4. И были там такие, которые утверждали «я Христов». Это можно объяснить по–разному:

а) В греческих рукописях вовсе отсутствует пунктуация, и между словами нет никакого интервала. Вполне возможно, что здесь не выделена особая группа, а что это комментарий самого Павла. Может быть, он диктовал так: я Павлов; я Аполлосов; я Кифин — но я Христов. Возможно, это комментарий Павла к сложившемуся крайне неприятному положению.

б) Если же такое предположение неверно, и все же описывается существовавшая группа, то это должна была быть маленькая стойкая группа людей, утверждавших, что лишь они являются истинными христианами в Коринфской церковной общине. Их реальная ошибка состояла не в том, что они заявляли о своей принадлежности Христу, но в том, что они выступали так, будто Христос принадлежит исключительно им. Такое выражение довольно четко определяет небольшую нетерпимую, уверенную в своей правоте, группу.

***

Приверженцы различных групп в Церкви ссылались на их собственные авторитеты. Одни на Павла, другие на Аполлоса, третьи на Кифу, то есть Петра. Но при этом все, конечно, считали себя христианами, ссылаясь на Христа. Апостол никак не характеризует все образовавшиеся группы с их культами той или иной личности. Да его это и не интересует.

Не следует думать, будто Павел преуменьшает значение крещения... Но самое важное заключается в том, что крещение проводилось во имя Христа.

По–гречески эта фраза обозначает самую тесную связь. Так, например, дать деньги во имя человека значило уплатить по его текущему счету. Продать раба во имя человека — значило отдать этого раба в его абсолютное владение. Солдат римской армии клялся в верности во имя цезаря: и он принадлежал полностью императору. Выражение во имя кого-то подразумевает абсолютное владение. В христианстве же эта фраза несет в себе даже большее значение: она означает, что христианин не только полностью принадлежит Христу, но и каким–то особым образом отождествляется с Ним.

***

Нас может несколько удивить предположение, будто коринфяне могли подумать, что они как-то принадлежат тому человеку, который произвёл над ними таинство Крещения. Ведь мы знаем только наше Крещение «во Имя Отца и Сына и Святого Духа». В ранней Церкви бытовало и Крещение «во Имя Христа», или, опуская слово «Имя», ещё проще: Крещение «во Христа». В нашей литургии осталось воспоминание о таком Крещении в песнопении «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал. 3:27). Но что могло означать крещение «во имя Павла», или Петра или Аполлоса? Для античного человека здесь было всё ясно. Дело в том, что обряд крещения (то есть погружения или омовения) совершался ежедневно во множестве домов Римской империи. Когда покупали раба и вводили его в дом нового господина, то над ним совершался обряд крещения «во имя нового господина». Это омовение, которое иногда совершал и сам покупатель, символизировало забвение прежней жизни раба и его переход в абсолютное владение покупателя. Кстати, при этом раб получал от нового хозяина новое имя. Всё старое должно было быть вычеркнуто из памяти: прежнее имя, прежний господин, прежняя жизнь. Вот так и в христианстве: быть крещёным во Имя Христа означает, что христианин отдаёт себя Христу, полностью принадлежит Ему. Не «во имя Павла» крестились коринфяне, а «во Имя Христа». И они не должны это забывать: они не Павловы и не Аполлосовы, но Христовы. И «никто не может служить двум господам» (Мф 6:24). Не может и не должен!

Крисп когда–то был начальником иудейской синагоги (Деян. 18:8). Гаий, возможно, был странноприимцем, у которого жил Павел (Рим. 16:23).

***

– С облегчением Апостол пишет, что лично он крестил всего лишь несколько человек в Коринфе, так что никто не может утверждать, будто он крещён во имя Павла. Ведь речь идёт не о вере в Павла или Петра, а о вере во Христа Распятого и Воскресшего! В Коринфе опасно сместился центр тяжести: человеческие посредники в вере слишком переоценивались, а само дело веры отодвинулось на задний план.

Люди, крещенные Павлом, были особыми новообращенными. Самым первым новообращенным, по–видимому, был Стефан (1 Кор. 16:15).

***

– С облегчением Апостол пишет, что лично он крестил всего лишь несколько человек в Коринфе, так что никто не может утверждать, будто он крещён во имя Павла. Ведь речь идёт не о вере в Павла или Петра, а о вере во Христа Распятого и Воскресшего! В Коринфе опасно сместился центр тяжести: человеческие посредники в вере слишком переоценивались, а само дело веры отодвинулось на задний план.

А, в общем, Павел хочет сказать следующее: «Я рад, что был так занят проповедованием, ибо если бы я крестил, то это могло бы дать некоторым из вас повод говорить, что я крестил вас в мое владение, а не в Христово». Павел не уменьшает значение крещения, а лишь заботится о том, чтобы ни одно его действие не могло быть истолковано превратно, будто бы он числил их за собой, а не за Христом.

Павел заявляет, что излагал людям историю распятия в самых простых выражениях. Украшать ее риторикой и остроумием он не собирался. Павел хотел привлечь внимание не к языку, а к фактам, не к автору, а к его рассказу. Цель же Павла состояла именно в том, чтобы показать людям не себя, а Христа, во всем Его величии.

***

При этом Павел вовсе не желает принизить значение Крещения, ибо оно знаменует начало христианской жизни и поэтому чрезвычайно важно. Но он указывает на второстепенное значение личности того, кто совершает таинство. Сам Павел послан Христом не крестить, а благовествовать, и видит в проповеди Евангелия свою важнейшую задачу. Что касается Крещения, то он, как правило, предоставлял совершать его своим помощникам.

Благовестие апостола Павла – Слово о Кресте Христовом, Весть о Божественной искупительной жертве Иисуса Христа за грехи человеческие. И эта полная трагического содержания Весть ставит под сомнение всю самозваную и самодовольную человеческую мудрость. Апостол настаивает: спасение людям принесла не их мудрость, но не признанная и распятая ими на Кресте Премудрость Божия. Однако разделения в Коринфе вызывают у апостола Павла опасение, что его Слову о Кресте грозила подмена словом человеческой «премудрости», того особого, элитарного, доступного лишь избранным и якобы возвышенного знания, овладение которым ведёт к спасению. Не к спасению от Бога, а к своего рода «само-спасению». Павел видит в этом искажении Благой Вести угрозу единству Церкви и своему апостольскому авторитету.

Кроме того Апостол знал о том, как высоко эллинский и римский мир ценил «премудрость слова» в смысле искусства речи и убеждения. Но он не желает и не имеет права излагать людям историю распятия Христа, прибегая к словесному искусству. Не стиль речи, но её содержание, и не проповедник, но сама проповедь – вот что должно привлекать внимание слушающих. Форма и содержание Слова Благовестия должны соответствовать друг другу, иначе Весть о Кресте может быть искажена уже самим способом изложения. «Премудрость слова» может, – как буквально пишет Апостол, – «опустошить, свести на нет Крест Христов», то есть лишить Слово о Кресте его смысла, сделать содержанием проповеди красоту речи проповедника, а не спасительный Крест.

Мы слышим величественное Евангелие о Кресте. Пожалуй, в Писании Нового Завета нет другого, подобного ему Слова, которое с такой яркостью и силой выразило бы непостижимую, и в то же время действенную суть христианского Благовестия об Иисусе Христе распятом. Здесь — нервный центр, сердцевина Евангелия, тот узел, который не разрешается человеческой логикой, никакими мыслительными усилиями философов и ученых. Здесь Апостол Павел облекает в слова универсальную христианскую истину, побуждаемый к этому конкретной ситуацией. Так он поступает и в прочих своих посланиях: от конкретного к универсальному, от частного к общезначимому.

Коринфская церковь, к которой обращается Апостол, в то время находилась на грани раскола. Причиной разделений была человеческая гордыня, выражавшаяся в том, что одни христиане считали себя выше, лучше других. Они наивно и безосновательно видели себя достигшими совершенного духовного знания во Христе. Факт своего крещения они считали гарантией спасения, пропуском в Царство Божие. Вы уже пресытились, вы уже обогатились, вы стали царствовать без нас (1 Кор. 4:8), — с горькой иронией пишет им Апостол. Сегодня мы сказали бы, что коринфяне, о которых идет речь, находились в состоянии «прелести», ложного религиозного энтузиазма и самодовольства. При этом решающую роль в их религиозных представлениях о себе играли понятия «силы» и «мудрости во Христе». Но, уповая на свою мнимую «силу» и «мудрость», они забывали о жестокой реальности Креста и не считались с неизбежным крестоношением в этой жизни, в этом мире. Всё с той же горькой иронией Апостол Павел напоминает им об этом: Мы безумны Христа ради, а вы мудры во Христе; мы немощны, а вы крепки; вы в славе, а мы в бесчестии (1 Кор. 4:10).

Свою проповедь Апостол подчеркнуто называет «словом о Кресте»: Я рассудил быть у вас незнающим ничего, кроме Иисуса Христа, и притом распятого (1 Кор. 2:2). И это слово — юродство, безумие с точки зрения «мудрости мира», которому весть о Кресте должна казаться лишенным смысла абсурдом, потому что эта весть противоположна всем человеческим ожиданиям.

***

И для культурных эллинов и для набожных иудеев история, которую рассказывало им христианство, казалась сущим безумием.

***

Однако Слово о распятом на Кресте Сыне Божием для «погибающих», – будь то ищущие человеческой мудрости культурные эллины, будь то требующие знамений набожные иудеи, – казалась сущим безумием. Для «спасаемых» же, то есть для верующих, оно есть Слово Божественной мудрости и потому – спасительная Сила Божия. Как писал святитель Феофан Затворник, «Бог умер на кресте и спас нас; веруйте – и спасётесь».

О том, что человеческие потребности, планы, ожидания могут быть очень далеки от замыслов Божиих, говорили уже древние книги Писания, которые по памяти цитирует Апостол Павел: Бог посрамит «мудрость мудрецов» и «разум разумных», Он «знание их делает глупостью» (Ис. 29:14; Ис. 44:25).
***
Павел начинает тем, что свободно употребляет две цитаты из Исаии (Ис. 29:14; Ис. 33:18) с тем, чтобы показать, насколько ненадежна человеческая мудрость, как легко она может подвести.

Где они, иудейские и эллинские мудрецы, книжники, участники богословских и философских диспутов? Слово о Кресте ставит под сомнение всю их человеческую мудрость.

Ибо и Иудеи требуют чудес, и Еллины ищут мудрости; а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость.

Согласно иудейским ожиданиям, Мессия должен был доказать своё мессианство знамениями божественного посланничества: Иудеe знамения просиятъ. Однако Спаситель оказался не сияющим победителем, но униженной, отверженной и распятой жертвой человеческой злобы и глупости. Исповедать такого Спасителя как Мессию должно было представляться невыносимым соблазном, почти богохульным скандалом. «Соблазн» по–гречески «скандал». Слово это означает западню, ловушку, несущую совращение и гибель. Крест вызывает противоречие и раздражение.

Ищущим же мудрости эллинам, которые в своей философии пытались проникнуть в сущность мироздания, весть о распятом Спасителе представлялась болезненным безумием. Почитать умершего на кресте преступника, — для «нормального» человека это должно было казаться нестерпимой дерзостью.

Иудеи и эллины у Апостола Павла выступают как представители всего неверующего мира. Они воплощают различные формы слепоты по отношению к Божественному откровению, к Вести о Кресте. Мир упустил Бога в Премудрости Божией на Кресте, ибо желал познать Его по масштабам своихрелигиозных ожиданий и своей мудрости. Но нам ясно также, что критика Апостола направлена не столько на неверующий мир, сколько на уверенных в своей силе и мудрости коринфских христиан, а тем самым и на нас. Иудеи и эллины — не другие, не внешние: они символизируют позиции, которые всегда существуют и внутри церкви. В самом деле: разве мы не видим и в нашей церкви, и в себе самих стремления нашими желаниями внешней силы, чудесных знамений, власти и успеха заменить призыв Спасителя: Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф. 16:24). Мы, как иудеи и эллины, тоже рискуем не признать и не познать мудрость Божию, если не принимаем всерьез Евангелие о Кресте.

Событие Креста во всей своей трагичности — доказательство силы и премудрости Божией, которая смогла преодолеть смерть и небытие. Ведь Крест Христов неразрывно связан с Христовым Воскресением. Без Воскресения Крест остался бы торжеством греха и бессмыслицы. Но без Креста Воскресение оказалось бы иллюзорным хэппи–эндом, не считающимся с полной страданий действительностью этого мира. Послание к Коринфянам открывается трагической Вестью: «Христос Распятый!», но завершает его радостная Весть: «Христос Воскресе!». И то, и другое — Весть Божественной Премудрости, и, следовательно, — Евангелие!