Читать толкование: , Глава , стих . Толкователь — Филарет Московский (Дроздов) святитель

Дополним еще, что и мир, как творение Божие, не есть сам по себе гнездо похоти, или работная храмина искушений; не к сему назначил его премудрый Художник и Содетель Бог; но к сему силится обратить его, чрез преслушание перваго человека вошедший в него, злохудожник и разрушитель диавол, который и есть «искуситель» по преимуществу, как и называется в священном Писании (Мф. 4:3). Если он нагло дерзнул приступать в сем качестве к самому Иисусу Христу, в Котором «не имел ничесоже» (Ин. 14:30), в Котором, то есть, не было ничего греховнаго, или поврежденнаго, или нечистаго, и следственно никакой внутренней пищи искушению: то не должно ли заключить, что сей адский ветр всегда, до предсказаннаго решительнаго запечатления бездны (Откр. 20:3), приметными или неприметными, прямыми или косвенными исходами дышет в мир, и силится раздуть всякую искру похоти в человеке, и «все еже в мире», превратить в дрова огню сему нечистому?

"Чтo значат в наставлении Апостольском плотския похоти, можно понять из самых сих слов, только не вполне. Похоть есть желание: но не всякое желание есть похоть. Похоть есть как бы хотение после хотения, желание простертое далее пределов естественнаго желания, страстное, не управленное законом, порядком, и умеренностию. Похоть плотская собственно есть безпорядочное желание плотских, чувственных удовольствий, в противоположность воздержанию, трезвости, целомудрию." "Апостол Иаков пишет: похоть заченши раждает грех (Иак. 1:15). Из сего надлежит заключить, что похоти так же многообразны, как многообразны грехи. Апостол Иоанн пишет: все, еже в мире, похоть плотская, и похоть очес, и гордость житейская, несть от Отца, но от мира сего есть (1 Ин. 11:16). Святый Иоанн, для удобнейшаго обозрения воюющих на нас похотей, указует три главныя их отряда. Это суть, во-первых, похоть плотская, о которой мы уже дали понятие; во-вторых, похоть очес, неудерживаемое желание несытых глаз, которое предметами видимаго мира хочет не пользоваться благоразумно, а жадно наслаждаться, или завладеть, – любостяжание, любовь к суетным украшениям, страсть к зрелищам; в-третьих, гордость житейская, желание превозносить себя над другими, а других видеть ниже себя, склонность величаться и тщеславиться некоторыми преимуществами видимаго и временнаго мира, частию достойными некотораго уважения, как то: родом, званием, знанием, делами необыкновенными; частию суетными и ничтожными, как то: богатством, пышностью и роскошью. Все сии виды похотей могут быть названы плотскими, как названы у Апостола Петра; потому что их источник и цель есть плоть, а не дух, – и мирскими, как у Апостола Павла: потому что берут себе пищу из видимаго и временнаго мира."

Святый Иоанн, для удобнейшаго обозрения воюющих на нас похотей, указует три главныя их отряда. Это суть, во-первых, «похоть плотская», о которой мы уже дали понятие; во-вторых, «похоть очес», неудерживаемое желание несытых глаз, которое предметами видимаго мира хочет не пользоваться благоразумно, а жадно наслаждаться, или завладеть, – любостяжание, любовь к суетным украшениям, страсть к зрелищам; в-третьих, «гордость житейская», желание превозносить себя над другими, а других видеть ниже себя, склонность величаться и тщеславиться некоторыми преимуществами видимаго и временнаго мира, частию достойными некотораго уважения, как то: родом, званием, знанием, делами необыкновенными; частию суетными и ничтожными, как то: богатством, пышностью и роскошью. Все сии виды похотей могут быть названы «плотскими», как названы у Апостола Петра; потому что их источник и цель есть плоть, а не дух, – и «мирскими», как у Апостола Павла: потому что берут себе пищу из видимаго и временнаго мира...

 В отношении к сему отечеству, на земли, во временной жизни, все мы «пришельцы и странники». В основательных о сем размышлениях можно находить немалую силу для отражения похотей, приражающихся к нашему сердцу. Если, например, приближается похоть плотская, и призывает к чувственному наслаждению; ты можешь отвечать ей: удались от меня; я пришлец и странник; на пути не пиршествуют и не роскошествуют; благовидная или неблаговидная гостинница, суровая или не суровая пища, мягкий или жесткий одр, не много разнствуют для странника; благодушно перенесши лишения моего странничества, безмерно буду вознагражден утешениями в моем отечестве. Если похоть очес представит воображению тленныя богатства, и скажет: для чего ты мало имеешь? для чего не стараешься иметь более? отвечай и ей: я пришлец и странник; для странника часто удобнее нести с собою мало, нежели много; сохранив себя в странничестве, в отечестве найдут себе сокровища, которых «ни червь, ни тля тлит, и татие не подкопывают, ни крадут» (Мф. 6:20). Если гордость житейская станет докучать тебе: зачем ты не довольно возвышен, не довольно почтен; и ей скажи: не смущай меня напрасно; я здесь пришлец и странник, а имею такое высокое отечество, пред которым и возвышенное и униженное на земли едва приметно, и равно ничтожно; горами ли, дебрями ли ведет меня невидимая рука Провидения, все равно, только бы привела меня в оное горнее отечество.

Подобно рыбе в воде, как я уже отчасти заметил прежде, дух человека, в следствие первороднаго греха, погружен в плоти, в чувственности, в море житейском, в мире чувственном, который также поврежден от грехопадения Адамова, «во зле лежит», обуревается как ветрами, «похотию плоти, похотию очес, гордостию житейскою» (1 Ин. 2:16). То воды скорбей доходят до души человека; то утопает он в удовольствиях; то волнуется страстями; то увлекается течением суеты, не находя покоя, и не познавая себя и своего назначения. Но, что всего хуже, во глубине моря житейскаго кроется змий бездны, непрестанно алчущий поглотить человека, подобно как большая рыба малую.

Пристально смотря в живоносный гроб Христов, как в открытое окно будущего века, и приемля оттоле в храмину земной жизни небесный свет, он ощущает непонятную для других легкость – бодрствовать, как сын света, подвизаться против царства тьмы, и совершать живые дела света. Ты должен умереть миру, заповедует ему Евангелие. Он говорит: повинуюсь, потому что «мир преходит, и похоть его: а творяй волю Божию, пребывает во веки» (1 Ин. 2:17).  

 

 

 

 

«От нас изыдоша, но не беша от нас» (1 Ин. 2:19), обличает Апостол Иоанн отступивших от единства верования и от послушания Церкви. Не видим ли и ныне людей сего рода? От нас получили они начало веры и таинств, – «от нас изыдоша», но уже не хотят быть нашими. Без призвания, без благословения, как кому вздумалось, поставляют себя учителями, и, чтобы прикрыть неблагообразие самочиния, отвергают Церковь, от которой получили все, что имеют, или мнятся иметь.