«Вот Иона-пророк…» - Чухонцев Олег Григорьевич

*****

Вот Иона-пророк, заключенный во чрево кита,

там увериться мог, что не всё темнота-теснота.

В сердце моря, в худой субмарине, где терпел он, как зэк,

был с ним Тот, Кто и ветер воздвиг, и на сушу изверг.

И когда изнеможил, когда в скорби отчаялся он,

к Богу сил возопил он и был по молитве спасен.

По молитве даётся строптивость ума обороть:

Встань, иди в Ниневию и делай, что скажет Господь.

Ах, и я был строптивым, а теперь онемел и оглох,

и куда мне идти, я не знаю, и безмолвствует Бог.

Не пророк и не стоик я, не экзистенциалист,

на ветру трансцендентном бренчу я, как выжженный лист,

ибо трачен и обременён расточительством лет,

я властей опасаюсь, я микроба боюсь и газет,

где сливные бачки и подбитые в гурт думаки,

отличить не могущие левой от правой руки,

как фекальи обстали и скверною суслят уста.

Врёшь, твержу про себя я, не всё темнота-теснота...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Вырывающаяся из рук, жилы рвущая снасть

кой-то век не даёт кораблю в порт приписки попасть.

На кого и пенять косолапым волкам, как не на

пассажира уснувшего, под которым трещит глубина.

Растолкать? Бросить за борт? Покаяться? Буря крепка,

берег твёрд, и за кормчим невидимая рука.

Не пугайся, Иона, у нас впереди ещё Спас,

ещё встанет растеньице за ночь и скукожится враз.

Так что плыть нам и плыть, дни и луны мотая на ось,

на еврейский кадиш уповать и на русский авось.

Описание произведения.

О чём стихотворение Чухонцева? — О невозможности существования вне Бога. — О тяжести сознательно взятого на себя невольного греха. — О покаянии. — Об обретении внутренней свободы через внешнее ущемление, в любом месте и в любое время. О том же, повествует и Книга пророка Ионы. Чухонцев внимательно следует за сюжетной канвой библейской книги, отсылка к ней дана уже в первых строках стихотворения: «Вот Иона-пророк, заключённый во чрево кита, / Там увериться мог, что не всё темнота-теснота». Мысль о том, что темнота-теснота могут скрывать свет и простор, пробуждать внутреннее зрение человека к познанию Бога — автор развивает по спирали. Сначала он намекает на верующих, прошедших сталинские лагеря, где они обрели внутреннюю свободу. Чухонцев сближает своего Иону и этих, свободных в любых условиях, людей: «В сердце моря, в худой субмарине, где терпел он как зэк, / Был с ним Тот, Кто и ветер воздвиг, и на сушу изверг, / И когда изнеможил, когда в скорби отчаялся он, / К Богу Сил возопил он и был по молитве спасен». Далее автор задает новый уровень духовных постижений, причем в проекции на себя самого: «По молитве дается строптивость ума обороть: / Встань, иди в Ниневию и делай, как скажет Господь. / Ах, и я был строптивым, а теперь онемел и оглох, / И куда мне идти, я не знаю, и безмолвствует Бог». Тема послушания Богу, взятая в разных разворотах, есть и в других поздних стихах Чухонцева: Бог безмолвствует, когда человек не хочет или не готов Его слушать. Так бывает с потерявшими жизненные ориентиры писателями, говорящими о себе: «Не пророк и не стоик я, не экзистенциалист, / На ветру трансцендентном бренчу я, как выжженный лист». Затем экзистенциальная растерянность из сферы трансцендентной переносится в наши русские будни — с их сливными бачками, фекалиями, пачкающими уста и речь, с людьми, замороченными газетным враньём: «Ибо трачен и обременён расточительством лет, / Я властей опасаюсь, микроба боюсь и газет, / Где сливные бачки и подбитые в гурт думаки, / Отличить не могущие левой от правой руки, / Как фекальи обстали и скверною суслят уста…». Но тут из бытового пространства, словно подвешенное к небу на верёвке, действие вновь перелетает в пространство метафизическое: «Врёшь, твержу про себя я, не всё темнота-теснота. / Вырывающаяся из рук, жилы рвущая снасть / Кой-то век не дает кораблю в порт прописки попасть».

Тема Ионы входит в нашу действительность многообразно. Вначале автор ставит себя на место Ионы-пророка, затем приключения Ионы примеряются к событиям русской истории, и после этого – к нашему современнику. Таким образом, каждый житель нашего мира проходит испытания Ионы-пророка. Состояние мира влияет на всех его обитателей, но и каждый рядовой житель мира, не пророк и не воин, способен влиять на образ мира. Это возможно, когда он постигает Божью волю о себе – так, как постиг её после долгих испытаний пророк Иона. Далее автор переводит внимание читателя от Ионы к Спасителю (прообразом Которого в Ветхом завете и был Иона, три дня бывший во чреве кита) и к всецелому на Него упованию: «Не пугайся, Иона, у нас впереди ещё Спас, / Ещё встанет растеньице за ночь и скукожится враз. / Так что плыть нам и плыть, дни и луны мотая на ось, / На еврейский кадиш уповать и на русский авось». Проецируя на нас историю Ионы, Чухонцев почти не прибегает к архаической лексике – повествование ведётся живым русским языком со значительной долей вкрапления выражений из современного жаргона.

История создания.

Стихотворение Чухонцева родилось из размышлений об историческом прошлом России, о состоянии современного человечества, о тупиках, в которые оно попало, а также о своей жизни в стремительно меняющемся, не в лучшую сторону, мире. И, конечно же, из углублённого чтения Книги Пророка Ионы. Почему именно эта книга стала прообразом стихотворения? — Вероятно, потому, что Иона был единственным пророком, ослушавшимся Бога, и прилюдно в этом сознавшимся. Безропотно прошедшим испытания, ниспосланные Богом, трёхдневное, исполненное скорби, пребывание во чреве кита. И при этом — не потерявшим надежды вновь увидеть свет, а когда Бог послал ему и эту милость — пылко Его возблагодарившим. Иона прошёл искус, который надлежит пройти и нам, из-за непокорности Богу попавшим во тьму, сходную с тьмой китового чрева. Каждому, однако, дана надежда, выйти из тьмы на Свет Божий.

Отношение автора к вере.

Разные люди становятся христианами по-разному. Олег Чухонцев стал христианином, благодаря поэзии и особенностям поэтического мышления. Это видно по эволюции его текстов. Духовная поэзия Чухонцева лишена церковной тематики. Но, уже в ранней поэме «Свои: Семейная хроника» христианский взгляд на вещи проявляется в вере родни поэта, в оговорках, в якобы случайных упоминаниях Бога, в церковной лексике и в размышлениях, проникнутых религиозными догадками. Безотчётным постижением православия полны стихотворения «Пасха на Клязьме» и «Рыбинское водохранилище». В них, через русский пейзаж, опрокинутый внутрь души, проступают черты русской метафизики, богатой христианскими ориентирами. Эти ориентиры делают Чухонцева христианином ещё до того, как он фактически им стал. Впервые это выявилось в стихотворении из сборника «Слуховое окно»: «Пусть те, кого оставил Бог…», первая строфа которого – парафраз Десятой заповеди: «не желай …ничего, что у ближнего твоего». Точность попадания в смысл Новозаветных и Ветхозаветных заповедей – воистину поразительны для, тогда ещё не верующего или верующего по-своему, человека, далекого от Христа, но шаг за шагом к нему приближающегося. В поздних стихах разрозненные религиозные догадки выстраиваются в чёткую систему. Христианская тема становится в поэзии Чухонцева доминантной.

Биография.

Олег Григорьевич Чухонцев родился в 1938 году в городе Павлов Посад. Окончил Московский педагогический институт им. Крупской (филологический факультет), рано занялся поэтической деятельностью. Работал в отделах поэзии журналов «Юность» и «Новый мир». Признание пришло к нему ещё в молодости, но ни одной книги стихов он долгое время издать не мог, а после публикации в 1968 году стихотворения «Повествование о Курбском», ему запрещено было печататься (все эти годы Чухонцев зарабатывал на жизнь поэтическими переводами). В эти годы цензура забраковала две его книги. Наконец, в 1976 году Чухонцеву удалось издать первый сборник стихов «Из трёх тетрадей», в 1983-м вышел второй — «Слуховое окно». Свободным от цензурных искажений стал лишь третий — «Ветром и пеплом» (1989). Затем были изданы сборники «Пробегающий пейзаж» (1997), «Фифиа» (2003), книга избранных произведений «Из сих пределов» (2005), поэма «Однофамилец» (2008). В 2014 году вышел двухтомник «Речь молчания» и «Безъязыкий толмач»: в него вошли оригинальные стихи поэта и его избранные переводы европейских и американских поэтов. Стихи Олега Чухонцева переведены на многие языки мира. Он — лауреат Государственной премии РФ, Пушкинской премии фонда Альфреда Тёпфера (Германия), Пушкинской премии России, поэтической премии «Anthologia», большой премии «Триумф», национальной литературной премии «Поэт», большой премии им. Бориса Пастернака и других.

Автор текста: Виталий Яровой.