Молчание длится не долго. Если у двух последних лжесвидетелей оказался недостаток наглости и уменья повести свое дело, то эти качества найдутся в избытке у хитрого саддукея. В тот момент, когда он уже мало владел собою, его душу озаряет внезапное вдохновение зла. В его распоряжении есть одно верное средство заставить говорить Молчавшего в сознании своей правоты: это – заклятие именем Божиим. Правда, это средство совершенно незаконное.

В древнееврейском уголовном судопроизводстве практиковалось особого рода заклятие только по отношению к свидетелям, и то лишь в том случае, когда последние из-за каких-нибудь эгоистических расчетов не желали давать показания, следовательно, как побудительное средство при намеренном и упорном запирательстве свидетелей Лев. 5:1. Притч. Сол. 29:24. Schebuioth IV, 1 (Surenh. IV, p. 302).. Знало право Моисея и право раввинов клятву и для обвиняемого, но только по делам денежным. Что же касается уголовных преступлений, то даже к свидетелю, желавшему клятвою подтвердить истину своих показаний, оно относилось с недоверием Kidduschin f. 43: «Свидетель, клятвою доказывающий свою достоверность, не может считаться свидетелем».. Каким же образом это в высшей степени осторожное законодательство могло допустить клятву для обвиняемого в таком преступлении, которое наказывалось смертию? Какой преступник не решится на ложную клятву, раз таким путем он может избежать угрожающей казни? Допускать в таких случаях клятву для обвиняемого значило толкать преступника на совершение другого важного преступления, и потому ни право Моисея, ни право раввинов не знало клятвы для обвиняемого в уголовном преступлении. Мало того. Весьма интересно отношение еврейского судопроизводства и к собственному признанию обвиняемого в уголовном деле. Законодательство Моисея совершенно не знает такого признания и нигде не рекомендует его в качестве доказательного средства. По меньшей мере два свидетеля необходимы для доказательства уголовного преступления. Вот его основное требование относительно уголовного судопроизводства, вся сила которого сосредоточивалась в свидетельских показаниях. Если бы, так сказать, свидетелем против себя мог быть и сам подсудимый в своем признании, тогда такое положение, как «по словам одного свидетеля не должно предавать смерти», не имело бы места в праве Моисея Втор. 17:6. Процессы Ахара (Иис. Нав. 7:19), Ионафана (1 Цар. 14:43), амалекитянина, принесшего Давиду весть о смерти Саула (2 Цар. 1:10), были обставлены такими исключительными условиями, что не могут говорить об обычной судебной практике того времени.. Что касается права раввинов, то здесь отрицательное отношение к собственному признанию обвиняемого в уголовном преступлении высказано уже совершенно ясно и определенно. «Наш закон, – говорит Маймонид, – никого не осуждает на смерть на основании его собственного признания» Sanhedr. IV, 2 (Surenh. pars IV, pag. 234). Nemo morte afficiatur suo testimonio, – говорит и рабби Бартенора. Ibid.. «Так учат наставники, – говорит Кокцей, – что никто на основании собственного признания или прорицания пророка не может быть предан смерти» Ibid.. Не только смертная казнь, но даже бичевание не могло быть присуждено кому-нибудь на основании одного его собственного признания.

Таким образом, председатель синедриона не имел никакого права, во-первых, требовать от Господа Иисуса Христа ответа под угрозою проклятия и, во-вторых, на основании только таких, незаконно вынужденных слов Подсудимого составлять обвинительный приговор. Но что закон для Каиафы в эту минуту! «Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» Мф. 26:63. – торжественно обращается он к Иисусу Христу.

Источник

Археология истории страданий Господа Иисуса Христа. Киев, "Пролог", 2006. С. 88-90.

Толкования. Евангелие от Марка, Глава 14, стих 61