Синодальный перевод «не говорите лишнего» слабо передает греческий звукоподражательный глагол, который скорее можно было бы перевести как «бубнить, бормотать». Языческие заклинания были предметом постоянной насмешки иудеев. Они вспоминали при этом пророка Илию, который смеялся над жрецами Ваала:

И взяли они тельца, <…> и приготовили, и призывали имя Ваала от утра до полудня, говоря: «Ваале, услышь нас!» Но не было ни голоса, ни ответа. И скакали они у жертвенника, который сделали. В полдень Илия стал смеяться над ними и говорил: кричите громким голосом, ибо он бог; может быть, он задумался, или занят чем‑либо, или в дороге, а может быть, и спит, так он проснется! И стали они кричать громким голосом, и кололи себя по своему обыкновению ножами и копьями, так что кровь лилась по ним. Прошел полдень, а они все еще бесновались до самого времени вечернего жертвоприношения; но не было ни голоса, ни ответа, ни слуха (3 Цар. 18:26–29).

Долгими призываниями имен своих богов язычники надеялись привлечь к себе их внимание и, по выражению римского философа Сенеки, только «утомляли богов» своей назойливостью. «Стыдно человеку <…> обременять богов (deos fatigare). Что нужды в молитвах?» – писал он¹. Но простой человек античной эллинской культуры верил в своенравных богов, от которых неизвестно чего ждать – вреда или пользы. Попытаться склонить капризных богов на свою сторону можно только мольбами и жертвами. Более того, богов, если правильно произнести их таинственные имена, можно в известной степени принудить к исполнению молитвы. В этом смысл всякой магии, всяких заклинаний.

Однако нельзя сказать, что иудейские молитвы были короче и менее многословны, чем языческие. В этом отношении мнения разнились. Так, Екклесиаст учил краткости: «Не давай устам твоим торопиться, и пусть не спешит твое сердце начать перед Богом речь. Бог на небе, а ты на земле, пусть же будет речь твоя краткой»² (Еккл. 5:1). Тому же учил и Иисус, сын Сирахов: «Не повторяй слова в прошении твоем» (Сир. 7:14). Но в целом во времена Иисуса Христа иудеи любили длинные молитвы с использованием многих эпитетов, относящихся к Богу. С одной стороны, это свидетельствовало о своего рода набожности, о серьезном отношении к молитве. Но, с другой стороны, выдавало неправильно понимаемую набожность. Пример такой длинной молитвы мы встречаем во Второй книге Маккавеев:

Священники же, доколе горела жертва, совершали молитву <…>; молитва же была такая: Господи, Господи Боже, Создателю всех, Страшный, и Сильный, и Праведный, и Милостивый, Единый Царь и Благодетель, Единый Податель всего, Единый Праведный, и Всемогущий, и Вечный, Избавляющий Израиля от всякого зла, Избравший Отцов и Освятивший их! Прими жертву сию за весь Народ Твой (2 Мак. 1:23–26).

Далее следуют прочие прошения (см.:2 Мак. 1:26–30). Вот такие молитвы, уподоблявшие иудеев язычникам, Иисус Христос отвергает. Молитва – разговор с Богом, любящим и всеведущим Отцом. И этот разговор может быть долгим. Сам Иисус, бывало, молился ночи напролет. Но любовь и внимание Отца Небесного не надо привлекать к себе благочестивой риторикой, нанизыванием многих восхваляющих Бога слов, как в приведенном примере. Какой в этом смысл? Подольститься к Богу? Это наивно и нелепо. Бог знает наши потребности и наши сердца. Он говорил через пророка Исаию:

И будет, прежде нежели они воззовут, Я отвечу; они еще будут говорить, и Я уже услышу

(Ис. 65:24).

Но если так, если Бог позволяет нам молитвенно общаться с Собой, а иногда это общение бывает даже долгим, то молитва становится даром Божиим и полностью прекращает быть нашей заслугой, на основании которой мы могли бы на что‑то претендовать. Об этом пишет и апостол Павел: «Мы не знаем, о чем молиться, как должно, но Сам Дух ходатайствует за нас» (Рим. 8:26). И не только Дух, но и Сам Иисус Христос предложил нам как подарок образец того, как должно молиться. Это – молитва «Отче наш».

*1 Сенека. Письма к Луцилию. XXXI, 5.

*2 Перевод РБО.

Источник

Ианнуарий (Ивлиев) архим. Жемчужины Нагорной проповеди. О главном в христианстве. О молитве

Толкования. Евангелие от Матфея, Глава 6, стих 8