Повеление Иоанну не запечатывать слов этой книги, содержащих пророчества (как очевидно - и того, и другого типа, т.е. как предсказание будущего и как применение заповедей Христовых характера нравоучительного), представляется и по букве противоположным тому, что слышал пророк Даниил (что сокрыто и запечатано до последнего времени) и что сказано было и самому Иоанну относительно того, что проговорили семь громов (Откр. 10:4). Так содержится все в жизни и историиземного нашего мира во всемогущей Деснице Божией. Угодно Ему - и открывается грядущее, и видимо становится вперед за многие века и тысячелетия. Не угодно - и как бы завесой, абсолютно непроницаемой, отгородится и заслонится и то, что совсем близко, можно сказать - событие завтрашнего дня. И дивится потом человек: как он этого не предусмотрел, как и уже наступившего не заметил? Не дивись: не должно было тебе этого знать, и никакая - ни человеческая, ни ангельская, ни иная какая-либо тварная сила не возмогут этого узнать, и все попытки в этом направлении, очень часто - самоуверенные и дерзко-заносчивые, окажутся жалкими и до смешного нелепыми.

Итак, ты, Иоанн, не запечатывай слов этого пророческого откровения, даваемого в книги сей, ибо, по воле Всевышнего, должно оно быть ведомо людям всем - и малым и великим, так как оно приготовляет всех к грядущему времени испытаний этих и кар, времени отчета и воздаяния. И время это близко. Однако - слышит Иоанн - историческая людская жизнь и дальше пойдет своим чередом как для праведных, так и для грешных: неправедный пусть еще делает неправду, а нечестивый пусть и еще сквернится - каждый в меру достижения своего и в меру собственного пользования свободой своей. Так и праведный да творит правду еще, и святой еще освящается. Ибо и дальше нива мира сего будет зреть, жатва же должна прийти к концу, как тать, внезапно, - только по определению воли Всевышнего.

Однако пусть никто ни на один момент не забывает, что ответ тот непременно спросится с него и что во всех своих делах, во всех и внешних, и внутренних переживаниях своих должен он будет дать отчет со всеми ли сразу на Страшном Христовом Суде, как последнее поколение и все грешные люди, или только сам он один после телесной смерти своей, но непременно во всем этом должен он отчитаться. И это не в отдаленном каком-то будущем, и не ушедшему в дальние страны Владыке, а вот-вот, совсем близко и не медля. Се, гряду скоро, и возмездие Мое со Мною, чтобы воздать каждому по делам его... И этим завершится и увенчается вся история земли, ибо Мною она начинается, Мною и заканчивается. - Я есмь и Алфа, и Омега, как Начало, так и Конец, как Первый, так и Последний.

Пусть знают все, что есть только две дороги, по которым проходит и может проходить на земле жизнь человека: или это дорога на небо, в тот горний Иерусалим, который только что был обрисован, где блаженство и радость бесконечная ожидают «победивших» в общении любви с Божественным Творцом их и Спасителем. Или это дорога в ад, в огонь мучительный, но не светящий, во тьму кромешную, где будет плач непрестающий и зубовный скрежет боли и злобы... Итак, блаженны те, которые нашли и избрали себе первый путь, блаженны соблюдающие заповеди своего Спасителя, чтобы иметь им право на древо жизни, вечно питающее их и утоляющее все истинные запросы их богоподобного духа, - блаженны они, что могут войти в Иерусалим для всех открытыми, всех к себе зовущими, но, увы, лишь немногими избираемыми тесными воротами, прямо и верно ведущими в эту вечную жизнь. Блаженны вошедшие дверью, Которая одна: ибо никто не может прийти в Царство любви для общения с Отцом Небесным, как только Мною (см.: Ин. 10:9; 14:6). Ибо истинный пир брачной радости, истинное бесконечное блаженство и веселье наследуют все они, и ничто не может сравниться с этою радостью и с этими бесконечными наслаждениями единственно реальной, отвечающей имени своему жизни в светлом и беспечальном Царстве Христовом.

А все псы и чародеи и все эти закоснелые и до конца обезобразившие себя сознательные и упорные грешники, все эти любодеи и убийцы, идолослужители всякого вида, в этом своем служении ничтожным и скверным своим кумирам до конца изменившие своему Творцу и Благодетелю, возненавидевшие все доброе и всякую истину, вообще всякий любящий и делающий неправду - для них противоположное, ибо избрали они сами себе противоположное: вместо света - тьму, вместо радости - стоны и горе, вместо насыщения и наслаждения - лишение, голод и мука.

Но спрашивается: чего же - души ли или тела коснутся эти муки? И как нам понимать их?..

В объяснении обследованного нами текста Апокалипсиса нам уже не раз приходилось высказываться по вопросам, относящимся сюда. Говорили мы и о психологической стороне вопроса, о неизбежности мучений с нравственно-духовной стороны; не раз оттеняли мы невозможность исправления таких закоснелых во грехе грешников, о которых все время идет у нас здесь речь, как указывали, наоборот, о столь же несомненном прощении от Бога всем грехам и даже кощунствам против Него иного, несравненно менее виновного, менее гибельного типа, когда люди грешат по неведению или по слабости воли на доброе. Говорили и о вечности этих мучений. Остается нам только разобраться в вопросе: будут ли мучения эти физическими или же только нравственными?

И опять-таки, и о нравственных муках мы и раньше говорили, что они не только не исчерпываются угрызениями совести, как склонны многие толковать их, но и не в великой мере включают в себя это угрызение совести, в истинном смысле этого слова, в общую совокупность их в качестве составного, так сказать, элемента. Характерная черта настроенности души этих грешников степени второй, вечной смерти - это ожесточение, внутренний отпор и злая ненависть ко всякой истине, в том числе и к истине реальных переживаний. Раскаиваться в смысле сожаления, тем паче - отвращения к содеянному, они не могут, ибо иначе, возненавидев свой грех, они были бы прощены. И вообще, совершенно неправильно утверждают те, кто говорит: те грешники будут раскаиваться, да поздно, ибо тогда и там (на Страшном Суде) Господь уже не примет раскаяния их. Нет, Благость Божия всегда останется Благостью Его, и на Страшном Суде, и после него. Господь-то, несомненно, всех бы их простил и принял в общение с Собой, если бы могли они действительно раскаяться, отвернуться от избранных ими начал лжи и зла, а возлюбить и правду, и добро. Но в том-то и дело, что сами эти грехолюбцы, во главе с сатаной, - все по- прежнему будут упорствовать и коснеть в отвращении к ним, по-прежнему будут переживать все ту же настроенность ненависти к Любви и Правде Божией, и не раскаются, и не обратятся, и именно потому-то и не будут прощены.

Но если нам более понятны и для большинства приемлемы в данном случае мучения порядка нравственного, то церковное наше учение с той же определенностью говорит нам и о муках порядка физического. Мучиться будет такой закоснелый грешник и душой, и телом своим, которое, как знаем мы, восстанет у сотворших злая, по слову Господа, в воскрешение суда (осуждения. - Ин. 5:29). Таким образом, совершенно несомненно, что мучения будут как духовными, так и телесными, и - порядка материального По философии словом материя обозначается все недуховное, а вещественное, пространственно протяженное, т.е. окружающая нас вселенная в полном составе внешнего физического мира. .

Конечно, мы в этом случае тоже не должны впадать в крайность и односторонность. Очень многие только потому не допускают, чтобы были там мучения физические, что понимают их совсем неправильно, слишком уже грубо-чувственно. Встречаются и из верующих такие, которые стоят здесь на воззрениях невежественной и темной толпы, принимая символику за реальность: железо, огонь, разные орудия мучений типа наглядного в словесных или художественных изображениях этих мучений, принимая за подлинные здешние наши огонь или железо. Конечно, все это ошибочно и лишь мешает делу. Совершенно ясное и до бесспорного отчетливое отстранение всех этих грубых заблуждений мы видим в Евангелии, в той же самой беседе о Страшном Суде, ибо Господь говорит там отсылаемым на мучения грешникам: Идите от Меня, проклятые, в огонь вечный, уготованный диаволу и аггелом его (Мф. 25:41). Ясно, что огонь этот - не нашего, земного теперешнего порядка, ибо этот наш огонь жжет только тело теперешнее, а диавол - дух бесплотный, как и бесы его. Для них огонь мучения будет, конечно, не соединением кислорода с углеродом или какими-нибудь другими соответствующими газами современного физического мира. И железо их не может ни терзать, ни сокрушать, ни бить.

А с другой стороны, каждому столь же ясно, что мучения физические будут не в этом, ветшающем, мире, ибо в мире этого нынешнего, земного нашего века грешники, отошедшие на частный суд и ныне уже несущие за грехи свои наказания за гробом, мучаются там душой, а не телом, которое пребывает в могиле, становясь снедью червей, но для самих гниющих трупов - безболезненно. Но не менее ясно и то, что когда у этих грешников воскреснут тела, то с ними возобновится и реальная возможность для соответствующих, телесных же, мучений.

И возможность эта необходимо станет и достоверной реальностью. И это, по апостолу, - по заслугам, как и телесные же наслаждения райские для праведных после всеобщего воскресения. Ибо он пишет: Всем бо явитися нам подобает пред судищем Христовым, да приимет кийждо, яже с телом содела, или блага, или зла (2 Кор. 5:10). Совершенно понятно: как с телом подвизались или грешили, так с телом и получат соответствующее воздаяние - благое за благо и злое (карающее) за зло. И обращаясь к новозаветному Писанию, мы постоянно встретим там указание на эти телесные муки. И особенно - в Евангелии. И наипаче - в речах Самого Господа. И это совершенно для нас объяснимо. Ведь Господь для того и на землю сошел с высот небесных, чтобы спасти людей, и больше всего - именно от этих самых мучений адовых, о которых теперь мы рассуждаем. И вот, против какого бы греха гибельного Он ни предупреждал, Он предупреждал и о том, к чему приведет сей грех в будущей участи человека. Отсюда: говорит ли Он, чтобы мы боялись соблазнов и как бы самую руку или ногу отсекали в этом случае или глаз вырывали (не жалея себя здесь пагубным саможалением, а равно и не дорожа и самыми крепкими привязанностями земного порядка), Он, как мы не раз приводили, ставит пред нашим сознанием, что иначе нас ожидает червь не усыпающий и огнь не угасающий. Говорит ли о недопустимости даже и словесного убийства, указует: раз кто назовет ближнего своего безумным (дураком), тот подлежит мучительному сожжению огнем - в геенне огненной (Мф. 5:22).

Как известно, геенной огненной - огнем долины сынов Ен- номовых - называлась та долина у холмов Иерусалимских, где действительно горел огонь, и горел, не угасая. Некогда в этой долине насаждались мерзости идолослужения Молоху, когда во вкусе грубой языческой фантазии внутри этого идола разводился сильный огонь, от которого кумир раскалялся докрасна, а любимейшей, но и отвратительнейшей жертвой для него считалось то, когда родители сами приносили ребенка своего и полагали на раскаленные руки идола, чтобы он скатывался в пасть чудища, откуда изрыгалось пламя. Возмущенные этими гнусностями послепленные иудеи, в знак своего отвращения и презрения, устроили там свалочное место, где мусор и нечистоты сожигались на медленном огне, который для сего и горел там, не угасая. И этим он являлся прекрасным символом огня адского, где в пламени горят, но уже не сожигаясь, преданные соотносительным гнусностям грешники, жжет огонь всякую богопротивную нечистоту и скверну. Таков же смысл и того огня, о котором говорит столько раз Апокалипсис, - озера, горящего огнем и жупелом (серою). В образе этом еще больше оттеняется мучительность и неугасимость этого огня от грехов, каким является прилипчивый и особенно болезненный огонь от серы.

Нужно заметить, что по этому вопросу - о природе будущих адских мучений - у ряда церковных авторитетов мы находим и значительные отступления от общепринятого учения о физической стороне этих мук. Начиная уже с первых учителей знаменитой Александрийской школы, св. Климента и Оригена, в понимании их становится у таких толкователей преобладающим взгляд на эти мучения как на средство очистительное по отношению к грехам человека, даже нравственное уврачевание их. И тогда самые мучения, в частности - огонь геенны, приобретает уже не физический, а духовно-нравственный характер.

По учению св. Климента Александрийского, всякий верующий во Христа, оставив плоть, должен еще освободиться от всей грязи обременяющих его страстей. Средством для этого и служат те огненные мучения, которые постигают его по смерти и которые, являясь для умерших грешников наказанием, вместе с тем имеют для них «благодетельное» значение. Они служат для них средством очищения от грехов... Бог («Истинный Гностик»), говорит он, сжалится над теми, кто после своей смерти будет терпеть наказания, и побудит их исповедать Его. В этих мучениях человек прежде всего освобождается от всех своих пороков... Затем он переходит в другое место, которое, хотя и лучше прежнего, однако является местом более тяжких мучений. Здесь человек мучится раскаянием во всех грехах, совершенных им после крещения, и испытывает за них стыд. Это составляет для верующего величайшее наказание. Наконец, он освобождается от всякого мучения, так как сознание греховности приводит его к совершенству, научая его жизни с Богом, и он удостаивается награды и почестей.

Психологическую сторону учения Климента о таком, очистительном, характере этих огненных мучений развил Ориген (ум. 254 г.), со всей решительностью защищавший мысль, что адский огонь имеет чистодуховный характер. Ссылаясь на слова пророка Исаии (ходите светом огня вашего и пламенем, егоже разжегосте. - Ис. 50:11), он утверждал, что у каждого человека есть собственный огонь, которым он наказывается, что «каждый грешник зажигает сам для себя пламя собственного огня, а не погружается в какой-то другой огонь, зажженный уже раньше кем-то иным или прежде него существовавший». Горючим материалом, или пищей, этого огня, по представлению Оригена, служат наши грехи, которые ап. Павел называет деревом, травой и соломой (см.: 1 Кор. 3:12). И далее разъясняет: подобно тому как излишек в желудке трудно перевариваемой пищи производит во всем организме лихорадочный жар, который всегда прямо пропорционален количеству присутствующих в организме вредных, воспаляющих веществ, так, когда душа переполняется грехами, в ней вся сумма зла воспламеняется для наказания и возгорается для мук. Ни один из наших грехов не проходит бесследно для души, но отображается на ней. Когда таким образом составленная целая цепь грехов и злодеяний во всем своем безобразии и наготе вдруг откроется внутренним очам нашей совести, тогда последняя сама будет преследовать и бить себя своими собственными рожнами и сама будет против себя свидетельствовать и обвинять себя (ссылка на Рим. 2:15), и, таким образом, «орудия мучения образуются вокруг самой субстанции души, именно из гибельных греховных настроений».

Для уяснения этой мысли Ориген ссылается на аналогии сильных страстей, особенно любви и ревности, а также на болезненность полезных операций и устранения вывихов.

Но с особенною обстоятельностью и полнотою раскрыл это учение о нравственно очистительном и духовном характере потусторонних мучений тот же св. Григорий Нисский, приведший все воззрения на будущую судьбу и праведных, и грешных в стройную и многосоставную систему. В частности, у него даже имеется нарочитая глава: «Адские мучения - 'ιατρεία και θεραπεία». Как и указывает этот заголовок, св. Григорий понимает адские мучения не как одно только наказание за греховную жизнь, но, напротив, не отрицая в адских мучениях момента воздаяния или наказания, считает их промыслительным средством к другому, высшему акту, именно - врачеванию душ, умерших от скверн порока, или, как он еще выражается, «от плотского припая». Устами сестры своей, также святой, Макрины он говорит: «Не из ненависти и не из мести за худшую жизнь, как я думаю, в мучительное состояние вводит Бог согрешивших», напротив, «с лучшей целью привлекает к Себе Он - Источник всякого блаженства...» Состояние на том свете души, «привязанной как бы гвоздями пристрастия к вещественному», св. Григорий сравнивает с положением тел, во время землетрясения засыпанных землей, которые родственники извлекают из-под развалин для погребения. Естественно предположить, что такие тела будут изломаны, изорваны - одним словом, испытают самые тяжкие повреждения при извлечении их из-под обвалов. «В некотором роде подобное страдание, - говорит он, - кажется мне, происходит и с душой, когда Божья сила по человеколюбию извлекает Свою собственность из-под неразумных и материальных развалин». Столь же удачно для его мысли и другое сравнение (кроме обычного - очищения золота огнем) - с веревкой, к которой пристала по всей длине ее самая липкая грязь. Будучи просунута в какое-либо узкое отверстие и привлекаема кем-нибудь сверху, хотя в данном процессе она будет постепенно освобождаться от грязи, но самый этот процесс будет совершаться с трудом, только путем усиленного натягивания со стороны влекущего веревку. «Так, нечто подобное, кажется мне, - говорит св. Григорий, - необходимо полагать и о душе, что она, опутавшись пристрастием к материальному и земному, страдает и бывает в напряженном состоянии, когда Бог влечет к Себе Свою собственность, а чуждое ей, как в известной мере сросшееся с ней, уничтожает с усилием и причиняет ей невыносимые болезненные страдания».

Однако, как и сказали мы, общепринятым учением нашей Православной Церкви является признание не только духовнонравственных мук, но и физических. По изображению брата св. Григория, св. Василия Великого, грешников, осужденных на Страшном Суде Христовом, «сокроет геенна огненная и вечная тьма», под которой нужно разуметь «какой-нибудь неосвещенный воздух, или место, затененное от преграждения света телом, или вообще место, лишенное света по какой бы то ни было причине». «Услышав об огне, - писал св. Иоанн Златоуст, - не подумай, будто тамошний огонь таков же, как здешний: этот, охватив что-либо, сожигает и погасает; а тот, кого однажды захватит, жжет постоянно и никогда не перестает, почему и называется неугасимым. Ведь грешникам надлежит облечься бессмертием не к славе, но чтобы иметь постоянного спутника тамошнего мучения; а насколько это ужасно, того никогда не может изобразить слово, а только из опытного ощущения малых страданий можно получить некоторое слабое понятие о тех великих мучениях. Когда бываешь в бане, натопленной сильнее надлежащего, то представь себе огонь геенский, и если когда-либо будешь гореть в сильной горячке, то перенесись мыслию к тому пламени; и тогда будешь в состоянии хорошо понять это различие. Если даже баня и горячка так мучат и беспокоят нас, то что мы будем чувствовать тогда, когда попадем в ту огненную реку, которая будет течь пред страшным судилищем? Ведь тот огонь как не истребляет, так и не освещает; иначе не было бы мрака». «К совершившему в жизни много худых дел, - говорит св. Василий Великий, - приставляются страшные и угрюмые ангелы, у которых и взор огненный, и дыхание огненное, по жестокости их воли, и лица подобны ночи, по унылости и человеконенавидению; потом - непроходимая пропасть, глубокая тьма, огонь несветлый, который во тьме содержит попаляющую силу, но лишен светозарности; затем какой-то ядоносный и плотоядный червь, пожирающий с жадностью, никогда не насыщаемый и своим пожиранием производящий невыносимые болезни; далее, самое жестокое из всех мучений - это позор и вечный стыд...»

О стыде - этом виде духовного типа мучений, как еще чаще - об отвержении от Бога как «величайшем наказании» (Григорий Богослов), мы не раз встречаем указание и у св. Василия, по которому он «страшнее тьмы и вечного огня»Ср. у Григория Богослова, так как следы греха, содеянного во плоти, навсегда останутся - подобно какой-то невыводимой краске. Впрочем, у Григория же Богослова мы встречаем, правда - нерешительное, заявление и о каком-то более мягком понимании огня и червя адских мучений. «Есть и еще ужаснейший огонь, - говорит он после приведения других мучений, - который заодно действует с червем неусыпающим, неугасим, но увековечен для злых. Ведь все это показывает истребительную силу, если только не угодно кому и здесь представлять это человеколюбивее и сообразно с достоинством Наказующего . А так как, по его же выражению в другом месте, «червь и огонь есть истребление вещественной страстности», то можно и тут видеть склонность понимать эти виды адского мучения в смысле средств временно-очистительных. А с другой стороны, и св. Григорий Нисский, в некоторое противоречие себе, говоря о необходимости участия в будущих муках и нового тела, в мотивировке этого положения выражается и так: «Самой души никогда не коснется огонь, и мрак для нее не может быть тяжелым, потому что она не имеет глаз и зрительных органов. Что мог бы сделать и червь, который способен вредить телу?» Как видим, это все - выражения, которые, несомненно, могут относиться только к физической стороне адских мук.

Говоря об изложенных особенных воззрениях св. Григория Нисского и обоих основателей Александрийской школы, нам нельзя не коснуться той, раскрытой ими, теории апокатастаси- са, в которой эти воззрения представляют собой лишь частные составные слагаемые.

Основные положения системы апокатастасиса мы находим уже у Климента Александрийского, включительно и по самый режущий христианское сознание пункт - о прощении и спасении в конце концов и виновника мирового зла - диавола. Апокатастасис - это восстановление всех падших во зло и грех разумно-свободных существ в первобытное блаженное состояние. Раскрыта в полноте эта теория особенно у св. Григория Нисского, который привел в обоснование ее всевозможные научные данные: и богословского, и философского, и психологического характера. Он ссылается здесь и на бесконечное и все покрывающее собой Милосердие Божие, а равно на Всемогущество Его, по которому ничто не в состоянии противиться Ему в Его желании блага (в данном случае - спасения падшим Его созданиям). Подводит он сюда действие на всех их искупления во Христе, смело формулируя при этом, что в воплощении Сына Божия по отношению к диаволу допущен был «некоторый обман и обольщение», «ибо обманувший человека приманкой удовольствия и сам теперь обманывается человеческим видом». Но, конечно, обман, допущенный Богом, и обман, употребленный врагом человеческого рода, совершенно противоположны по своим целям. «Один употребил обман для искажения природы, а Справедливый, и вместе с тем Добрый и Премудрый, измышлением обмана воспользовался для спасения испорченного, оказывая чрез это благодеяние не только погибшему (т.е. человеку), но и самому виновнику нашей погибели».

С другой стороны, чрез Христово дело искупления и спасения, по мысли св. Григория, уничтожаются все виды порока, какие только могут возникнуть у «изобретателя зла», и таким образом разрушится и вся область господства диавола. Отсюда, если наш «противник» почувствует на себе самом следствие искупительного дела Христова, то и он признает последнее справедливым и спасительным. «Когда, - говорит св. Григорий, - смерть, тление, тьма и если есть еще какой-либо вид порока - возникли у изобретателя зла, то приближение Божественной силы, совершая, подобно огню, уничтожение противоестественного, оказывает природе благодеяние нетлением. Поэтому и самому противнику, если он восчувствует благодеяние, не покажется сомнительным, что совершенное справедливо и спасительно». И, таким образом, последним следствием искупительного дела Христова будет, по нему, не только избавление человека от зла (в самом широком смысле этих слов), но и уврачевание (ιώμενος) самого изобретателя зла, т.е. диаво- ла. К этому моменту относит он и исполнение слов ап. Павла: преклонится колено преисподних (Флп. 2:1ο).

В философском обосновании апокатастасиса Григорий Нисский оперирует с понятиями «δν» и «μή δν». По его воззрениям, только одно добро обладает подлинным, субстанциальным, бытием: зло же, по нему, только отрицание добра, почему он не раз именовал его «τό μή δν» (то, что не есть). Это не значит, что он признавал зло чем-то призрачным, объективно не существующим. Нет, и реальное, и объективное бытие зла он признавал и утверждал, отрицая в нем именно самостоятельную и независимую субстанциальную основу и видя сущность этого зла только в лишении добра А также и другого его пророчества: Да будет Бог всяческая во всех (1 Кор. 15:28). Подобно тому как мы говорим, что зрению противоположна слепота, разумея под слепотой не что-либо имеющее место в природе само по себе, но отсутствие прежде существовавшей способности, точно так же утверждаем, что и зло состоит в лишении добра, оно - как бы тень, появляющаяся по удалении луча (Оксиюк, 510). Как конец жизни есть «начало смерти» (Оксиюк, 511), так и «зло должно быть рассматриваемо, как возникшее в мире после появления в нем добра и как имеющее свое бытие в небытии добра» (Оксиюк, 512).] . Вместе с этим зло он признавал и понятием ограниченным, имеющим свои соответствующие пределы, и пределы эти - отрицаемый этим злом основной фон добра, так что там, где зло, как ограниченное, прекращалось (в объеме ли то или во времени), там начиналось это, непокрываемое им, добро. Эту мысль свою св. Григорий уясняет посредством сравнения зла с конусом тени, которую бросает земля в беспредельном мировом пространстве, наполненном светом. Так как эта тень занимает ограниченное место и со всех сторон окружена светом, то отсюда следует, что если «кто-либо будет в состоянии пройти расстояние, на которое падает тень, то он обязательно окажется в свете, не пресекаемом тьмой». «Так, думаю, необходимо полагать о нас, что мы, достигнув пределов зла, когда окажемся на краю греховной тьмы, то снова начнем жить во свете, потому что природа блага неизмеримо превосходит меру зла. Итак, снова - рай, снова - то дерево, которое есть древо жизни, снова - дар образа и достоинство начальства... над каким-то иным царством, изображение которого в слове является для нас невозможным».

Таким образом, когда природа зла, обратившись в ничто, прекратит свое существование, тогда божественное добро, не подлежащее уничтожению, распространит свое действие на всякую разумную природу. «Когда всякое зло, подобно выпаркам, будет устранено чрез очистительный огонь из всех разумно-свободных тварей, тогда последние снова возвратятся в то состояние, когда еще не было в мире зла».

Теория апокатастасиса обычно признается заблуждением, близким к типу ереси, как осужденная Пятым Вселенским собором. Но в последнее время в науке высказываются мнения, не подтверждающие последнего обстоятельства. С одной стороны, говорят, что Пятый Вселенский собор - собор о трех главах, а не об апокатастасисе: о последнем же в те годы было соборное обсуждение, но не на Вселенском, а на поместном, тоже при Юстиниане и тоже на Константинопольском соборе, но не имеющем авторитета собора Вселенского. С другой стороны, и самое анафематствование составлено так, что определенно указывается в нем личное заблуждение Оригена, а не вся вообще теория апокатастасиса. «Кто, - говорится там, - утверждает предсуществование душ и находящийся в связи с ним апока- тастасис, да будет анафема». И справедливо говорит Оксиюк: «Само собой понятно, что данное анафематствование учения

всеобщем апокатастасисе в творениях св. Григория Нисского, который не только не учил, но даже опровергал мнение о предсуществовании душ, касаться не может». Да это ясно уже и из того, что св. Григорий Нисский Церковию всегда признавался и признается святым, т.е. прежде всего - чуждым всяких еретических мнений (даже не блаженным, как Августин или Иероним).

Однако, не входя в подробный разбор его теории об апокатастасисе, да еще с распространением последнего и на диавола с его демонами, мы все же согласиться с ним не можем. Ибо мы не раз оттеняли попутно, что не только диавол и все это богоненавистническое трио, но и закоснелые, действительно уподобившие себя диаволу люди-грешники спасения не получат, и как мы там указывали, не потому, что Бог этого не хочет, - нет, Он всем человеком хощет спастися и в разум истины приити (1 Тим. 2:4), - а потому, что сами они этого не хотят и не приемлют - на том свете так же, как и на этом. Сам св. Григорий утверждает, что «никаких грешников тогда не будет, будут тогда одни святые» Оксиюк,570-571. Учение Оригена о предсуществовании душ прежде вселения их (по падении) в тело отвергается св. Григорием Нисским в его разборе учения о переселении душ (Оксиюк, 301). См.: Оксиюк, 535.] . Но ведь тогда их подлинное «я», самая их свободно установившаяся в определенном и конченном типе личность должна будет перейти в какое-то «не-я», стать абсолютным отрицанием себя, и мрак должен принять природу света. А это невозможно, прямо немыслимо. Скорей можно еще допустить, как мы говорили выше, прекращение бытия той или иной личности грешника в том пассивном типе греховности ее, о коем мы уже знаем, отнеся сюда пророческое слово (как будто о конце и исходе мук): И убьет тебя Господь Бог (Ис. 65:15), ибо и отцы Церкви допускали такое небытие души человека Св. Иустин Мученик, св. Ириней. См.: Оксиюк, 23, 54-55. .

Что же касается диавола и его демонов, то спрашивается: что же еще узнают они в будущем по вопросу о деле спасения, чего бы они уже не знали (см. выше слова Григория Нисского)?! А с другой стороны, ведь и теперь они не только знают, но и веруют, по слову ап. Иакова, и трепещут/// (Иак. 2:19), - однако же к обращению их к Богу и Его добру и правде это не ведет, да и по самой их природе и не может вести.

Но возвратимся к прерванному изъяснению последней главы.

Источник

Димитрий (Вознесенский) архиеп. Апокалипсис в перспективе ХХ-го века. М.: ПСТГУ, 2009.- С. 361-377

Откровение ап. Иоанна Богослова, Глава 22, стих 13. Толкования стиха