Но это было последнее преступление Ирода, и скоро он умер, скончавшись в отчаянии и в страшных муках от омерзительной болезни. Получив сообщение о смерти Ирода, Иосиф возвратился из Египта и хотел поселиться в Вифлееме, но узнав, что в Иудее престол перешел к кровожадному сыну Ирода Архелаю, направился, по указанию ангела, опять в Галилею, находившуюся под управлением второго сына Иродова Антипы, и опять поселился в своем прежнем городе Назарете.

Источник

Александр Павлович Лопухин. Руководство к Библейской истории Нового Завета. – СПб.: Тузов, 1889. С. 17-18

***

СО СМЕРТЬЮ Ирода устранилась сильная рука, которая в течение более поколения одинаково подавляла как мрачныя чувства вражды, так и светлыя чувства надежды народа. Фанатизм уже давно накоплялся в тайниках народной души и уже не за* долго до смерти тирана проявился смятениями в храме. Но когда он сошел со сцены, то не осталось никого, кто бы мог сдерживать столь долго накоплявшияся чувства недовольства и вражды. Его царствование в намерениях Промысла имело своею целью отсрочить распадение иудейскаго народа и его окончательное разсеяние среди народов, чтобы впоследствии легче слить его с остальным человечеством, и с другой стороны оно способствовало более сильному пробуждению в языческих народах сочувствия к иудейству и завоевало ему прочныя права среди народов в смысле соли земли и подготовителя христианства.

Радость народа по случаю освобождения престола Давидова от кровожаднаго едомитянина не знала границ. Вражда между израильтянами и едомитянамн была, так сказать, историческая. Даже родоначальники этих двух племен было смертельными врагами между собою, и иудейское предание еще более разжигало эту ненависть, сообщая, что Исав, наконец, убил Иакова стрелою из своего лука (Юбил. 37). Когда Израиль выходил из Египта, то Едом отказался пропустить его чрез свою землю и принудил его провести еще несколько тяжелых лет в пустыне (Чис. 20:14-21, Суд. 11:17-18). Едомитяне были смертельными врагами перваго даря израильскаго Саула (1 Цар. 14:47). Давид покорил их, и как он, так и Соломон царствовали над ними. В период упадка Израиля в царствование его последних царей они были его злейшими и непримиримейшими врагами. Они помогали халдеям в окончательном завоевании Иудеи при Навуходоносоре и радовались разрушению Иерусалима, в надежде завладеть его богатыми землями и присоединить их к своей дикой гористой области. Пророки, начиная от Амоса и Иоиля в девятом столетии до Р. X Амос около 825 года, Иоиль около 810 года, при Иоахазе н Иеровоаме 2-м, царях Израильских, и Амасии и Озии, царях иудейских. ., обличали их, как злейших врагов богоправления. «Едом будет пустою степью, — восклицал Иоиль — за то, что они притесняли сынов иудиных и проливали невинную кровь на земле их» (Иоил. 3:19). «Так говорит Господь — пророчествовал Амос: за три преступления Едома и за четыре не пощажу его, потому что он преследовал брата своего мечом, подавил чувство родства, свирепствовал постоянно во гневе своем и всегда сохраиял ярость свою. И пошлю огонь на Феман, и пожрет чертоги Восора» (Ам. 1:1-12) Феман и Восора – города едомитян. . Пророк Авдий, после разрушения Иерусалима Навуходоносором, едко изобличал едомитян за то, что они были среди врагов Израиля в тот день, когда чужеземцы расхищали страну, и за то, что они злорадствовали над иудеями в злополучный день их политической гибели (Авд. 1:5, 10 Жил около 585 года. ), Иеремия и Иезекииль также возвещали гнев Божий на них (Иер. 49:7-22, Иез. 35:13-15). И в действительности, можно сказать, каждый из пророков объявлял их врагами Божиими, которых Израиль должен был впоследствии подвергнуть окончательному истреблению. Во время вавилонскаго плена, они завладели значительною частью иудейской земли и были изгнаны окончательно только Иоанном Гирканом Около 135—106 года до Р. Хр. , который покорил их за 130 лет до Р. X. и принудил подчиниться обрезанию. Такая кровавая история еще более усилила родовую вражду между ними. «Ты ненавидишь меня — говорит Иаков Исаву в Книге Юбилеев, — ты возненавидел меня и моих сыновей навсегда, и в тебе не может быть братской любви ко мне. Слушай мое слово, которое я скажу тебе: когда я буду в состоянии переменить кожу и щетину свиньи на шерсть, и когда рога выростут у нея на голове, подобно рогам овцы, тогда только я буду иметь братскую любовь к тебе; и когда волки примирятся с ягнятами, так что не будут пожирать или расхищать их, и когда они обратят свои сердца друг к другу, чтобы делать добро друг другу, тогда только я буду в мире с тобою в сердце моем; и когда лев сделается другом вола и пойдет с ним в ярме и плуге, тогда только я заключу мир с тобою; и когда ворон сделается белым, тогда только я узнаю, что люблю тебя и буду сохранять мир с тобою. Ты должен быть искоренен, и твои сыновья также должны быть искоренены, и никогда не будешь ты иметь мира» (Юбил. 37). Так именно один иудей говорит об Едоме, повидпмому в самое время царствования Ирода, и конечно было вполне естественно, что он в заключение выражения этих чувств предсказывает в следующей главе, что сыны Иакова еще раз покорят ненавистное племя и приведут его в рабство себе (Юбил. 38).

А между тем представитель этого ненавистнаго и презираемаго племени в течение более чем поколения был царем над Израилем! Его смерть были снятием национальнаго позора, который невыразимо уязвлял сердце избраннаго народа. Повсюду воскресла надежда, что скончавшийся узурпатор окажется последним из своего ненавистнаго племени на престоле Давидовом. Но и этой надежде ве суждено было осуществиться. Преемником Ирода сделался Архелай, который в их глазах оказался еще даже хуже своего отца Ирода, так как он был не только человек идумейской крови, но его мать принадлежала к одинаково ненавидимому племени самарян! Поэтому среди народа от крайняго чувства огорчения и национальнаго стыда явилось даже желание скорее подчиниться Риму, чем иметь во главе себя сына Едома или Самарии.

Придворныя интриги и особенно настойчивые наветы Антипатра, который ненавидел своих братьев в качестве соперников, заставляли Ирода не раз изменять свое завещание в свои последние годы. Наконец оказалось, что повидимому ничем нельзя было уладить соперничества между членами царскаго рода, как только разделением царства, объединение котораго было делом его жизни. Поэтому недавно пред тем приобретенныя области за Иорданом были предоставлены Филиппу Родился около 22 или 21 года до Р. Хр. , сыну Клеопатры, иерусалимской девицы, на которой Ирод женился из-за ея красоты. Галилею с Переей он предоставил своему сыну Антипе Родился около 20 года до Р. Хр. , а Иудею, Идумею и Самарию с титулом царя — Архелаю Родился около 22 или 21 года. , которые оба были сыновья Малфаки. Одно время у него было намерение предоставить все царство Ироду, сыну второй Мариамны, как преемнику Антипатра, но соучастие матери этого князя в интригах раввинов оказалось роковым для него И. Флавий, Bell. Iud. I, 30, 7. . Саломия, сестра Ирода, непримиримый враг маккавейскаго рода, получила в дар города Иамнию и Аздот в равнине филистимской и Фазаил в пальмовых рощах долины иорданской.

Как только Ирод испустил дыхание, первым делом его сестры Саломии с мужем было освободить всех тех знатных иудейских лиц, которых Ирод созвал было в Иерихон, чтобы подвергнуть их там избиению в час своей смерти. Затем они собрали войско и народ в амфитеатре в Иерихоне и, прочитав письмо, оставленное покойным царем к воинам, открыли его завещание, которое вместе с его перстнем нужно было отвезти к кесарю на утверждение. Между тем солдаты провозгласили царем Архелая и немедленно приняли присягу на верность ему. При этом не ускользнуло от внимания всех то обстоятельство, что Архелай задал большой пир в самую ночь смерти своего отца Флавий, Древности, 17. 9, 4 .

Затем, после должных приготовлений, последовало погребение Ирода, которое совершилось со всею придворною пышностью и блистательным великолепием. ИЕлу покойнаго отданы были все царския почести: на голову ему была возложена корона и диадема, в правую руку дан скипетр, и он, одетый в пурпурный плащ, покоился на золотом катафалке, блистательно украшенном драгоценными камнями. Когда двинулась погребальная процессия, сыновья Ирода и множество его родственников по обеим сторонам сопровождали гроб. За ними, двигалась любимые полки Ирода: отряд телохранителей, данный ему Августом в день смерти Клеопатры, фракийский отряд, германский легион и легион из галлов, все с своим оружием, знаменами и полной военной амуницией; далее в длинной процессии двигалось все остальное войско, конное и пешее. Пятьсот рабов и отпущенников двора несли благовонныя травы и масти для погребения, и вся эта огромная процессия, при печальных звуках военной музыки и конечно наемных плакальщицах, медленно подвигалась к новому замку Иродиуму, верстах в пятнадцати к югу от Иерусалима, где покойный царь еще при жизни построил себе великолепную гробницу. Но весь этот внешний блеск не в состоянии был скрыть того, как мало было любви к нему в народе или в самом его семействе, потому что Архелай, приготовивши все это похоронное великолеиие, тут же ссорился с своими родственниками из-за наследства, и едва тело вынесено было на некоторое разстояние от Иерусалима, как там произошло народное смятение.

Архелай с притворною печалью отбыл обычный семидневный траур после погребения и закончил его великолепным поминальным пиршеством для народа. Затем он снял траурное одеяние и, надев на себя обычный царский плащ, отправился в храм, где произнес к народу с золотого трона речь, в которой благодарил иудеев за проявленныя ими чувства верноподданничества, и давал большия обещания на будущее, когда он будет утвержден на престоле Августом. Народ спокойно слушал его до окончания речи. Но как только он закончил ее, так некоторые из толпы начали требовать облегчения налогов, а другие — освобождения заключенных в тюрьму по случаю последняго религиознаго мятежа. Все это он охотно обещал и удалился во дворец. К вечеру, однако же, толпы народа собрались у самых ворот дворца и начали оплакивать раввинов и молодых людей, преданных Иродом смерти за то, что они во время последняго мятежа разбили золотой орел, высившийся над храмом, и требовали наказания для сановников, исполнявших приказание Ирода; в то же время раздавались крики с требованием низложения Иоазара из дома Воефа, котораго Ирод, породнившись с этим семейством посредством брачных уз, назначил первосвященником на место Маттафии, сторонника народнаго дела I. Флавий, Древности, 17. 6. 5• . Еще опаснее было, когда народ стал требовать от Архелая, чтобы он немедленно возстал против римлян и изгнал их из страны. Все его старания успокоить народ оказались тщетными. Изо дня в день смятение все более усиливалось, чему особенно содействовало то, что город, по случаю приближавшагося праздника Пасхи, переполнился безчисленными массами паломников. Порядок можно было возстановить только силой, и поэтому Архелай прибег к этому средству. Он двинул на толпу свое войско, произошло уличное побоище, во время котораго было убито 3000 человек, и пасхальные паломники были изгнаны из города, так что принуждены были разойтись по домам, не совершив обычнаго пасхальнаго праэдиества. Буря народнаго негодования, столь долго сдерживавшаяся железною рукой Ирода, теперь обнаружилась с полною силою.

Архелай немедленно отправился в Рим, оставив в отсутствие себя правителем Филиппа. С ним отправились Дарида, жена Ирода, его сестра Саломия и другие члены семейства, повидимому для поддержания его прав, но в действительности с целью противодействовать ему, потому что они ненавидели его как сына самарянки, и даже более: как второго Ирода, Антипа также отправился в Рим хлопотать о своих правах на царство в силу прежняго завещания, и как старший сын тайно с лукавым коварством поддерживаем был в своем предприятии даже теми, которые сопровощали Архелая. Семейство Ирода вообще более склонялось к учреждению олигархии, в которой бы все члены его могли принимать участие, чем к утверждению кого-либо самостоятельным царем; в худшем случае оно предпочло бы римскаго правителя Архелаю или Антипе; но если уже суждено быть на престоле кому-нибудь одному из них, то они более желали Антипу, чем его брата, котораго ненавидели все. В Риме оба претендента усердно хлопотали пред сенаторами в пользу своего дела и унижали свое достоинство неприличными спорами. Между тем из Иерусалима прибыла депутация в числе пятидесяти иудеев, с целью протестовать против назначения царем Архелая и просить присоединения Иудеи к Сирии, как части римской провинции, под властью римскаго правителя, в надежде, что Рим ограничится внешнею покорностью и сбором налогов, и предоставит народу полную свободу в его внутренних религиозных делах. Посольство это было принято с большим восторгом иудеями Рима, из которых 8,000 человек сопровождали его к храму Аполлона, где Август назначил им аудиенцию. I. Флавий Древности 17. 11, 1, 2 Депутация подробно и обстоятельно изложила пред ним все свои жалобы на Ирода, — хотя его уже и не было теперь в живых, — на его проскрипции и конфискации, на украшение им чужих городов и пренебрежение к городам собственнаго царства, на его чрезмерные налоги и многое другое, причин послы заявляли еще, что они надеялись на более доброе отношение к себе со стороны Архелая, но что им теперь приходится оплакивать три тысячи своих сограждан, убитых им в храме при самом вступлении своем во власть. Народ, говорили послы, желает только одного, именно освобождения от Иродов и присоединения к Сирии. Слух об этой аудиенции быстро распространился по Иудее, и глубоко запечатлелся в народной памяти. Вместе с тем стало известно всем, как Архелай, желая какбы превзойти всякую степень унижения, оставшуюся возможною для братьев, бросился, наконец, к ногам кесаря и умолял его о милости I. Флавий, Древности, 17. 9, 7. . Все эти обстоятельства настолько были общеизвестны, что впоследствии Христос не имел надобности даже объяснять В притче Архелай не мог быть назван по имени, потому что в ней подразумевается другой, духовный царь, или Мессия, отвергнутый иудеями, но имеющий предать и х грозному суду. Ценз. , кого именно Он разумел в Своей притче о минах (Лк. 19:12), в которой говорил, как однажды человек высокаго рода отправлялся в дальнюю страну, чтобы получить себе царство, и как граждане, ненавидя его, отправили вслед за ним посольство, которое громко заявляло: «не хотим, чтоб он царствовал над нами».

Архелаю только отчасти удалось достигнуть своей цели. Через несколько дней после этих ходатайств, из уважения к завещанию Ирода I. Флавий, Древности, 18, 8, 1. и несомненно под влиянием подарка в десять миллионов драхм самому кесарю (что составит более двух миллионов рублей), кроме золотых и серебрянных драгоценностей и дорогих одежд его жене Юлии, император поднял валявшагося у его ног царственнаго юношу и назначил его этнархом предоставленной ему Иродом части царства, обещая сделать его впоследствии «царем», если он окажется достойным того. Ему были предоставлены Идумея, Иудея и Самария с большими городами: Иерусалимом, Самарией, Кесарией и Иоппией; но Газа, Гадара и Иипос, как греческие города, были присоединены к провинции Сирии I. Флавий, Древности, 18. 11, 4 . Доходы с этой части были весьма значительны и восходили до 600 талантов, что составит около 1.500,000 рублей. Антипа имел только третью часть этих доходов, а Филипп только шестую часть. Огромную сумму денег, оставленную ему Иродом, кесарь возвратил сыновьям, оставив себе только несколько дорогих сосудов на память.

Когда в Риме происходили эти поразительныя сцены, дела в Палестине шли весьма худо. Как только Архелай уехал, весь народ пришел в необычайное возбуждение. Побоище, произведенное им при самом вступлении в управление, было какбы искрой в насыщенном взрывчатыми веществами воздухе, и немедленно начало разгораться пламя мятежа. Многим это время представлялось удобным моментом для возстановления богоправления, когда бы, как и раньше, царем избраннаго народа был только один Бог. Богатые классы и все те, которые заботились только о материальных выгодах торговли и промышленности, желали управления посредством римскаго прокуратора. Они относились с одинаковым безразличием к религии, правлению и закону, ставя свои личныя удобства и свои личныя выгоды выше всего. Но в течение нескольких поколений в стране образовалась партия, идеи и цели которой были совершенно иныя. Со времени Ездры одна часть народа, несмотря на все превратности в его исторической жизни, с непоколебимою настойчивостью лелеяла мечту о возстановлении теократии. Священным идеалом для нея была политическая система, как она изложена в Пятокнижии. Цари над Израилем, пи их воззрению, были похитителями прав Иеговы, вследствие чего против них и протестовал от Его имени великий пророк Самуил. Язычников теперь они не могли терпеть так же, как в древности хананеев, которых Бог повелел их отцам изгнать из Палестины. Обетованная земля должна всецело принадлежат Иегове, и Его народу под главенством только первосвященшика, с низвержением всякаго чужеземнаго или царскаго правления. Приверженцы этих воззрений, быть может, и чувствовали невозможность возстановления такого порядка вещей после столь многих совершившихся в стране перемен, но они не хотели сознаться в этом. Их предки возстали против персидскаго владычества и с радостью отдались под власть греческаго победителя, хотя с условием, чтобы им обезпечена была полная неприкосновенность их национальных учреждений. Когда греческое владычество в свою очередь подверглось порче и стало угрожать «закону», то против греков возстали «благочестивые» хасидимы, и под главенством Маккавеев обнажили меч за истинную религию, именно в форме теократии. Они оставались верными этому великому патриотическому дому, пока он признавал первосвященство высшим достоинством в государстве и пока необходимо было бороться в защиту своей веры. Но как только для них оказалась возможность опять свободно исполнять свои обряды и предаваться изучению религии и закона, они оставили ряды Маккавеев, не желая принимать никакого участия в утверждении политической власти, которой они не придавали никакого значения. Наконец Иуда Маккавей был почти совершенно оставлен ими и мог собирать около себя только горсть из 3,000 последователей, а наследовавший ему брат его должен был бежать с горстью своих приверженцев в дебри и болота Меромскаго озера или пустырей Галаада. Продолжительный мир, сохранявшийся в правление Иоанна Гиркана но окончании им своих войн, был посвящен раввинами на создание знаменитой «ограды» вокруг закона, с целью навсегда воспрепятствовать религиозному отступничеству и разложению, которое почти погубило иудейство под владычеством сиро-греческой династии. С этого времени мы и начинаем слышать о «необщительности» иудеев но отношению к другим народам. Среди них появилось фарисейство, с его обрядовою отчужденностью и оно не отступало пред самыми крайними последствиями, на которыя только был способен религиозный фанатизм. Эта крайняя партия стала известною под названием «фарисеев» т.-е. отщепенцев, между тем как окружавшая царя придворная партия, которая довольствовалась признанием лишь писаннаго закона, в насмешку была названа «саддукеями», то-есть праведниками.

С течением времени равнодушие фарисеев или крайней партии к политическим делам и сосредоточение ими своего внимания исключительно на соблюдении и выработке закона наложили соответственную печать и на настроение народа вообще. Во время междоусобной войны между Гирканом и Аристовулом оба братья Асмонеи стояли по возможности в стороне. «Священный народ», составлявший «царство священииков», не хотел признавать никакого другого отличия, кроме отличия по благочестию и знанию закона, которыя были только личными добродетелями и не могли быть передаваемы но наследству. Асмонейский дом, занимая престол, потерял значительную долю народнаго сочувствия, а священническая аристократия, составлявшая придворную знать, сделалась для народа предметом отвращения. От последних лет управления Иоанна Гиркана до смерти Ианнея, раввины, живя в отчуждении, более и более стягивали к себе жизненныя силы народа, и пользуясь царственным покровительством Александры, вместо того, чтобы заботиться о накоплении богатства и об усилении своей власти, они трудились над выработкой законнической системы, которая могла бы обезпечить торжество их идей. Безкорыстие всегда привлекательно, и наградой ему была та беззаветная преданность народа раввинам, которая не знала границ. «Люби труд, сторонись от политики и не занимай должности», — таково было основное правило Шемайи, преемника Симеона бен-Шетаха. Борьба между Гирканом и Аристовулом нисколько не интересовала фарисеев. Талмуд, воплощающий в себе раввинския чувства и мысли, никогда не упоминает даже имени кого либо из пяти Маккавеев, пи даже имени самого Иуды, так что самое произношение и значение слова Маккавей было неизвестно его составителям. История народа была совершенно чужда этим мечтательным фанатикам, которые не признавали никакой земной власти вообще.

Но и среди самих раввинов и слепо-фанатическаго народа была еще более крайняя партия — непримиримых. Некоторых из них не удовлетворяла даже вся суровость и строгость раввинов, и по временам то внутри самого круга раввинов, то вне его появлялись люди еще более крайних взглядов, которые не хотели терпеть никаких компромиссов, иногда допускавшихся фарисеями. Они не хотели признавать ни князя, ни царя, и еще менее какую-либо иноземную языческую власть. Уже во времена Иоанна Гиркана среди них начал раздаваться ропот недовольства, и голоса их поднялись еще громче при Александре Ианнее, который старался подавить их суровым гонительством. Но когда прибыл Помпей, в качестве завоевателя и решителя судьбы иудейскаго народа, то они еще раз своими настойчивыми протестами доказали, что партия их была еще сильна. Во время междоусобных войн многие из них сражались за Асмонейских князей, но при Ироде они были подавлены настолько, что никакое политическое действие с их стороны не было более возможным, и они должны были посвятить себя ревностному изучению закона, которое и сделало его царствование золотым веком раввинства. Если не в политике, то по крайней мере в своих школах они все-таки могли воспламенять патриотический дух подростающаго поколения, и некоторые из них делали это с большим успехом. Даже в самые суровые периоды царствования Ирода некоторые не боялись высказывать резкий протест против захвата им престола, который, по их убеждению, принадлежал только Богу. Так называемые разбойники, разбитые им при Арбеле, повидимому скорее были шайками этих крайних патриотов, которые старались осуществить свою теократическую мечту. Главнейшим вождем этих ярых зилотов был некий Езекия, котораго Ирод захватил только с большим трудом и предал смерти, хотя его сын, Иуда галилеянин, впоследствии опять не раз поднимал знамя возстания за свободу и учреждения народа.

По случаю мятежей, происшедших при восшествии Архелая, в Иерусалим прибыл Квинтилий Вар, бывший в то время правителем Сирии и сделавшийся впоследствии, вместе с своими легионами, жертвою Арминин в Германии. Произведя несколько экзекуций и предполагая, что порядок возстановлен, он возвратился в Антиохию, оставив после себя в Иерусалиме, под начальством Сабина, целый легион вместо гарнизона, который в мирное время считался совершенно достаточным для поддержания порядка. Едва ли мог он сделать что-либо хуже, когда предоставил начальство над легионом такому человеку,

как Сабин, потому что, подобно римским правителям вообще того времени, это был человек совершенно безпринципный, жаждавший только наживы, к достижению которой он и стремился при первой возможности, не пренебрегая никакими средствами. Он привел иудеев в ярость, заставив их передать в его руки укрепления Иерусалима и захватив сокровища Ирода, которыя он немедленно обратил в свою собственность. Единственной его целью было грабительство, и в этом отношении он не считал слишком смелым никакого беззаконнаго насилия. Вымогательства и грабительства довели народ до яростнаго изступления, и мятежное настроение охватило не только город, ной окружающую страну. Повидимому, для иудеев наступал удобный момент возстать за право своей давно потерянной национальной свободы и, по изгнании язычников, опять возстановить теократию под главенством раввинов. При своем изступлении иудеи не знали ни предосторожности, ни благоразумии, равно как и вообще не принимали ни каких соображений о возможности неудачи. По их мнению, в обезпечение за ними победы, в случае надобности, совершатся чудеса, потому что видимо приближалось явление Мессии. Кроме того, это было время пятидесятницы, и огромная масса народа из Галлилеи, Идумеи, Иерихона и Переи, но более всего из Иудеи, пользуясь праздничным временем, устремилась в Иерусалим, чтобы помочь в борьбе с алчным хищником, грабившим город. Разделившись на три отряда, мятежники наводнили город, и Сабин в ужасе отступил к крепости Фазаилу. Но над ним скоро разразилась буря. Заняв кровлю храмовых пристроек, иудеи осыпали целым градом камней и стрел римских воинов, посланных для удаления их, так что наконец последние, находя все другия меры безполезными, подожгли и почти уничтожили эти пристройки, причем сухия кедровыя балки и воск, которым скреплены были покрывавшия пх 30- лоты я пластинки, давали весьма пригодную пищу для пламени. Самый храм теперь оказался в руках римлян, которые мстили за себя расхищением его сокровищ, причем на долю самого Сабина досталось 400 талантов, т. е. около миллиона рублей I. Флавий, Bell. Jud. 11, 3, 2—4. . Но это только еще более разъярило народ, и даже войско Ирода было настолько оскорблено этим, что все отряды, за исключением самарянских полков, в числе 3000 человек, перешли на сторону народа. Между тем пламя мятежа распространилось но всей стране. Уволенные солдаты Ирода начали производить грабежи в Иудее, и 2000 из них, соединившись в отряд в Идумее, храбро боролись против партии новаго царя, заставив двоюроднаго брата Иродова, Ахиава, высланнаго против них, искать себе убежища в крепостях, так что вся открытая страна была в их руках. За Иорданом, в Перее, некий Симон, бывший некогда рабом Ирода, стал во главе большой шайки, которая провозгласила его своим царем, надеясь при помощи его освободить

свою страну и возстановить в ней свободу религии. Проникнув в ущелья между Иерусалимом и Иерихоном, они сожгли дворец Ирода в этом последнем городе, и предавали огню и мечу жилища всех несочувствовавших им. Отряд римских воинов, высланный против Симона, вскоре однако же разсеял его последователей, а сам он был убит. Далее, к северу, во главе мятежнаго народа стал пастух Афронг, пасший свои стада в диких пустыНЯХ заиорданской страны. Это был человек огромнаго роста и необычайной силы, и с своими четырьмя братьями, отличавшимися подобно ему высоким ростом, старался отмстить врагам своей страны. Собрав большую толпу последователей, он начал ожесточенную партизанскую войну против высылавшихся для его подавления войск, и был в состоянии держаться в течение нескольких лет, пользуясь большим сочувствием и поддержкой со стороны народа. י

Но самое опасное возстание произошло в Галилее, которая была и раньше главным очагом зилотов, при Езекии, за поколение пред тем. Сын его Иуда, родившийся по другую сторону Иордана, но известный под названием галилеянина, вполне воспринял в себя мятежный дух своего отца. Мечтой его жизни сделалось возвращение страны Богу, как ея единственному истинному Царю. Время, повидимому, благоприятствовало его возстанию за «Бога и закон», как это делали его отец и герои его народа в прежнее время. Храбрые и преданные галилеяне, всегда готовые сражаться, лишь только раздавался крик, что закон в опасностп, большими массами собрались вокруг него, и во главе их Иуда совершил смелое предприятие, которое сделало его героем своего времени и прославило его имя по всем городам и селениям страны. Столицей Галилеи был Сепфорис, сильно укрепленный город на горе и бывший местом большого арсенала на севере. Эту крепость, подобно птице, как означает и самое название города, сидящей на вершине своего холма, Иуда взял приступом, и успех этот предоставил в его руки массу оружия всякаго рода и большую сумму денег.

Сколько времени он в стоянии был удерживать за собою власть — неизвестно. Римляне, не теряя времени, приняли меры к подавлению как его, так и других мятежников. Вар, опасаясь за безопасность оставленнаго им в Иерусалиме легиона, двинулся на юг из Антиохии с двумя добавочными легионами и четырьмя отрядами кавалерии, помимо вспомогательных войск, достапленных окружными местными князьями, как требовалось от них. При проходе чрез Берит, этот город дал ему повое подкрепление из отряда в 1.500 человек, а Арета, князь каменистой Аравии, выслал ему большой отряд иррегулярных войск из диких арабских всадников и пеших воинов. Вся эта военная сила сосредоточена была в Птолемаяде, и из этого пункта Вар отправил своего сына с сильным отрядом в Галилею, а сам двинулся чрез Ездрилонскую равпину и Самарию к Иерусалиму. Самария не принимала никакого участия в этих мятежах из за своей вековой ненависти к иудеям, и поэтому

осталась нетронутою, причем Вар раскинул свой лагерь в деревне Аре, которая и сожжена была арабскими вспомогательными войсками из-за их ненависти к Ироду. Сожжен был также Еммаус, в котором один отряд римских воинов подвергся нападению и отчасти был избит Афронгом. С приближением римскаго войска в окрестности столицы, осаждавшие ея крепости иудеи немедленно разсеялись, и Вар двинулся в город, не встречая никакого сопротивления. С ловким притворством, иерусалимские иудеи свалили всю вину в мятеже на пасхальных паломников, уверяя, что они и сами находились в осаде от них, как и Сабин. Между тем войска захватывали всех беглецов, из которых 2000 человек были распяты вдоль дорог в окрестностях Иерусалима. Войско мятежников, состоявшее из 10,000 человек, разсеялось, и мятеж в Иудее на время был подавлен. Некоторые из родственников Ирода, принимавших участие в возстании, отправлены были узниками в Рим и были последними жертвами этого смутнаго времени. В то же время на севере успешно исполнял свою задачу и отряд под начальством сына Вара. Сепфорис был взят, его жители приданы в рабство, и самый город сожжен до основания, хотя Иуде при этом удалось спастись бегством, чтобы чрез несколько лет позже поднять другое, еще более страшное возстание.

Мир таким образом, мало-помалу, был возстановлен, и юные князья еще раз, благодаря содействию Рима, вступили в свое наследство. Но страна была опустошена: храбрейшие из ея юношей погибли на боевом поле, города и селения представляли собою груды тлеющаго пепла. Одной только Самарии послужило в пользу это возстание, потому что она не только не потерпела ничего за это время, но третья часть лежавших на ней налогов была снята с нея и возложена на Иудею, что сделалось новым основанием для ненависти иудеев к «глупому народу» Сихема.

Чувственная, безнравственная, жестокая натура Архелая, при полном отсутствии в нем правительственнаго такта, что все вместе возстановило против него самых его родственников и мудрейших советников его отца, не оставляет никакого сомнения касательно характера его царствования. По общему воззрению, он более всех своих братьев походил на своего отца. Из Рима он возвратился униженный в своих собственных глазах тем, что на коленях вымолил себе царство несмотря на то, что народ и все его родственники, за исключением справедливаго и почтеннаго Филиппа, старались помешать его успеху пред Августом. Единственною его мыслью теперь было мщение. Иисус, бывший при начале царствования Архелая еще отроком, несомненно часто слышал теперь или позже об этом его путешествии в Рим и его унижениях, а также и о принятых им мерах ярой мстительности по своем возвращении. В названной выше притче о минах Христос ясно изображает всю эту историю. Воспоминание о свирепой мстительности Архелая не могло не возникать в умах тех, кто слышали эту притчу, по которой добивавшийся царства господин, возвратившись из своего далекаго путешествия и созвав своих слуг, богато награждал оставшихся ему верными и предал смерти тех, кто противились его воцарению (Лк. 19:21-27). Архелай начал свое царствование такой именно расправой со своими слугами и врагами. Когда он овладел своим царством, говорит I. Флавий, то относился жестоко не только к иудеям, но и к самарянам I. Флав., Bell. Jud. 2.7, 3. . В Иерусалиме он низложил первосвященника из рода Воефа, по обвинению в заговоре против него. Но хотя это и не могло не понравиться фарисеям и народу, которые считали первосвященников из этого рода нечистыми Древности, 9, 1. , однако радость их была непродолжительна, так как к большому их негодованию, он предоставлял этот высокий сан последовательно двум из своих собственных креатур Древности, 17. 6, 4, 9, 1, 13, 1. . Его отношение к своему народу вообще было столь жестоким, что иудеи и самаряне на время забыли свою взаимную ненависть и соединенными силами стремились к его низложению. Но главным оскорблением, нанесенным им народному чувству, была его женитьба на Глафире, вдове его своднаго брата Александра, от котораго она уже имела детей. По смерти своего второго мужа, ливийскаго царя Юбы, она возвратилась к своему отцу, другу Ирода и Антония, и там именно Архелай, встретившись с нею на своем обратном пути из Рима, страстно влюбился в нее и женился на ней, устроив развод с своей женой. Ея прежняя репутация, приобретенная ею в Иерусалиме, могла бы заставить его задуматься, удобно ли везти ее туда опять, потому что ея высокомерный злой язык и страстная презрительность к Саломии, а также и к роду Ирода вообще были одною из главных причин смерти ея перваго мужа I. Флавий, Bell. Jud. 1, 24, 2 , причем даваемое ею воспитание своим детям в языческих манерах делало ее ненавистною и в глазах народа Древности, 18, 5 . Ея прелюбодейный брак теперь навлек как на нее, так и на Архелая самую ожесточенную ненависть. Но ей не пришлось долго прожить, так что она и не успела никому причинить каких-либо особенных неприятностей. Повидимому, с возвращением на место своей прежней брачной жизни в ней пробудилось воспоминание об ея умерщвленном муже. Вскоре после этого ей виделось во сне, что он пришел к ней и обвинял ее в неверности себе, проявившейся во вступлении ея в брак с Архелаем, и сон этот так сильно повлиял на нее, что она заболела и чрез несколько дней умерла Древности, 16, 13, 4 .

Архелай не отличался такою же наклонностью к языческой архитектуре и общественным играм, какой до страстности предан был его отец, и, быть может, к своему собственному ущербу, был менее склонен к торжественным заявлениям лести по отношению к императору и его правителям, и в то же время, при известной боязливости, обладал достаточным благоразумием для того, чтобы не чеканить на своих монетах каких-либо языческих или вообще неприятных народу знаков. В Иерихоне он е большим великолепием возстаповил сожженный Симоном дворец и основал на западных склонах Иорданской долины, в Самарии, город, назвав его в честь себя Архелаидой и снабдив его прекрасными водопроводами для орошения пальмовых рощ в своих садах Древности, 17, 13, 1 . Но кроме этого он вообще не оставил никаких памятников своего царствования. Все его время и сердце были слишком заняты пороками и пьянством, чтобы с большим интересом относиться к чему-либо другому. Между тем ненависть народа и его вождей, фарисеев, с самаго начала старавшихся воспрепятствовать ему в достижении престола, с течением времени возрастала все более. Борьба продолжалась с истинно иудейскою настойчивостью в течение девяти лет, раздуваемая более или менее открыто родственниками этнарха и пх партиямп при дворе. Наконец, в начале шестого года дела приняли критический оборот. Иудея и Самария, на время под влиянием общаго угнетения подружившияся между собою, отправили совместно посольство в Рим для обвинения тирана пред его властелином в оскорблении императорскаго величества тем, что он не исполнил даннаго ему приказания соблюдать должную умеренность в правлении. Архелай чрезвычайно встревожился. Подобно своей покойной жене, он был крайне суеверен, и когда увидел сон, будто десять совершенно спелых колосьев съедены были волами Древности, 17, 13, 3 , то принял его за худое предзнаменование. При этом он еще более был напуган некиим Симоном ессеем, который объяснил ему, что десять колосьев означали десять лет, которыми должно было ограничиться его царствование. Сделать это предсказание при данных обстоятельствах было, впрочем, нетрудно. Посольство в Рим сделало свое дело. Кесарь пришел в сильное негодование и приказал агенту Архелая в Риме, человеку того же имени, немедленно отплыть в Палестину и потребовать, чтобы государь его явился в Рим Древности, 17, 13, 2 . Посланный прибыл в Иерусалим как раз чрез пять дней после указаннаго сновидения и застал Архелая за пиршеством с своими друзьями. Императорский приказ не терпел никакого отлагательства, и испуганный царек немедленно отправился в Италию. Там быстро была решена его судьба. Обвинители и обвиняемый были поставлены на очную ставку, и Архелай был приговорен на пожизненное изгнание, и вся его собственность была конфискована в пользу императора. Местом его изгнания была назначена Вьенна в Галлии, на берегу Роны, немного к югу от новейшаго Лиона. Там он и жил в безвестности до самой своей смерти среди виноградников южной Франции, быть может сделавшись более благоразумным и счастливым человеком, чем каким он был в злополучные годы своего величия. Его царствование было началом конца Иродова царства, так как владения его немедленно были присоединены к Сирии в качестве части этой римской провинции Древности, 17, 13, 15 . Желание иудеев было наконец удовлетворено, но они вскоре должны были почувствовать, как горько обманулись они, предполагая, что присоединение их страны к Риму могло обезпечить им религиозную независимость. Замок в Иерихоне, пальмовыя рощи и здания Архелаиды были единственными памятниками этнарха, кроме, разумеется, той горечи, которую он оставил в сердце каждаго иудея своими жестокостями и угнетениями.

В эти последние месяцы народнаго возбуждения, невидимому, сошел со сцены 120 лет от роду человек, оказавший несравненно больше влияния на народ чем его ничтожные царьки, именно Гиллель, кроткий, благочестивый ученик Ездры. Родившись среди иудеев разсеяния, именно в Вавилоне, он много лет тому назад прибыл в Иерусалим Около 50 года Р. Хр. с целью посещать знаменитыя школы Авталиона и Шемайи и, которыя Ирод своими притеснениями почти совершенно сокрушил в позднейшие годы своего царствования. Вместе с ними, он подавил бы и раввинизм, еслибы не этот гений, воспитавшийся в их духе. Будучи уже женатым человеком, он не имел никаких других доходов, кроме поденнаго заработка в полдинария, приобретавшагося им в качестве носильщика или поденщика. Правда, один из его родных братьев был великим раввином и главою школы в Вавилоне, а другой сделался богатым человеком в Иерусалиме. Но богач нисколько не заботился о нем и открыто презирал его, а другой, хотя и занимал высокое положение, был и сам такой же бедняк. Не будучи однажды в состоянии заплатить ничтожной платы за вход привратнику школы, Гиллель однако же не хотел упустить знания, котораго жаждала его душа. Дело было зимой, накануне субботы, так как занятия в школе происходили в пятницу вечером, продолжаясь всю ночь до утра субботы. Чтобы воспользоваться уроком, ставшим для него недоступным, Гиллель взобрался в наружную нишу одного окна и сел там, дрожа от холода, так как погода была холодная и шел сильный снег. К утру, говорит предание, Шемая заметил Авталиону: «брат Авталион, в нашей школе днем бывает обыкновенно светло; вероятно это утро слишком облачно, если у нас так темно». Сказав это, он взглянул вверх и увидел человека в окне. Это был Гиллель, который, заваленный снегом, едва дышал. Учителя и ученики внесли его в комнату, омыли его, натерли маслом и, положив по близости к очагу, постепенно привели его в чувство. «Для такого человека можно было даже нарушить субботу», говорили учителя и ученики между собою» Joma 35 в. привед. у Делича его «Hillel und Jesus” .

Через пять или тесть лет после начала царствования Ирода, Гиллель сделался главою раввинства в Иерусалиме, как оказавшийся единственным человеком, учившимся при Авталионе и Шемаи. Спустя некоторое время явилась новая школа под главенством Шаммаи. Гиллель, хотя и строгий иудей, отличался однако же наклонностью в некоторых отношениях к гуманным и либеральным идеям; Шаммаи был воплощением узкаго крайне фарисейскаго духа и как такой имел гораздо больше последователей, чем его более мягкий соперник. Слабость Гиллеля, как и его сила, заключалась в его миролюбии, так как он слишком часто поступался принципом для поддержания мира. До нас сохранилось много его изречений, но большая часть из них гораздо ниже даже тех, которыя оставлены Эпиктетом или Сенекой См. собрание их в Keim, Jesus von Nazara, 1, 258. . Из них особенно замечательно его обобщение закона, сделанное для одного язычника: «чего бы ты не желал сам, никогда не делай своему ближнему — вот весь закон, а все другое есть только его толкование». Но, подобно всем раввинам, его религиозная система была не здрава в самой своей основе. Основным принципом ея было верование в строгое возмездие паи вознаграждение за всякий акт. «Подобное за подобное» — такова была сумма всей его нравственности. Увидев однажды человеческий череп плывущим по реке, Гиллель воскликнул: «ты утоплен за то, что сам утопил (кого-нибудь), и тог, кто утопил тебя, будет некогда утоплен также Pirke Aboth. 2.6 ». Тоже самое, учил он, будет и на страшном суде. «Тот, кто приобрел знание закона, — говорил он — приобрел также и будущую жизнь». Там же, 2.7. 14

Во время изгнания Архелая Отроку Иисусу было около десяти или двенадцати лет, когда Он спокойно, вдали от мирских треволнений, жил в своем галилейском Назарете, среди его живописных холмов. Между тем, это было критическое событие в судьбе погибающаго народа, потому что оно повлекло за собой последствия, наполнившия страну ужасом и подготовившия окончательную катастрофу, которая, спустя 60 лет, закончилась полным уничтожением Израиля как народа.

Источник

Библейская история при свете новейших исследований и открытий. Новый Завет. С-Пб.: 1895. С. 68-83

Евангелие от Матфея, Глава 2, стих 23. Толкования стиха